Жили-были на дальнем хуторе дед Иван и его внук Федор. Случилось так, что на всем белом свете родных у них не было, поэтому был дед Иван для мальчика и мать и отец.
Дед Иван был годами велик, но сила в его руках еще была. Мог он дом срубить, печь сложить, колодец поставить, на гончарном круге посуду изготовить, и еще много чего. Недаром люди его руки золотыми называли. Не только руки у деда Ивана были золотые, но и сердце. Всех он любил, всем помогал, никого не осуждал. «Не суди, и не судим будешь», — внуку наказывал.
Еще дед Иван сам хлеб растил. Сначала сеял с молитвой, потом с молитвой урожай собирал, потом снопы вязал, молотил, зерна в муку молол и хлеб выпекал. С большим уважением дед Иван к хлебу относился. И за все Бога благодарил.
Хозяйство на хуторе было небольшое – лошадь да коза, хрюшка с хряком, куры да гуси.
Гуси — птицы важные, гуляют, где хотят, никто им не страшен, кроме лисиц и волков.
Долго терпели птицы Федины выходки, но однажды, когда тот начал по ним камешками из рогатки стрелять, не выдержали. Шеи вытянули, крылья раскрыли, зашипели и пошли на него стеной. Мальчик сразу наутек бросился, но вожак его догнал и за ногу ущипнул. С тех пор Федор гусей не дразнил.
Когда дед с хутора отлучался, за мальчиком присматривали кошка Мурка и пес Шарик. Были они друзья – не разлей вода, ни минуты друг без друга прожить не могли. Идет Мурка на мышей охотиться, и Шарик с ней. Отправится пес в лес белок гонять, и кошка за ним. Все они понимали, все замечали, только что по-человечески не говорили.
Однажды слепил Федя из хлебного мякиша фигурки лисы и медведя.
— Ах, молодец, как у тебя хорошо получается, — обрадовался дед, увидев их, — глядишь, со временем и из глины начнешь лепить, а потом я тебя и за гончарный круг посажу, посуду делать научить.
— Не, деда, — отвечал Федя, — я твой тяжелый круг крутить не хочу, мне больше из хлеба лепить нравится.
— Ну, лепи, лепи, — согласился дед Иван, — только потом хлебушек съесть не забудь. Не всяк пашню пашет, а всяк хлеб ест.
— Съем, съем, — кивал Федя головой, а сам фигурки за окошко выкидывал. Мол, птицы подберут.
Однажды попались хлебные зверята на глаза Мурке. Она сразу смекнула, что это Феденька хлебом балуется. Знала кошка, как тяжело хлеб деду достается. Побежала она к Шарику рассказать, что мальчик хлеб на землю бросает, деда обманывает.
— Избаловал Иваныч мальчика, — вздохнул пес, выслушав подругу, — родители дитя балуют, а жизнь его не жалует. Нахлебается еще наш Федюня горькой водицы.
Когда мальчик подрос, дед Иван его грамоте научил. Съездил в город, продал на базаре овощей-фруктов и на вырученные деньги азбуку купил и сказок разных.
Больше всего Федору понравилась сказка про волшебную щуку, которая могла исполнять все желания.
«Вот бы мне такую рыбу поймать, — принялся он мечтать, — была бы у меня и печь, которая сама ездит, и скатерть-самобранка, и сапоги-скороходы». Чтобы рыбу поймать — надо рыбачить научиться. Попросил мальчик деда смастерить ему удочку по размеру и начал пропадать на речке день-деньской, но кроме карасиков и плотвы ничего ему не попадалось.
— Ну что, поймал свою волшебную щуку? – ласково смеялся дед, встречая внука с рыбалки.
— Нет, — вздыхал Федор, — не поймал.
— Ну, ничего, не переживай. Я из твоей мелочи вкуснющую уху сварю. Мы ее с хлебушком и навернем.
— А я твои пироги больше хлеба люблю есть, — отвечал Федюша.
— Ишь, пироги он любит! А знаешь, что народ-то говорит?
— Что?
— Без хлеба куска везде тоска. Хлеб всему голова. Думай — не думай, а лучше хлеба-соли не придумаешь. Вот подрастешь, буду тебя с собой на поле брать, сначала научу зерно сеять, а потом и остальную хлебную премудрость освоишь.
— Не, деда, я на поле с тобой ходить не хочу.
Жарко там, и колоски колются. У меня после них все лицо чешется. Я лучше козу пасти буду. Ты мне только дудочку вырежи.
— Вырежу, вырежу — улыбался Иван Иванович, целуя внука в курносый нос. Очень он Федюшу любил и жалел – сирота все-таки.
Вскоре мальчик рыбачить перестал. Решил, что волшебная щука в другой реке плавает. Взамен рыбалки пристрастился он на дудочке играть. Целыми днями мог в нее разные песенки выдувать.
Солнце встало – солнце село, быстро время на хуторе летело. Круглый год трудился дед Иван от зари до зари. А Федор летом козу пас, зимой дома сидел, на дудочке играл, или на санках с горки катался. Как дед ни пытался внука к труду приучить, ничего у него не вышло. «Ладно, — думал дед Иван, — силушка у меня еще есть. Если Бог управит, то я еще Федю потяну, а там, глядишь, надоест парню баклуши бить, сам к работе потянется». Но не случилось ему дожить до этого. В праздничный пасхальный день остановилось любящее сердце деда Ивана. Было тогда Федору семнадцать лет.
Похоронил он деда, поплакал, повздыхал, и стал дальше жить, как привык. Чай с баранками пил, картошку ел с соленьями. Дед Иван их столько запасал, что до нового урожая хватало. Про козу и птицу Федор вспоминал, когда ему яйца были нужны и молоко. Пришлось Мурке за птицей и хрюшками ухаживать, а Шарику лошадь и козу пасти. Так до осени Федор и прожил, ни о чем не заботясь.
Но однажды сунул он руку в мешок с баранками, а там пусто. Полез в подпол за картошкой – и та закончилась. Хлебных сухарей тоже не осталось. Что делать?
Сел парень на крыльцо, пригорюнился, думает, и что я у деда не учился, пока тот жив был? Подошли к нему Шарик и Мурка, встали рядом.
— Правильно думаешь, не лениться надо было, а работе учиться, — вдруг человеческим голосом заговорил Шарик. — Счастье и труд рядом идут.
— Вот-вот, для кого труд — радость, для того жизнь – счастье, — откликнулась Мурка.
— Вы что, умеете по-людски разговаривать? – оторопел Федор. – Что же вы раньше молчали?
— А о чем говорить? Не до разговоров нам было, мы делами занимались, — отозвался Шарик.
– Работали до поту и ели в охоту.
— Да, поесть бы я сейчас не отказался, — вздохнул Федор. – Только запасы дедовы закончились. Как теперь жить, ума не приложу.
— Надо было грядки копать, семена сеять, огород сажать. Слышал, как дед Иван говорил: «Человек трудится — земля не ленится; человек ленится — земля не трудится», — сказал Шарик.
— Да слышал я все, — махнул рукой Федор, — неохота мне было с грядками возиться, еще мозоли бы лопатой натер. Я лучше в город поеду, хряка с хрюшкой продам, еды куплю.
Сказано — сделано. Продал Федор свиней, наелся в харчевне до отвала, ночь в телеге переночевал, утром по базару прошелся, всего, что глаза захотели купил и на хутор отправился. Вернулся домой довольный, на ходу пирог с капустой жует, квасом запивает.
Шарик с Муркой встретили его у крыльца, чуть не плачут.
— Что это вы такие поникшие, — спрашивает Федор, слезая с телеги, — что случилось?
— Пришли ночью лисы и всех кур и гусей утащили. Прости, хозяин, не доглядели, — сказал пес.
— Эка беда, — махнул рукой Федор, — от этих птиц были одни хлопоты. Я столько вкусной еды привез, что надолго хватит, и без яиц проживу.
Начал он дальше жить-поживать, на дудке играть, песни петь. А Шарик с Муркой за козой и лошадью смотрели.
Ел Федор так, что за ушами трещало, ни в чем себе не отказывал. Поэтому его запасы к началу весны закончилась. Как-то пошел парень на ледник, балыка и ветчины отрезать, а там лишь хвостики от них на веревочках болтаются. Бросился он к мешку с баранками, а там снова пусто. И горох, и греча, и варенье с печеньями – все закончилось. Что делать?
Сел Федор на крыльцо, голову руками обхватил. «Думай, голова», — свою голову уговаривает.
— Что, хозяин, пригорюнился? Снова есть нечего? – подошли к нему пес и кошка.
— Нечего, — вздохнул Федор.
— Так теперь самое время и картошку, и хлеб, и гречу сажать. Помнишь, как дед Иван говорил: «Гречневая каша – матушка наша, а хлеб ржаной – нам отец родной».
— Да помню я все, — махнул рукой Федор.
– Неохота мне в поле идти, ногами грязь после дождя месить. Я лучше в город поеду, козу продам, а на вырученные деньги еды куплю.
Сказано – сделано. Продал Федор козу, купил сапоги со скрипом, кафтан нарядный, поел в трактире, вышел на улицу, а там ливень хлещет. Как быть? Тут один добрый человек его надоумил в гостиницу пойти ночевать. Мол, там и чисто, и тепло, и дождь не промочит. Федор согласился, а когда утром на улицу вышел, не нашел ни лошадь, ни телегу. «Цыган увел, — объяснил ему хозяин гостиницы, — недаром он вчера здесь вертелся». Понял Федор, какой добрый человек ему насоветовал в городе переночевать, да поздно было. Хорошо хоть оставшиеся деньги в кармане лежали.
«Хлеба побольше куплю и картошки, — решил парень, пересчитав монеты. — С хлебом я в беду не попаду, вроде, так дед Иван говорил».
Зашел Федор в пекарню, а там такой аромат от сдобы, что сил нет терпеть. Не выдержал он и на все деньги вместо хлеба булок да пирогов накупил. Закружилась его голова от сладких запахов, да не только от них, а еще и от красоты девичьей.
Федор был парень видный. Аленушке он тоже приглянулся. Улыбнулась ему девица, кренделем свежим угостила. Федор, недолго думая, бросился к ее отцу руки дочери просить.
Выслушал пекарь Федора и говорит:
— А где же твои сваты? Порядочный жених сватов засылает, да с подарками.
— Нет у меня никого, один я на всем белом свете.
— А сам-то ты откуда, прыткий такой? – прищурился пекарь.
— С дальнего хутора.
— Так ты деда Ивана внук! – обрадовался Аленушкин отец, — Знал я его, слава о его доброте и золотых руках по всей округе шла. Ну, если ты в деда пошел, то отдам я за тебя Аленку. За мужем добрым, работящим будет она, как за каменной стеной. У тебя, небось, хозяйство большое?
— Нет у меня ничего, только кошка да собака, — опустил голову Федор.
— Как же так? – поразился пекарь.
– Ведь у деда Ивана все было. Куда делось-то?
Пришлось парню рассказать, как он дедово наследство растерял. Выслушал его пекарь, и говорит:
— Знаешь что… Ты сначала работать научись, хозяйством обзаведись, а потом уже о свадьбе думай. Не отдам я свою любимую дочь за лентяя и бездельника.
Федор от огорчения чуть не заплакал. Вышел из пекарни, оглянулся, а в окошке Аленушка одной рукой слезки вытирает, другой — ему машет. Прощается навек.
Завалялись у Федора в кармане две монетки, только на маленький мешочек картофеля и хватило. Закинул он поклажу за плечо и домой отправился. Пока до дому дошел не заметил, как все булки и пироги стрескал. Только три баранки на дне мешка и остались.
А когда догрыз он последнюю баранку, то сел на крыльце, лицо в ладони уронил и заплакал:
— Как жить мне теперь? Что делать?
Подошли к нему Мурка и Шарик, сели рядом.
— Не плачь, хозяин, — говорит пес, — еще не поздно яровые посеять, огород вскопать, картошку посадить.
У тебя же картошка в мешке лежит, забыл?
— Точно, забыл! – подскочил Федор.
Бросился он в сарай, куда мешочек с картошкой забросил, пересчитал картофелины, если каждую на четыре части разрезать, может, на посадку и хватит.
— А как я хлеб растить буду, если ничего не знаю и не умею, — вздохнул он.
— А мы тебе подскажем, — вскочила Мурка от радости. – Мы часто с дедом на поле ходили, все видели, все помним, и где семена для посева лежат, знаем.
— А что я есть буду, пока урожай не получу? – всхлипнул Федор. Ох, и жалел он себя, несчастного.
– Ты, когда картошку сажать будешь, землю лучше копай, комочки разбивай, может и найдешь там чего, — подсказал Шарик.
«Неужели дед Иван клад закопал?», — екнуло у парня в сердце.
В поисках дедовых сокровищ Федор так землю рыхлил, что она в пух превратилась. Но кроме кровавых мозолей ничем не разжился.
— Золото познается в огне, а человек в труде, — помнишь, дед Иван говорил, — шепнул Шарик Мурке, видя, как Федор лопатой машет.
– Будет из нашего хозяина толк!
На следующий день замотал Федор мозоли чистыми тряпицами и отправился поле под рожь готовить. Шарик и Мурка с ним пошли.
— Помолиться надо перед работой, — напомнил пахарю Шарик.
— Да ладно, — махнул тот рукой, — я и без молитвы управлюсь.
— Без молитвы будет тебе поле для битвы, — вздохнула Мурка.
Походил Федор вокруг плуга, повздыхал, оглянулся на друзей. Те ему говорят: «Ты в плуг впрягайся, а мы им управлять будем». Так и сделали. К полудню пахарь от усталости шагу не мог ступить. Упал в свежую борозду, не шевелится. И вдруг услышал Федор, что земля дышит! «Не может быть!» Приник ухом к чернозему – «точно, дышит!». Стало ему понятно, почему дед Иван землю живой называл, матушкой величал.
Отдышался парень, напился воды, и снова за работу. Вернулся на хутор затемно. Так устал, что о еде и не вспомнил. Камнем на кровать упал и уснул.
Вышел на следующее утро Федор на двор, постучал руками по пустому животу, как по барабану ударил.
Вдруг смотрит – во двор телега заезжает. Из нее мужичок выскочил и к Федору бросился.
— Ты Федор, деда Ивана внук? – спрашивает?
— Я, — пробасил парень. – Только умер дед Иван на прошлую Пасху.
— Царствие ему небесное, — перекрестился мужичок. Золотое у него было сердце. Он однажды меня с семьей от голодной смерти спас, теперь я приехал долг отдать. Держи-ка!
И начал мужичок с телеги припасы сгружать. А там и гречка, и пшено, и мука, и рыба соленая и еще много чего. Выгрузил все и уехал.
Вспомнил Федор деда добрым словом, и призадумался.
Всю неделю вставал он ни свет ни заря, тряпицы на руках менял и в поле шел. Вскоре ладлни у него зажили, мозоли огрубели. Но, как ни старался наш пахарь, только одну половину дедова поля осилил. Вторая так и осталась невспаханная.
Подошло время зерно сеять. «Это работа легкая. Я с ней мигом справлюсь», — подумал Федор. Принес на поле дедовы запасы ржи, раскидал зерно, только собрался домой идти, как видит – летит к полю, гомоня на все небо, черная туча воронья.
«Они же все зерно склюют! Что делать?!», — схватился за голову сеятель.
— За ружьем беги, да стреляй в воздух, — подсказал ему Шарик.
Пока Федор на хутор бегал, пока ружье зарядил, пока обратно вернулся – птицы половину зерна склевали. Пальнул он пару раз в небо, прогнал ворон.
С посевом парень управился, огородом и садом занялся. Там тоже потрудиться пришлось – то посадка, то прополка, то поливка, то тля нападет, то колорадский жук налетит. В общем, забыл Федор и про дудку свою и про реку. Отдышался лишь к осени, когда первый в своей жизни хлебный каравай из печи достал. Поставил его не стол – не налюбуется. «Хоть и кривенький и подгоревший, зато мой, — радовался Федор, лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой. Хоть я четверть урожая собрал от того, что дед Иван имел, да она вся моя.
На следующий год он все поле осилил. Взошла рожь колосок к колоску – загляденье! «Знатный урожай соберу, — потирал руки Федор, — часть зерна продам, лошадь куплю, пару коров, бычка, а может, и на гусей с курами денег останется.
Тогда и к Аленушке свататься можно». Да только не сбылись его надежды, засуха началась, какой давно не было.
— Что же делать? Сгорит ведь урожай, — чуть не плакал парень.
— А ты Илье пророку помолись, чтобы он дождь послал. Дед Иван так всегда делал, — подсказала ему Мурка.
— Да не буду я молиться! – отмахнулся Федор. – Я лучше сам буду поле поливать.
Сказано — сделано. Начал он с утра до ночи воду на поле таскать, рожь поливать. Неделю поливал, а потом и дожди начались. Видно, пожалел его Господь.
На этот раз собрал Федор половину урожая от дедова, так что смог купить козу, да пару кур с петухом. «Ничего, — думал он, — на следующий год я все осилю».
Чтобы зимними вечерами не скучать, начал Федор из глины фигурки лепить, а потом и за гончарный круг сел. Мурка с Шариком, глядя на хозяина, не нарадуются. Горшки да кувшины у него, не хуже, чем у деда выходят, а то и лучше.
Весной продал Федор на базаре целый воз посуды и лошадь купил. Да не просто лошадь, а вороного коня в белых яблоках.
Оседлал его и к дому пекаря поскакал. Хотел на Аленушку посмотреть, себя показать. Увидела его девица, выбежала на крыльцо и говорит:
— Если ты через год хозяйство не поднимешь, отец меня замуж за купеческого сына отдаст. Он в этом году хотел, да я уговорила еще подождать!
Приехал Федор на хутор. Сел на крыльцо, задумался. Подошли к нему Шарик с Муркой. Сели рядышком. Спрашивают:
— О чем хозяин грустишь?
— Думаю, что как я не стараюсь на ноги встать, почему-то у меня не получается. То птицы налетят, то засуха, то жуки на огород нападут, то тля на деревья. Почему дед Иван полные закрома собирал, а я и половину с трудом заполняю?
Переглянулись друзья, мол, говорить или нет? Все-таки решились.
— Потому что дед твой все дела с молитвы начинал. А когда заканчивал их, то всегда Бога благодарил. Поэтому его поле и птицы облетали, и мыши кругом обходили.
— А еще он всегда бедным помогал, в первую очередь о других думал, в последнюю о себе.
— Это я знаю, — вздохнул Федор, — золотое у него сердце было.
За всех дед переживал, а особенно за меня, за сироту. А я ведь совсем ему не помогал, только об удовольствиях и думал. Ни спасибо, ни пожалуйста ему не говорил, — горько вздохнул Федор. – Эх, теперь бы я все по-другому делал, да поздно слезы лить. И с чего я решил, что умнее деда? Буду жить, как дед Иван жил!
На этот раз начал Федор посевную с молитвы, молитвой и закончил. Слава Богу, собрал он урожай небывалый – зерна столько, что в закрома не вместить, а овощей — в подпол. Продал он излишки и восстановил прежнее хозяйство, дом подновил, приоделся и сватов с дарами к Аленушке заслал.
На этот раз пекарь ему не отказал, но сначала на хутор к жениху съездил, убедился, что дочь в трудовые руки отдает. А на Покров молодые свадьбу сыграли. Для Шарика и Мурки напекла Аленушка их любимых пирогов с рыбой. А Федор для гостей хлебный каравай испек — ровный, румяный, с хрустящей корочкой. Поставил его посреди стола и сказал:
— Хлеб всему голова!
И все с ним согласились!
Раскина Когда папа был маленьким, он очень любил все вкусное. Он любил колбасу. Он любил сыр. Он любил котлеты. А хлеб он не любил, потому что ему все время говорили: «Ешь с хлебом!»
А хлеб ведь невкусный. Его есть совсем неинтересно. Так думал глупый маленький папа. И он почти не ел хлеб за чаем и за обедом. И даже за ужином. Он делал из хлеба шарики. Он оставлял корки на столе. Он прятал хлеб под скатертью. Он говорил, что уже съел весь свой хлеб. Но это была неправда. Он твердо решил, что когда вырастет большим, то вовсе не будет есть хлеба. И своих детей тоже никогда не будет заставлять есть хлеб.
«Ах, как будет хорошо без хлеба! – думал глупый маленький папа.- Что у нас сегодня на завтрак? Сыр? А вот мы его сейчас будем есть без хлеба. И колбасу без хлеба! А какой вкусный будет обед без хлеба! Щи без хлеба, котлеты без хлеба! Вот это жизнь! Вечером ужин. Тоже без хлеба. Как приятно ложиться спать, зная, что завтра будет чай опять без хлеба!» Так мечтал маленький папа.
И он очень хотел поскорее вырасти.
Напрасно дедушка и бабушка и многие другие говорили ему, что он ошибается. Они говорили ему, что хлеб очень полезен. Они говорили, что только плохой и глупый ребенок не любит хлеба. Они говорили, что если человек не ест хлеба, он может заболеть. Они говорили, что будут наказывать маленького папу за то, что он не ест хлеба. Но он все равно не любил хлеб.
И однажды произошел ужасный случай. У маленького папы была старая няня. Она очень любила папу, но очень сердилась на него, когда он капризничал за столом. Как-то раз бабушки и дедушки не было дома. Маленький папа ужинал без них. Он опять не стал есть хлеб. Тогда няня сказала:
– Сейчас же ешь хлеб, а то ничего больше не получишь!
Тогда маленький папа сказал:
– Я хлеба не хочу.
А няня сказала:
– Нет, хочешь!
А маленький папа сказал:
– Нет, не хочу!
И он бросил хлеб на пол. Тогда няня так рассердилась, что даже ничего не сказала ему. И это было очень страшно. Она смотрела и молчала.
А потом все-таки сказала:
– Ты думаешь, ты хлеб бросил? Я тебе сейчас скажу, что ты бросил. Я маленькая была, за кусок хлеба целый день гусей пасла. У нас в одну зиму совсем хлеба не было. У меня брат – ровесник тебе – с голоду помер. Ему бы тогда кусок хлеба, он бы жив остался. Учат тебя и писать, и читать. А как хлеб родится, не учат. Люди на тебя работают, хлеб растят, а ты его наземь. Эх, ты! Не хочу я на тебя смотреть!
Маленький папа лег спать. Но спал он плохо. Ему снились какие-то страшные сны. Утром, когда маленький папа проснулся, он узнал, что его на весь день оставили без хлеба. Папу часто оставляли без сладкого. Иногда его оставляли без обеда. Но без хлеба его оставили в первый раз в жизни. Это придумала няня. Она очень хорошо придумала. Утром маленький папа ел сыр без хлеба. Это было вкусно. Он быстро все съел. Но встал из-за стола голодный. Без хлеба он не наелся. Папа еле дождался обеда. Но котлеты без хлеба тоже ему не помогли. Весь день ему очень хотелось хлеба.
На ужин была яичница. Без хлеба она была совсем невкусная.
Над папой все смеялись и говорили, что не дадут ему хлеба целый год. Но утром ему дали хлеба. Этот хлеб был очень вкусный. Никто ничего не сказал, но все смотрели, как папа его ел. И маленькому папе было очень стыдно. И с тех пор он всегда ел хлеб. И никогда больше не бросал его на пол.
Читать другие рассказы А.РаскинаТроллейбусы и трамваи не ходили в Ленинграде блокадной зимой. Добираться домой пешком было тяжело, и Танин папа часто ночевал на заводе. Но в этот вечер папа пришёл домой. Он сказал:
— В городе два дня не выдают хлеба. Я беспокоился, как вы тут?
— Так же, как и все, — ответила мама.
А Таня молчала. Плохого ей говорить папе не хотелось, а что она могла сказать хорошего, если целых два дня у них с мамой не было ни крошки во рту. Да и говорить-то ей было трудно, от слабости всё время хотелось спать.
— Хлеб будет ночью, — сказал папа.
— Его уже пекут и завозят в булочные. Я вам его получу.
Папа взял карточки и ушёл. Потянулся тёмный и длинный вечер. Мама затопила печурку, поставила греться чайник и сказала Тане:
— Мороз большой, немецкие самолёты сегодня летать не будут, поспи до папиного прихода. — Она потеплей укутала Таню, и та закрыла глаза.
Но спать в этот вечер Таня не смогла. Сначала ей очень хотелось есть и всё время мерещилась большая горбушка чёрного хлеба, чуть подгоревшая и густо посыпанная крупной солью. Потом Таня стала думать о папе. Кончился вечер, наступила ночь, а его всё нет и нет. Где же он и почему не возвращается?
Таня знала, что папа работает на оборонном заводе, который фашисты бомбят и обстреливают чуть ли не каждый день. Но там папа не один. Там вместе с ним его друзья, его товарищи.
А сейчас… Темно в комнате, но ещё темнее за окном, там настоящая чернота. И в этой черноте папа бродит один и ищет булочную, где уже есть хлеб, чтобы получить его и накормить маму и Таню.
Он может попасть под обстрел… На него могут напасть диверсанты… И ведь он очень устал, потому что целый день работал в холодном цеху и на обед ел пустой дрожжевой суп…
Зачем они его отпустили? Зачем дали ему уйти?
И Таня заплакала. Она плакала горько, но очень тихо, глубоко зарывшись в подушку. Ведь рядом была мама, она тоже прислушивалась к каждому шороху, тоже волновалась о папе, и не хотелось ещё больше огорчать её.
…Папа вошёл без стука, у него был свой ключ. Он вошёл очень тихо и положил на стол хлеб.
— Третий час ночи, — сказала мама и зажгла коптилку.
— А на улице народу, как днём, и хлеб будут выдавать всю ночь. Разбудим Таню? — спросил папа.
— Право не знаю, что дороже, сон или хлеб, — ответила мама. Но Таня уже сидела на постели.
— Папа! — сказала она. — Папа всего нам дороже! — и потянулась к отцу.
— А почему у тебя подушка мокрая? — удивился он.
— Это ничего, я переверну её на другой бок, и она будет сухая. А вы дайте мне кусочек ночного хлеба, если можно, горбушку, — попросила Таня.
РАССКАЗЫ О ПРИРОДЕ
Однажды я проходил в лесу целый день и под вечер вернулся домой с богатой добычей. Снял с плеч тяжелую сумку и стал свое добро выкладывать на стол.
– Это что за птица? – спросила Зиночка.
– Терентий, – ответил я.
И рассказал ей про тетерева: как он живет в лесу, как бормочет весной, как березовые почки клюет, ягодки осенью в болотах собирает, зимой греется от ветра под снегом. Рассказал ей тоже про рябчика, показал ей, что серенький, с хохолком, и посвистел в дудочку по-рябчиному и ей дал посвистеть. Еще я высыпал на стол много белых грибов, и красных, и черных. Еще у меня была в кармане кровавая ягодка костяника, и голубая черника, и красная брусника. Еще я принес с собой ароматный комочек сосновой смолы, дал понюхать девочке и сказал, что этой смолкой деревья лечатся.
– Кто же их там лечит? – спросила Зиночка.
– Сами лечатся, – ответил я.
– Придет, бывает, охотник, захочется ему отдохнуть, он и воткнет топор в дерево и на топор сумку повесит, а сам ляжет под деревом. Поспит, отдохнет. Вынет из дерева топор, сумку наденет, уйдет. А из ранки от топора из дерева побежит эта ароматная смолка и ранку эту затянет.
Тоже нарочно для Зиночки принес я разных чудесных трав по листику, по корешку, по цветочку: кукушкины слезки, валерьянка, петров крест, заячья капуста. И как раз под заячьей капустой лежал у меня кусок черного хлеба: со мной это постоянно бывает, что, когда не возьму хлеба в лес – голодно, а возьму – забуду съесть и назад принесу. А Зиночка, когда увидала у меня под заячьей капустой черный хлеб, так и обомлела:
– Откуда же это в лесу взялся хлеб?
– Что же тут удивительного? Ведь есть же там капуста!
– Заячья…
– А хлеб – лисичкин. Отведай. Осторожно попробовала и начала есть:
– Хороший лисичкин хлеб!
И съела весь мои черный хлеб дочиста. Так и пошло у нас: Зиночка, копуля такая, часто и белый-то хлеб не берег, а как я из леса лисичкин хлеб принесу, съест всегда его весь и похвалит:
– Лисичкин хлеб куда лучше нашего!
Вифлеем, дом хлебаНекоторые места имеют историческую судьбу. Они были благословлены небесами. Послание, которое они несут в себе, настолько многогранно, что его невозможно постичь раз и навсегда. Так было с Вифлеемом, городом Давида и сына Давидова.
В ветхозаветном цикле патриархов Вифлеем упоминается как место смерти Рахили, жены Иакова. В Книге Бытия (35,19) говорится, что во время путешествия из Вефиля в Ефрафу пришло время любимой жене Иакова родить. Роды оказались трудными. Вскоре после рождения сына Вениамина «умерла Рахиль, и погребена на дороге в Ефрафу, то есть Вифлеем». Поставив памятник над ее могилой, Иаков раскинул свой шатер за Мигдаль-Эдером (Быт 35,21). Это последнее географическое упоминание стало предметом мессианского толкования в синагоге. «Иаков поставил шатер свой за башней стада (то есть за горой Сион – прим. пер.), местом, откуда Царь-Мессия должен явить Себя в конце времен». Для автора этой таргумической традиции история израильского народа – это история великого паломничества: народ находится в пути, в поисках отчизны.
Он найдет свой истинный дом после того, как Мессия, пастырь Своего народа, раскинет Свой шатер среди людей. Вифлеем также называется «Ефрафа», что означает «плодовитый, плодородный». Патриарх Иосиф, прообраз Мессии, назван отраслью плодоносного дерева (Быт 49,22).
Вифлеем несколько раз упоминается в Книге Судей. Самым известным эпизодом, несомненно, является история Руфи и Вооза. Заключительная часть Книги Руфь хорошо известна, потому что она воспроизводится в родословии Господа Иисуса: «Салмон родил Вооза; Вооз родил Овида; Овид родил Иессея; Иессей родил Давида». Следует отметить, что Руфь, прародительница Давида, была моавитянкой.
Книга Руфь рассказывает историю еврейской семьи времен Судей. Из-за голода Елимелех со своею женою Ноеминью и двумя сыновьями отправился из Вифлеема жить на Моавитские поля. После смерти мужа и детей у Ноемини не было другого выбора, кроме как вернуться домой. Тогда одна из двух ее невесток, Руфь, моавитянка, решила сопровождать свою свекровь в путешествии в чужую землю.
Недалеко от Вифлеема находился лагерь Вооза, дальнего родственника мужа Ноемини. Когда Руфь пошла на это поле, чтобы подбирать колосья за жнецами, Вооз спросил о ней и пришел ей на помощь. Вскоре после этого Вооз решил жениться на моавитянке Руфи. Но сначала ему нужно было выкупить поле, которое Ноеминь выставила на продажу. Старейшины города, благословляя супружескую пару, сказали Воозу: «Приобретай богатство в Ефрафе, и да славится имя твое в Вифлееме» (Руфь 4,11).
Книга Руфь начинается с рассказа о голоде. Проповедники в синагогах упоминали о десяти голодных периодах, от которых страдало и должно будет еще пострадать человечество: «Десятый не будет обычным голодом. Люди не будут жаждать ни хлеба, ни воды – они будут жаждать Слова Божьего».
В той же библейской книге (Руфь 3,15) содержится еще одно мессианское предание: в нем рассказывается о встрече Вооза с Руфью в поле. На следующий день, не желая, чтобы Руфь ушла с пустыми руками, Вооз дал ей шесть мер ячменя, которые она взвалила на плечи и принесла свекрови в Вифлеем.
Синагогальное толкование шести мер ячменя раскрывает их символическое значение. Руфь видит в этих мерах пророчество о шести праведниках, которые произойдут от нее: «Эти праведники – Давид, Даниил и его спутники, а также Царь-Мессия».
Вифлеем известен тем, что является местом рождения Давида. Моавитянка Руфь считается прародительницей Давида. В Первой книге Царств (16,12) Давид предстает белокурым юношей «с красивыми глазами и приятным лицем». Греческая Библия уточняет: «Он был красив пред Господом». Во Второй книге Царств (глава 23) сохранились последние слова Давида, в которых Таргум усматривает намек на мессианскую эпоху: «Владычествующий над людьми будет праведен, владычествуя в страхе Божием».
Чтобы обосновать рождение Иисуса в Вифлееме, Евангелие от Матфея (2,1-6) ссылается на пророчество Михея (5,1). Эти слова имеют сильный мессианский резонанс в еврейской литургии: «А ты, Вифлеем Ефрафа, был слишком мал, чтобы быть в числе тысяч дома Иудина. Из тебя произойдет Царь Мессия, который будет править Израилем».
Невозможно переоценить важность чтения текста в еврейском контексте.
Вспомнить Вифлеем – значит вспомнить родину Мессии и Его предков. Бог верен слову, которым поклялся Давиду. Святой Иероним Стридонский называет Вифлеем «домом Хлеба», который дается тем, кто жаждет Слова.
В библейском мире хлеб – это необходимая пища для жизни. Чудесным образом даруя хлеб через пророка Елисея и Своего Сына, Бог открывает Свое желание, чтобы человек жил в полной истине собственной телесной и духовной природы: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», – повторяет Иисус молитву, которой научил Своих учеников.
Помимо физического и телесного голода, в человеке есть еще один голод, желание иного хлеба: «Мы должны жаждать Бога: мы должны умолять молитвой у дверей Его присутствия, и Он даст пищу голодным» (Св. Августин, En. in Ps., 145,16).
Отвечая на искушение дьявола в пустыне, Иисус сказал: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф 4,4).
Человек жаждет и алчет Бога. Более того: человек есть воплощение голода и жажды по Богу. «Я хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь», – говорит Иисус в Капернауме после умножения хлебов (Ин 6,51). И пока Он не удовлетворит этот голод и жажду, нет покоя человеку: «Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе». (Св. Августин, Исповедь 1,1).
Вифлеем – это поистине дом Хлеба, нисшедшего с небес, чтобы спасти человечество от голода. Величайшая слава Вифлеема заключается в том, что он стал местом рождения Иисуса и вместе со всем своим окружением живет воспоминаниями о невыразимых тайнах, которые там происходили.
О. Фредерик Маннс OFM
(доцент экзегетики Нового Завета на Францисканском библейском факультете в Иерусалиме)
Ис. Гольдберг
Хлеб насущный
Рассказ
1
С улицы, сквозь замороженные окна неслись глухие звуки.
Рвались веселые крики, скрип полозьев и тоненький задорный всхлип гармонии.
Поликарп прислушался, улыбнулся и с застывшей улыбкой вылез из-за стола. Ребятишки посыпались вслед за ним.
— Чево это там? — всполошилась бабка, сбрасывая ноги с высокого голбчика. — Чево шумят?
Она повторила свой вопрос. Никто ей не ответил. Двери с шумом раскрылись, в избе на мгновенье стало холоднее, потом у порога сгрудился топот, вспыхнул веселый спор ребят и все затихло.
«Ушли…» — сообразила бабка и стала торопливо спускаться на пол.
Ее томило любопытство. Что это за шум там, на дворе? Почему Поликарп нонче ходит веселый, словно праздничный, и куда опять все побежали?
Семьдесят восемь лет бороздами и темными впадинами лежали на бабкином лице. Спина ее горбилась и выцвел блеск подслеповатых глаз. Уходит жизнь из бабкина дряхлого тела. Пора уж, пожалуй, костям на покой. Да вот не берет бабку земля!
Старуха кутается в вытертую шубу и привычно ищет глазами в переднем углу темный лик сурового бога.
Но богов там уже давно нет: внучата выкинули их, а Поликарп, потатчик, ни слова им не сказал! И крестится бабка на закоптелый угол, на сиротливый гвоздь, криво вбитый в стену.
Ноябрьский ядреный холод встречает ее за порогом. За порогом, в блеске зимнего солнца, трепещут голоса, позванивает, поет гармонь, шумят толпа. А над толпою близким заревом — красное полотнище знамени. Бабка шепчет молитвы. Бабка знает: если красное знамя, значит, опять какое-нибудь собрание, опять кого-то будут отчитывать, опять православным христианам горести! Но отчего же это нагрянули на Поликарпов двор?
Она протискивается поближе. Двор наполнен людьми. А у настежь раскрытых ворот виднеются лошади, подводы. На подводах какая-то кладь.
— Чево это? — спрашивает бабка младшего внучка.
— Тятькины трудыдни! — бойко отвечает малыш и устремляется в толпу. Старуха вздыхает и горестно поджимает губы. «Истинно трудны дни!..» — шепчет она и качает головой…
2
Старуха знает — и ничем не собьешь ее: жизнь стала тяжкой и несправедливой.
Хороших людей обидели, верующих, богобоязненных людей. Спутали все, все привычное перевернули. Утеснили. По-новому заставляют жить. А в этом новом много ли хорошего? И самое непривычное, самое нехорошее — колхозы. Пусть Поликарп толкует, что от колхоза этого самого он свет узрел, — не ладно это! Не ладно!.. Ведь вот от колхозной этой жизни у ребят распутство пошло: экие щенки, а волю себе взяли, против бога поднялись, на иконы накинулись! Ни праздников, ни постов. Нынче работали до упаду. Какими-то ударниками, прости господи, заделались. А Поликарп, сказывали, самый главный ударник. Ни дня у мужика, ни ночи. На работе горел. А для чего? Было бы для себя, для дому собственного, так разве нонче про собственное дадут помечтать? Казна на все лалы наложит. Сколько ни работай, все ей отойдет.
Поликарп спорил, смеялся:
— У меня интерес, мать такой: наполним колхозные амбары, будет сыто и в моем брюхе. Колхоз у меня первее!..
— Дурень ты, право, дурень! — поучала она его. — Хошь у тебя парень старший жених и полный ты работник, а прямо я тебе скажу — дурень ты, пень неотесанный! Об своем хозяйстве можно ли не думать? Душа должна о своем собственном болеть! Вот как.
И уж ежли у самого у тебя будет в брюхе сыто, ты и о других могешь размышлять…
— Это так, мать, по-старому!.. — смеялся Поликарп. И вместе с ним смеялись другие. Даже малыши-внучата!
С весны горел Поликарп на работе. Когда и спал-то мужик? А когда заколосились хлеба и золотом налились поля, слышала, мучимая бессоницею, бабка по ночам: вскакивал сын с постели, уходил со двора, бродил где-то и, возвращаясь домой, порою окликал ее:
— Мать, не чуешь: дождя не будет?
— Не ноют у меня крыльца, — отвечала она ему. — Видать, ведро будет.
— Ну, и хорошо! — радовался сын и валился ухватить кусочек сна.
В горячую рабочую пору ползала бабка одна по избе, по двору и томилась: сил работать не было никаких, да и для чего работать-то? Не себе же ведь все то, что наработаешь нынче! Но ныла где-то в самом потаенном уголке сердца обида. Вот бы, если б горел Поликарп на своем собственном деле, ковырял бы свое собственное поле, так знала бы она что делать, как быть: радела бы, сколько сил осталось, за своим добром.
А теперь и радеть-то не о чем!
Толковали Поликарп да и другие колхозники, что жизнь слаще и сытее становится. Но бабка не верила, не принимала. Бабка забыла о прежней своей бедняцкой доле, о голоде, о беспросветной и тяжкой работе. Бабке все нынешнее не по сердцу.
— Мать! — говорил ей в минуты отдыха сын. — И чего ты грешишь? Живем теперь ладно, не хуже прежнего, ждем лучшего. Когда ты этак-то, как нонче, жила?
— Ну, и жизнь! — шумела бабка. — Да в позапрошечшие времена у меня все свое было! Хоть некорыстное, а свое! Хлебушка с полоски саймывали да в свои сусеки сыпали. Не то, что ноне… Свинья опоросится — поросятки свои были. Каки ни на есть копейки трудовые, потовые заведутся, так в лавке али в городе все покупишь… А теперь стыдобушка! Слезы!
— Грешишь! — упрекал Поликарп и начинал сердиться. Но сдерживался, понимал, что бабку не переделаешь. И все чаще и чаще обещал:
— Вот обожди, сымем нынче хлеб, и на наш пай будет вдоволь!..
Но старуха не верила и горестно качала головой:
— Знаю уж я, какие паи! Кабы совсем с голодухи не сомлеть!.
.
3
О трудоднях, о которых все вокруг нее говорили, бабка понимала так:
— Совецко жалованье…
А раз советское, то, значит, некорыстное, пустяковое, не настоящее.
Поликарп внушал старухе:
— Увидишь, мать, каки это таки трудодни. Который на совесть трудится, у того и больше будет. Главное, — чтоб не было лодырей…
— Ну, погляжу я, каки тебе трудныдни достанутся! Погляжу!.. — не сдавалась бабка.
— А вот и ладно! — смеялся сын. И вместе с ним смеялись ребята.
Бабка таила в себе обиду на насмешников. Она добиралась до редких своих сверстниц, таких же древних старух, жаловалась им:
— Совсем народ обезбожил, девоньки! Матушки мои, мнучки несмысленые, поди, под себя-то путем сходить не могут, а туда же: над старухой галятся!.. Смешно им, коли я правду сказываю!
Старухи горестно вздыхали. Старухи сочувствовали бабке. Старухи выкладывали ей свои горести. И были эти горести сходны и общи им всем отброшенным, оттесненным на задворки задорной, кипучей и непонятной жизнью.
И про трудодни старухи так же, как бабка, толковали:
— Вестимо, трудныдни!.. Омманут! Заманули на работу, иные горят на ей, а, в канцы концох, шиш и выйдет!.. Омманут!
— Омманут! — загорались потухшие глаза. И невероятна была эта старческая, ненужная радость…
4
В непривычной сутолке на поликарповом дворе бабка сначала смешалась и оробела. Гармонь заливисто выводила веселую тараторку, острый ветер трепал красное полотнище, скрипели полозья и кто-то хозяйственно кричал:
— Заводи влево! Влево, а то тесно станет!..
Бабка узнала голос председателя колхоза, некудышнаго, по ее мнению, Проньку Ерохина. Она протиснулась вперед. Ей дали дорогу, на нее оглянулись. Пронька, председатель позвал ее:
— Баушка Ульяна, выходи поближе, почевствуй сына-ударника! Расступитесь, гражданы колхозники, дайте дорогу мамаше товарища Поликарпа Федорыча!
Бабку легоничко протолкнули дальше, и она вышла на открытое место. И она увидела:
Во двор въехало шесть подвод, нагруженных полными мешками.
Посредине двора, на чистом месте, недалеко от дверей амбара стояли большие весы. Возле весов находился Поликарп и кто-то из мужиков. Тут же вертелись ребятишки, притихшие и молчаливые, но радостные. Поликарп взглянул на мать и широко улыбнулся:
Детство Владимира Тендрякова прошло в безрадостную эпоху послереволюционной России и сталинских репрессий, весь ужас которых остался в его памяти мрачным следом детских воспоминаний, составивших основу рассказа «Хлеб для собаки». Возможно, именно эффект детских впечатлений помог автору столь ясно и непредвзято описать события, происходившие в небольшом пристанционном посёлке, в котором и прошли первые годы его жизни.
Продолжение после рекламы:
А происходило там то же, что и во многих других подобных посёлках: раскулаченные «зажиточные» крестьяне, сосланные в Сибирь и не добравшиеся до места ссылки, были брошены умирать голодной смертью в маленьком березнячке на глазах у жителей посёлка.
Взрослые старались обходить это ужасное место стороной. А дети… «Никакие ужасы не могли заглушить нашего зверушечьего любопытства», — пишет автор. «Окаменевая от страха, брезгливости, изнемогая от упрятанной панической жалости, мы наблюдали…». Дети наблюдали за смертью «куркулей» (так там называли «живущих» в березнячке).
Для усиления впечатления, производимого картиной, автор прибегает к методу антитезы. Владимир Тендряков подробно описывает ужасающую сцену смерти «куркуля», который «вставал во весь рост, обхватывал ломкими лучистыми руками гладкий сильный ствол берёзы, прижимался к нему угловатой щекой, открывал рот, просторно чёрный, ослепительно зубастый, собирался, наверное, крикнуть проклятие, но вылетал хрип, пузырилась пена. Обдирая кожу на костистой щеке, „бунтарь“ сползал вниз по стволу и затихал насовсем». В этом отрывке мы видим противопоставление ломких, лучистых рук гладкому, сильному стволу берёзы. Подобный приём приводит к усилению восприятия как отдельных фрагментов, так и всей картины.
Брифли существует благодаря рекламе:
Вслед за этим описанием следует философский вопрос начальника станции, по долгу службы вынужденного следить за «куркулями» : «Что же вырастет из таких детей? Любуются смертью. Что за мир станет жить после нас? Что за мир?…». Подобный вопрос звучит как бы от самого автора, который спустя много лет поражается тому, как он, впечатлительный мальчик, не сошёл с ума при виде подобной сцены. Но далее он вспоминает, что ранее уже являлся свидетелем того, как голод заставлял «опрятных» людей идти на публичные унижения. Это несколько «обмозолило» его душу.
Обмозолило, но не настолько, чтобы остаться равнодушным к этим голодающим людям, будучи сытым. Да, он знал, что быть сытым это стыдно, и старался не показывать этого, но всё же тайком он выносил остатки своей еды «куркулям». Так продолжалось некоторое время, но потом число попрошаек стало расти, а прокормить более двух человек мальчик уже не мог. И тогда случился срыв «излечение», как его назвал сам автор.
В один день у забора его дома собралось множество голодных. Они встали на пути возвращавшегося домой мальчика и стали просить еды. И вдруг… «У меня потемнело в глазах. Из меня рыдающим галопом вырвался чужой дикий голос: «Уходите! Уходите! Сволочи! Гады! Кровопийцы! Уходите! Остальные разом потухнув, опустив руки, начали поворачиваться ко мне спинами, расползаясь без спешки, вяло. А я не мог остановиться и кричал рыдающе.»
Продолжение после рекламы:
Как эмоционально описан этот эпизод! Какими простыми, распространёнными в жизненном обиходе словами, всего в нескольких фразах Тендряков передаёт эмоциональный надрыв ребёнка, его страх и протест, соседствующие с покорностью и безнадёжностью обречённых людей. Именно благодаря простоте и удивительно точному выбору слов, в воображении читателя с необычайной яркостью вырисовываются картины, о которых повествует Владимир Тендряков.
Итак, этот десятилетний мальчик исцелился, но полностью ли? Да, он больше не вынес бы куска хлеба стоящему под его окном умирающему от голода «куркулю».
Но была ли при том спокойна его совесть? Он не спал по ночам, он думал: «Я дурной мальчишка, ничего не могу с собой поделать — жалею своих врагов!»
И тут появляется собака. Вот оно самое голодное существо в посёлке! Володя хватается за неё, как за единственный способ не сойти с ума от ужаса сознания того, что он ежедневно «съедает» жизни нескольких людей. Мальчик кормит эту несчастную собаку, которая не существует ни для кого, но понимает, что «не облезщего от голода пса кормил я кусками хлеба, а свою совесть».
Можно было бы завершить рассказ на этой, сравнительно радостной, ноте. Но нет, автор включил ещё один эпизод, усиливающий тяжёлое впечатление. «В тот месяц застрелился начальник станции, которому по долгу службы приходилось ходить в красной шапке вдоль вокзального скверика. Он не догадался найти для себя несчастную собачонку, чтоб кормить каждый день, отрывая хлеб от себя»
Брифли существует благодаря рекламе:
Так заканчивается рассказ. Но, даже после этого, читателя ещё долго не покидают ощущения ужаса и морального опустошения, вызванные всеми страданиями, которые невольно, благодаря мастерству автора, он переживал вместе с героем.
Как я уже отметила, в этом рассказе поражает способность автора передавать не только события, но и чувства.
«Глаголом жги сердца людей». Такое наставление истинному поэту звучит в стихотворении А. С. Пушкина «Пророк». И Владимиру Тендрякову это удалось. Он сумел не только красочно изложить свои детские воспоминания, но и пробудить сострадание и сопереживание в сердцах читателей.
Молодая женщина спешила через город, ее взлохмаченные волосы безжалостно развевались на ветру.Грохот грома подстегивал ее, пока она ехала сквозь шторм. За ее спиной крики гнева заполнили ночное небо. Человек в плаще ведет через ливень толпу разгневанных граждан, его единственная цель – наказать. Твердая и затхлая в замерзшей руке женщина крепко держит буханку хлеба. Ее испуганное лицо сливается с бледными каменными стенами города, где обедают богатые дворяне, их круглые розовые лица сияют от удовлетворения, а белые стены закрывают внешний мир. На долю секунды над городом вспыхивает молния, освещая темные отливающие улицы и женщину, все еще убегающую от преследователей.Она устала от погони и знает, что ее ноги скоро перестанут бегать.
Пока ветер сражается с дождем, молодая женщина достигает леса на окраине городка. Она спотыкается в его холодных объятиях, ее лицо покрыто полосами изнеможения.
Ее преследователи на какое-то время остались позади, возможно, даже потеряли ее на темных улицах. Даже в этом густом лесу ветер стонет сквозь деревья. В лесу нет дома для людей, и женщина знает это, но она тяжело прислоняется к толстому дереву, позволяя своему изможденному телу просочиться в его грубую кору.Ее онемевшие пальцы все еще сжимают хлеб, когда она засыпает.
Буря утихает, и мир пробуждает холодный рассвет. Молодая женщина все еще прислоняется к дереву. Она медленно открывает свои усталые глаза и оглядывается. Тонкие полоски света пробиваются сквозь листву над ней. Она видит тень сквозь деревья. Перед ней стоит крохотный мальчик, его морщинистое лицо пусто.
«Пожалуйста, мисс», – говорит он дрожащим голосом. «Этот хлеб. Можно мне немного? ”
Женщина смотрит на влажный хлеб в руке.Буханка хлеба, которая наполняет пустой желудок и насыщает ее на пару часов, но украденная буханка может навсегда положить конец жизни человека. Украденная буханка убивает. Чувство вины течет по женщине, как вода по камням.
Целую неделю еда не касалась ее губ. Медленно она рвет хлеб пополам.
«Вот». она сказала. “Возьми это.” И женщина протягивает маленькому мальчику хлеб. «Не нужно голодать».
«Спасибо», – шепчет мальчик с сильной, как день, улыбкой.
Пожилые люди Брендан Хуанг и Кэролайн Хонг, которые получили вакцину от COVID-19 и находятся в одном социальном пузыре, встретились в лаборатории органической химии на втором курсе, стали верными друзьями и вместе выпекали хлеб на закваске.Это приключение, которое Хонг называет «нашим приключением на закваске». (Фото Талии Патт)
Пандемия COVID-19 разлучила нас, но рассказы о том, как члены сообщества кампуса выживают – и даже процветают – с весны прошлого года, могут помочь нам сблизиться. Berkeley News собирает вдохновляющие личные истории о душевной боли и триумфе, связанные с коронавирусом, и будет периодически публиковать их в ближайшие недели.
Если вы хотите поделиться с нами своей историей, отправьте короткое письмо по адресу news @ berkeley.Эду . Ознакомьтесь со всей серией здесь.
Это восьмой рассказ в серии. В нем выделяются студенты Кэролайн Хонг и Брендан Хуанг, которые закончат обучение в мае.
Друзья Кэролайн Хонг и Брендан Хуанг столкнулись с восхитительной дилеммой. В прошлом семестре морозильные камеры для пожилых людей Калифорнийского университета в Беркли были переполнены хлебом на закваске. Они научились печь его – и все больше и больше до совершенства – во время пандемии COVID-19, которая вызвала повальное увлечение выпечкой хлеба по всей стране и, поначалу, нехватку муки и дрожжей.
В доме Хонг, который она снимает с друзьями недалеко от кампуса Кларка Керра в Беркли, кухню покрывали мукой, во всех доступных банках Mason и Tupperware были закуски, миски с тестом, выдержанные в холодильниках, а также подрумяненные и покрытые хрустящей корочкой буханки, вложенные в несколько голландских печей.
.
Буханки хлеба на закваске, упакованные в морозильные камеры друзей Брендана Хуанга и Кэролайн Хонг, заставили их продать его друзьям и пожертвовать прибыль, за вычетом стоимости муки, компании Feeding America. (Фото Кэролайн Хонг)
Соседи по комнате поддерживали, но иногда изо всех сил пытались приспособиться.Однажды, когда основная масса теста Хонг отдыхала в духовке, без тепла и света внутри, «мой сосед по комнате включил духовку, не сказав мне, и я сжег свое тесто», – сказала она.
«Это определенно стало зависимостью», – признал Хуанг. «Мы хотели продолжить выпечку, но нам некуда было ее поставить».
И все же не было пути назад для бывших коллег по лаборатории органической химии, которые год назад отправились в то, что Хонг называет «нашим приключением на закваске».
постов в Instagram с фотографиями людей и советами по поводу выпечки хлеба, национальной одержимости во время пандемии коронавируса, вдохновили Кэролайн Хонг попробовать свои силы в выпечке хлеба.
К ней присоединился ее друг Брендан Хуанг. (Фото Кэролайн Хонг)
Друзья посоветовали продавать хлеб, который выглядит привлекательно с точки зрения гастрономии. «Но мне было неудобно продавать с целью получения прибыли», – сказал Хун. И Хуан тоже.
Затем молодая женщина, с которой Хун «подружилась» в Instagram, подала ей идею продать свой хлеб и пожертвовать деньги на какое-то дело. Во время движения Black Lives Matter чикагцы производили пудинг из бананового хлеба и отдавали прибыль организациям BLM.
По мере развития своих навыков выпечки хлеба Брендан Хуанг и Кэролайн Хонг одновременно пекли хлеб на закваске на собственных кухнях, отправляя друг другу фотографии для сравнения. Вечером они делились своими буханками на свежем воздухе с соседями по комнате. (Фото Талии Патт)
«Итак, мы решили взимать 10 долларов за буханку, вычесть из цены муку и пожертвовать все, что осталось, в« Feeding America », – сказал Хун. «Мы пожертвовали около 300 долларов, что, по словам Feeding America, можно перевести на 3000 обедов для нуждающихся семей, что довольно удивительно.
”
Хуанг сказал, что он и Хун «любят прикреплять записки к нашим доставкам, напоминающие людям об их влиянии» на борьбу с голодом.
Выпускница Беркли, шеф-повар и кулинарный писатель Самин Носрат – ее книга «Соль, жир, кислота, тепло» и одноименная серия Netflix стали большим хитом – вдохновили Хонга в начале пандемии начать готовить и попробовать что-то новое. рецепты. Хун сказала, что она «одержима» четырехсерийным документальным сериалом Носрата.
«Мне нравится, что Самин пошел в Кал. Я даже случайно встретил ее в Уиллард-парке в июле прошлого года », – сказал Хонг. «Кажется, я сказал:« Привет, я такой большой поклонник », и сказал ей, что приготовил ей жареную курицу в пахте. Она была такой милой и, казалось, очень хотела поговорить с поклонниками о своей работе. Я сказал, что поехал в Беркли, как она, и сделал снимок с расстояния 6 футов ».
Хлеб на закваске, который пекло все большее количество подписчиков в Instagram, которые публиковали фотографии и описания своих экспериментов с ним во время пандемии, также очаровал Хонга, специалиста по химии.
Специалисты в области науки, которые встретились в лаборатории органической химии, перепробовали множество рецептов, посмотрели видео и испекли бесчисленные буханки, чтобы усовершенствовать свое мастерство по выпечке закваски. (Фото Кэролайн Хонг)
«Я хотел знать:« Что такое стартер? С чего начать? »- сказала она. «Я пробовал делать рогалики, я пробовал делать крендели, но меня заинтриговало, насколько сложен процесс приготовления закваски».
Между тем, Хун обнаружил, что Хуанг, специалист по химической и биомолекулярной инженерии, тоже интересовался закваской, а также книгой Носрата, в которой есть термины, знакомые студентам-химикам.Хун и Хуанг встретились на втором курсе в лаборатории Chem 12B и стали «очень близкими друзьями», – сказал Хуан.
Эти двое были удивлены пересечением химии и кулинарии, сказал Хонг, и «пошутил, что выпечка закваски будет химическим экспериментом с низкими ставками и высокой наградой».
Зимой 2019-20 Хуан начал печь закваску.
Не имея возможности регулярно покупать активные сухие дрожжи, он решил сделать свою закваску. Последовала крутая кривая обучения.
Брендан Хуанг показывает три цикла закваски, которые стали результатом многих месяцев проб и ошибок.Он и его коллега-пекарь Кэролайн Хонг продают хлеб друзьям, а затем жертвуют выручку на благотворительность за вычетом стоимости муки. (Фото Кэролайн Хонг)
«Выпекать закваску было непросто – она случайно выходила из строя по причинам, которые мне требовалось время, чтобы понять», – сказал он. «Но у меня есть опыт ферментации и культивирования клеток, поэтому выпечка хлеба, ферментированного естественным путем, в домашних условиях была очень крутым способом работы и применения основных принципов ферментации, которые я изучал в классе в меньшем масштабе дома.И я люблю есть хлеб ».
Между тем, Хонг, которая изначально укрывалась вместе с семьей в Лос-Анджелесе прошлой весной после того, как Беркли закончил личные инструкции, сказала, что она читала руководства по приготовлению хлеба и рогаликов Клэр Саффитц, писательницы кулинарного журнала New York Times, смотрела ее видео на YouTube и “Ушел в собственное помешательство”.
Когда она вернулась в Беркли в июле прошлого года, она приготовила свою первую буханку домашнего хлеба на закваске. Затем она и Хуан начали «одновременно печь на нашей кухне» и отправили друг другу фотографии.«По вечерам они тестировали свое оборудование у соседей по комнате на заднем дворе, соблюдая меры предосторожности, связанные с COVID-19.
Хонг также создала учетную запись в Instagram, где продолжает вести хронику своего прогресса в выпечке хлеба, рассказывая о своей борьбе и победах с крошками, расстойкой, уровнями гидратации и экспериментами с ароматизированными буханками.
Дополнение к репертуару пекарей – хлеб на закваске с вялеными на солнце помидорами и оливками. (Фото Брендана Хуанга)
Начиная с осеннего семестра выпечка хлеба на закваске дала друзьям больше, чем просто кулинарные ноу-хау и вкусные круглые буханки.
Хонг открыла для себя не только хобби, которое помогает ей оставаться дома, «потому что я люблю бегать», – сказала она, – «но и страсть, которую я смогла проявить с одним из моих первых друзей в Калифорнии, а затем преобразовать ее.
это во что-то, что мы могли бы отдать ».
Она и Хуанг принимают заказы на хлеб, упаковывают буханки в целлофан и пряжу, а затем с удовольствием гуляют по Беркли, чтобы доставить их, часто друзьям, которых иначе они не увидят, во время пандемии. Они стараются носить маски и перчатки и приветствовать своих клиентов на расстоянии.
Кэролайн Хонг сказала, что научиться печь хлеб – это больше, чем просто домашнее хобби. Это стало «страстью, которой я смог заняться с одним из моих первых друзей в Калифорнии, а затем преобразовать ее в то, что мы могли бы подарить». (Фото Кэролайн Хонг)
«Вы можете указать, когда хотите, чтобы буханка была доставлена, но если у меня экзамен или я очень занят, я пропускаю неделю, поэтому выпечка не станет неприятной», – сказал Хун. «После весенних каникул мы, наверное, испечем еще пару раз, прежде чем закончим школу.Мы по-прежнему стараемся печь каждую неделю ».
Сказал Хуанг: «Наша форма заказа обычно заполняется менее чем за час».
Они представили ароматный хлеб с вялеными помидорами и оливками, а на этой неделе во время весенних каникул планируют поэкспериментировать с приготовлением хлеба на закваске с оливками и розмарином.
Жертвовать прибыль «всегда было планом», – сказал Хуанг. «Я не уверен, что иначе мы бы продавали наш хлеб. Это отличный способ продолжать печь закваску, не переполняя морозильную камеру, но при этом оказывая положительное влияние.”
В жизни автора и блогера Малин Эльмлид всегда присутствуют истории, от выпечки хлеба до пошива одежды из аутентичных материалов.
Малин начала свой проект «Хлебная биржа» просто потому, что, живя в Берлине, она не могла найти белый хлеб на закваске и начала печь самостоятельно. «У меня было слишком много, и я отдала это», – говорит она. Сначала люди приносили ей подарки, но когда ей начали предлагать деньги, она отказалась.Ей интереснее рассказы и положительная энергия людей.
«Было приятно иметь в моей жизни область, которая не связана с деньгами», – говорит Малин. Вскоре Малин начала путешествовать по миру со своей закваской. Она документирует эти путешествия в своем блоге «Хлебная биржа». Еще она написала книгу с таким же названием.
Кажется, что жизнь Малина вращается вокруг историй и любви к людям. Свою свадьбу она отметила ранней осенью и описывает этот день как лоскутное одеяло всех людей, которых она любила.Она сама спроектировала свадебное платье из льняных полотенец Kaste, сотканных Lapuan Kankurit, и соединила их с кружевом от своей двоюродной бабушки. «В течение двух лет у нас была наша вторая база в Финляндии, поэтому казалось естественным, что материал пришел отсюда». Перед свадьбой она потратила неделю на себя и отправилась в Бангкок, чтобы сшить платье вместе со знакомым портным. Во время той же поездки она также сшила льняные рубашки для своего сына из шарфов Lapuan Kankurit. К ним ее привлекает процесс изготовления изделий из льна и шерсти.
«Лапуан Канкурит рассказывает историю через свои материалы», – говорит она.
История близка Малин и всегда присутствует в ее жизни. Она находит, что история течет сквозь все, и если что-то явно не имеет истории, она не находит это очень интересным.
Для нее история – душа всего. «Это просто делает все более красочным», – описывает она. То же самое и с хлебом. Выпечка по рецепту мамы или бабушки всегда будет лучше, чем что-либо другое. «Все истории о моих встречах – секретный четвертый ингредиент моего хлеба», – говорит она.
Такая простая вещь, как буханка хлеба, может объединять людей исключительным образом. «Хлеб нужно делить, потому что мы не доедаем его сами», – описывает Малин.
Для нее хлеб – это метафора еды в целом. Приглашение разделить трапезу – сильный жест, дружеское приглашение. «Хлеб также играет важную роль во многих религиях, но я думаю, что это выходит за рамки этого. Хлеб – это запах дома. Это определение дома». Трудно представить какой-либо другой предмет, который имел бы такую большую ценность.
«Хлеб не может обернуться против тебя», – говорит Малин и тепло смеется.
Ее путешествия, безусловно, привели Малин в феноменальные места и позволили ей поделиться хлебом с выдающимися людьми. Для нее это означает все они. «Я думаю, что это ключ к тому, почему« Хлебная биржа »оставалась успешной. Я не извлекала из этого выгоду и не выбирала, с кем торговать», – анализирует она. Каждый момент привносит в ее жизнь что-то новое и вдохновляющее. «Торговля со школьным классом может быть для меня столь же вдохновляющей, как и торговля с крупнейшим коллекционером произведений искусства в Германии», – говорит она.Каждый опыт несет в себе чудо и постоянную страсть к истории.
1 / Фартук PANAMA MINI 70×80 см, цв. лен, лен-био-органический хлопок, дизайнерское Lapuan Kankurit
2 / Свадебное платье UNIQUE HANDMADE, изготовлено из льняных полотенец KASTE
3 / Кухонное полотенце LASTU 48×70 см, цв. бело-серый 100% лён, дизайн Masaru Suzuki
4 / HETA, шарф 65×205 см, цв.
бежево-оранжевый, шерсть-лен, дизайн Heta Vajavaara
www.thebreadexchange.com
16 декабря 2019 – Наша периодическая праздничная серия «Хлебные истории» продолжается рассказом Эллен Рокко, бывшего менеджера станции NCPR.Когда она впервые переехала в Северную страну из Манхэттена, ей было трудно найти хороший хлеб. Итак, она научилась брать дело в свои руки.
Хала, испеченная дома Эллен Рокко. Фотография: “ Эллен Рокко
”. По словам Эллен: «Когда я начала готовить халу почти 50 лет назад, я экспериментировала, пока не создала хлеб, который напоминал халу, которую я ел, когда рос в Нью-Йорке. Точно так же я взял тесто для халы, чтобы воссоздать бабку, какой я ее помнил. Версия использует растительное масло и воду (а не масло и молоко), что делает его приемлемым для употребления как с молочными, так и с мясными блюдами, согласно кошерному закону.Есть много способов приготовить и халу, и бабку. Это мой путь “.
Тодд Мо Приготовление халы и бабки с Эллен Рокко
Ингредиенты для 4 больших буханок (его можно разделить пополам, но лишний хлеб хорошо замораживается – и из халы получаются ЛУЧШИЕ французские тосты)
Вам понадобятся два противня для печенья, очень большая миска и сухая поверхность для замешивания.
В большой миске растворите дрожжи в теплой воде.
Дайте поработать пару минут. Добавьте все остальные ингредиенты, кроме муки и мака. Теперь добавляйте муку по два стакана за раз, пока не получите мягкое, слегка липкое тесто. Переверните присыпанную мукой поверхность и используйте муку, чтобы вынуть тесто из миски. Не мойте таз. Замесите тесто, добавляя ровно столько муки, чтобы тесто не прилипало к рукам. Не месите слишком много. Пары минут вполне достаточно.
Налейте в миску достаточно масла, чтобы полностью покрыть ее слоем, вылейте тесто обратно в миску и переверните тесто так, чтобы верх тоже был смазан маслом.Накройте чистой тканью и дайте подняться примерно на час. За это время ваше тесто значительно увеличится в размерах. Пробейте тесто и переверните его на посыпанную мукой поверхность. Месите немного, затем разделите на четыре равные части. Разделите первый кусок на три части и скатайте каждый кусок между руками, чтобы получился рулет. Сложите их внахлест в центре и заплетите к концам наружу. Концы защипать вместе. Положите по две заплетенных халы на каждый смазанный жиром противень.
Взбейте 2 оставшихся яйца и возьмите кисточку для выпечки или руками, чтобы полностью покрыть каждый буханку.Посыпать маком.
Разогрейте духовку до 340F. К тому времени, как ваша духовка нагреется, ваши буханки должны подняться и почти готовы к отправке в духовку. Лучше сразу поставить хлеб в духовку, чем позволить ему застыть. Примерно через 20 минут запекания переверните противни в духовке и переставьте нижний лист на верх, а сверху вниз. Продолжайте запекать еще 20 минут… или около того. Хлеб должен быть насыщенного золотисто-коричневого цвета, а нижняя сторона должна быть абсолютно твердой. Когда закончите, остудите на противнях.
Бабка Эллен (слева) и хала. Фотография: “ Эллен Рокко
”. Это строго мой метод. Я подозреваю, что в Интернете или в поваренных книгах вы найдете самые разные руководства, но мне нравятся эти два способа приготовления бабки – каждый по-своему. Независимо от того, как вы подходите к бабке, вам понадобится теста для халы, описанного выше (это означает, что у вас будет три обычных хлеба и одна бабка).
Вы можете положить два хлеба халы на противень и одну буханку на круглую форму для выпечки.Просто возьмите плетеный хлеб и сожмите два конца вместе, чтобы получился круглый хлеб.
Состав для бабки
Альтернативный ароматизатор: : Используйте экстракт миндаля, цедру одного апельсина и нарезанный миндаль
Я делаю бабку либо на противне для панировки, либо на противне для хлеба.В любом случае вам нужно растопить шоколад, масло, сахар и ваниль / корицу (или миндаль / апельсин) в пароварке.
Делайте это, пока тесто поднимается, чтобы оно немного остыло перед добавлением в бабку. Бабку, как и халу, пекут при температуре 340 ° F – я всегда готовлю их вместе.
Подход к сковороде: хорошенько смазать сковороду отдельно растопленным сливочным маслом (излишки не сбрасывать, чтобы сбрызнуть запеченную бабку). Теперь возьмите достаточно теста, чтобы покрыть дно или сковороду бабки, растягивая его, чтобы сформировать трубку, или заполняя дно сковороды небольшими комками теста.Вылейте около ½ шоколадной смеси прямо на тесто, посыпьте половиной орехов и повторите, чтобы израсходовать оставшееся тесто и шоколадную смесь. Дать подняться примерно 15 минут. Выпекать около 40 минут и поставить на решетку, чтобы остыть. Когда бабка остынет, переложите ее на блюдо, сбрызните сливочным маслом и любым шоколадом, который вы можете соскрести со сковороды, и просейте сверху немного сахарной пудры.
Подход к сковороде: сковороду тщательно смазать растопленным отдельно сливочным маслом.
Раскатайте тесто в длинный узкий прямоугольник. Обильно намажьте шоколадом столько шоколада, сколько поместите на тесто, посыпьте примерно 2/3 орехов, а затем сверните с узкого конца, чтобы получился буханка. Поместите край вниз в форму для выпечки, сверху положите оставшийся шоколад и орехи, дайте подняться примерно 15 минут и запекайте примерно 40 минут. Остудить на стойке. Посыпать просеянной сахарной пудрой.
Это 1911 год. Многодетная семья Талья, забитая в трехкомнатной квартире в многоквартирном доме на Мотт-стрит, нуждается во всей возможной помощи.Шипучая певчая птица Лили хочет помочь, выпекая хлеб насущного в пекарне, как старшая сестра Маргарет. Но Маргарет говорит, что Лили – всего лишь ребенок, и для выпечки хлеба насущного нужно больше, чем рост и сердце художника. Лили учится ориентироваться во взрослом мире, сталкиваясь с хулиганами, бедствиями, непослушными пекарями и коварными улицами, которые нужно пересечь в одиночку.
Хвала насущному
Хлеб насущный – это унизительный опыт, когда вы читаете главы и приобретаете отношения с персонажами.Он включает в себя детский труд, невзгоды, которые пришлось пережить семьям иммигрантов за то время, о котором очень мало говорят. Я не мог отложить книгу и надеюсь на продолжение. Хлеб насущный великолепен.
Marie Yervasi Youth Services Библиотекарь / программист Бесплатная библиотека Westhampton Beach
Daily Bread – это история о семейных связях, сообществе и борьбе на Мотт-стрит в 1911 году. Антониетте Труглио Мартин увлечет молодых читателей, желающих узнать больше о период иммиграции, когда они путешествуют во времени с этой проникновенной историей о том, как это было, и как «Хлеб насущный» из пекарни несет волновой эффект значений для персонажей и их места в мире.
Адриенн Чироне Заместитель директора K-6, специалист по чтению
Роман Антуанетты Труглио Мартин «Хлеб насущный» представляет собой впечатляющую часть исторической фантастики MG о Тальяс, сицилийской семье, иммигрировавшей в Америку в начале двадцатого века.
. Читателю не понадобится много времени, чтобы полностью погрузиться в повседневную жизнь персонажей, которые стремятся улучшить жизнь себя и своих семей. Вы влюбитесь в сестер Талья и их мечты.Этот роман определенно перевернул страницу!
Труглио Мартин прекрасно написал историю, богатую историей Нижнего Ист-Сайда Манхэттена в 1911 году. Автор ловко передает суть переживаний иммигрантов на их новой родине. Персонажи невероятно хорошо проработаны, каждый из них обладает аутентичным голосом, что делает персонажей понятными для читателя. Изучение опыта иммигрантов в наших учебниках истории не очеловечивает людей, которые решили покинуть свои страны происхождения в поисках шанса на лучшую жизнь.Труглио Мартин делает иммигрантский опыт ярким, поскольку ее персонажи знакомятся с обычаями, видами, звуками, а иногда и с запахами нижнего Манхэттена в 1911 году. проблемы адаптации к жизни в Америке. Этот роман обязательно вызовет семейные разговоры о тех, кто пересек океаны, чтобы осуществить свои мечты.
Сюзанна Трэвис, консультант по программе изучения английского языка в средней школе
Багет – один из самых знаменитых хлебов в мире и один из самых символичных блюд Франции.Но как быть с его неоднозначным происхождением? А где в мире гарантированно получить отличный каравай? Продолжая нашу серию статей о мировой культуре хлеба, мы рассмотрели эту легендарную выпечку и историю страны, которая полюбила ее.
Наполеон Бонапарт якобы приказал выпекать хлеб в более длинной и тонкой форме
Исторические сведения о происхождении багета различаются. Однако широко распространено мнение, что оно впервые появилось после Французской революции, когда нехватка хлеба была основной проблемой, которая приводила людей к насильственным восстаниям на улицах Парижа.В ответ на это был принят закон, согласно которому и богатые, и бедные будут иметь доступ к одному виду пшеничного хлеба – «Хлебу равенства».
Другие истории опровергают это; В одной из легенд утверждается, что Наполеон Бонапарт требовал, чтобы хлебцы потеряли свою традиционную квадратную форму в пользу более длинной и тонкой формы, чтобы солдатам было легче носить хлеб в битве. Другая история утверждает, что багет возник из-за парижского метро, где рабочие носили ножи, чтобы нарезать хлеб, пока руководство метро не попросило у пекарей хлеб, который можно было рвать вручную, тем самым устраняя необходимость в ножах и потенциальную опасность насилия.Существует также более современная точка зрения, основанная на законе, принятом в 1920 году, запрещающем пекарям работать с 22:00 до 4:00 – это означало, что для выпечки обычного хлеба просто не хватало времени, поэтому был создан его заменитель (багет). Впервые багет получил свое название в 1920 году и переводится как «палочка» или «дубинка».
Багет должен быть изготовлен на территории, в которой он продается, чтобы классифицировать его как один
Существуют строгие законы, касающиеся того, что считается багетом.
Он может включать всего четыре ингредиента: муку, соль, воду и дрожжи. Обычно он имеет длину от 24 до 30 дюймов, и его нужно выпекать в помещении, где он продается. Но при всей этой точности приготовить багет – дело удивительно простое; пекари начинают с взбивания воды и дрожжей, а затем добавляют муку и дают тесту сформироваться. Затем добавляется соль и тесто замешивается до эластичного и гладкого состояния. После того, как его оставили в покое (и увеличили вдвое), тесто аккуратно делится, выравнивается и раскатывается в фирменную форму колбасы.Затем его запекают до золотистого цвета и присыпают мукой. И ключ к знанию того, хорошая ли это партия? Когда вы надавливаете на корку, она должна вызывать легкий щелчок и потрескивание.
Эта пекарня получила престижную премию Парижа за лучший багет.
Президент Эммануэль Макрон однажды заявил, что багетам позавидует весь мир – и багеты в Boulangerie 2M, безусловно, могут им стать. Эта пекарня в 14-м округе Парижа, победившая в ежегодном конкурсе на лучший багет в Париже в 2018 году, является достойной остановкой для ценителей хлеба.
Местный пекарь Махмуд М’Седди использует свое образование в области химии и рецепт отца, чтобы приготовить хрустящие дубинки, аккуратно обугленные в духовке и готовые к щелчку, чтобы раскрыть их пушистую внутреннюю структуру. Возьмите багет или полуфабрикат (половину) и отправляйтесь в королевский Люксембургский сад на парижский пикник. И отель Observatoire Luxembourg находится в нескольких шагах от отеля.
Понаблюдайте за работой пекарей на полуоткрытой кухне пекарни
В Le Grenier à Pain представлено 10 сортов хлеба, но один из них, на который стоит обратить внимание, – это «багет по традиции».Это атмосферная пекарня, в которой стопки багетов образуют передвижной пир за прилавком, предыдущий победитель конкурса “Гран-при багета” в Париже. Здесь также есть полуоткрытая кухня, что означает, что вы можете наблюдать за работой мастеров-пекарей. Закажите «une багет» (хотя на самом деле вам захочется еще) и оторвите восхитительно хрустящий кусок, возвращаясь в ретро-отель Des Arts Montmartre.
Спросите любого, из чего состоит отличный bánh mì, и они ответят, что багет хрустящий.
Одно из наследий французского присутствия во Вьетнаме – бан ми – сэндвич, который является одним из основных продуктов вьетнамской уличной еды.И одна из важнейших его составляющих – багет. Вьетнамский багет немного отличается от своего французского аналога, он состоит из рисовой муки и часто меньше по размеру. Отправляйтесь в ресторан Madam Khanh’s в Хойане, и вы найдете обжаренные багеты, намазанные маслом, с начинкой из паштета, свинины (или говядины), нарезанного огурца и моркови, яйца и заправленные различными вьетнамскими травами и острым соусом из чили. Отступление в бутике Christina’s Hoi An.
Алжирцы и французы едят больше багетов, чем любая другая страна в мире
В 1900-х годах в записях утверждается, что французы съедали не один, не два, а три багета на человека в день.В настоящее время они урезали (половина буханки – текущий стандарт), но это по-прежнему составляет более 25 миллионов багетов, которые съедаются во Франции каждый день – и это ничего не для алжирского населения, которое потребляет около 50 миллионов багетов в день.
Приятного аппетита.
Американские иконы, кулинария родного города, герои родного города
Bread Time StoriesЛиза Уоддл 27 октября 2014 г.
https: // americanprofile.com / wp-content / uploads / 2014/10 / img_2570-150×150.jpg
Лет назад Чет Фери каждый сам решил, как печь хлеб. Каждое воскресенье он выпекал буханки хлеба, их было много, больше, чем могла съесть его семья. По понедельникам привозил массовку в школу, где работал администратором.
«Я начал замечать, что люди приходили на работу рано в понедельник и бросались в комнату отдыха, хватали буханку, прижимали ее к груди и улыбались», – говорит Фери из Брокпорта, штат Нью-Йорк.
Таким образом, этот 64-летний пекарь-любитель начал свое путешествие под именем «Хлебник», получив имя, которое он получил за то, что раздал более 45 000 хлебов коллегам, друзьям и незнакомцам.
«Хлеб – один из самых распространенных продуктов питания на планете, и он также имеет духовное значение», – говорит Фери, который в некоторые дни печет более 400 буханок. «Я обнаружил, что у каждого есть своя история хлеба».
Несмотря на то, что он вышел на пенсию восемь лет назад, Фери, как всегда, занят как публичный оратор, делясь рецептами и вдохновляющими историями «хлебного времени» (и собирая рассказы других людей для будущей книги на сайте breadtimestoriesandmore.com) по всей стране в корпоративных лагерях. школы, центры для пожилых людей и церкви.
Везде, где он выступает, Фери приносит каждому члену аудитории по буханке. Если у группы есть средства, он просит пожертвование; в остальном он делает это бесплатно. Фери обычно носит с собой буханки хлеба по городу, раздает их в кабинете врача и незнакомцам на улице.
48-летняя Бобби Глюк получила свой первый хлеб много лет назад, когда встретила Фери на фермерском рынке. «Я помню, как подумала:« Ух ты! »Ты собираешься подарить мне это?» – говорит она.
«Я сам пекарь и знаю, что приготовление хлеба – это действительно труд любви.Он один из самых щедрых и отзывчивых людей, которых я знаю ».
Фери говорит, что за каждую отданную им тупицу он получал взамен улыбку. И он считает, что получатели платят вперед. «Вы можете изменить мир одним проявлением доброты – одной буханкой хлеба – за раз», – говорит он.
Испеките свой лучший хлеб
• Мука имеет значение. Обязательно используйте тот вид, который указан в рецепте. Пример. Самоподнимающаяся мука – это универсальная мука с добавлением разрыхлителя и соли. Она не предназначена для приготовления дрожжевого хлеба.
• Наверх. Перед выпечкой смажьте буханку слегка взбитым яичным белком для придания блеска. Используйте яичный желток для блеска / более темного подрумянивания.
• Приготовиться на пару. Перед выпечкой поставьте форму для выпечки на нижнюю полку духовки. Залить кипятком.