Все имена героев, организаций, компаний и государств в этой книге являются вымышленными, и совпадения их с именами и названиями реально существующих людей, организаций и государств – случайны.
– Михаил Семенович! Проснитесь! Там такое… – потряс профессора Штейна за плечо ассистент.
Профессор закряхтел и повернулся на другой бок. Ничего «такого» в этой бездарной и бессмысленной экспедиции быть не могло. Ничего, кроме кровожадной мошки, способной, наверное, сожрать за десять минут целую корову. Ничего, кроме комаров размером с откормленную дворнягу, ничего, кроме пота и водки. Да, еще пыль, грязь и камень.
Поперся на старости лет.
– Пшел, – предложил Штейн ассистенту.
– Михаил Семенович! – Тот не сдавался. – Михаил Семенович! Бур провалился! И мы что-то нашли!
Профессор раскрыл глаза. Сквозь брезент палатки просачивались первые лучи восходящего солнца. У изголовья валялась пачка анальгина и граненый стакан.
– Михаил Семенович! – отчаянно протянул ассистент. – Люди всю ночь работали… Вас только в последний момент уже стали будить, когда поняли, что нашли…
– Что нашли? – наконец очнулся профессор.
– Мы не знаем!
Штейн вскинулся, зябко обнял волосатые плечи, выдохнул:
– Ладно. Иди там… Я сейчас. Соберусь…
Неужели они нашли то, за чем ехали в эту идиотскую экспедицию? Экспедицию, из-за которой он поругался с женой. Из-за которой пошел на обострение со своим хроническим простатитом и остеохондрозом… А ведь вроде научились мирно сосуществовать за последние двадцать лет! В экспедицию, из-за которой Штейн после мирной кабинетной работы решился снова выбраться в поле.
И зачем ему это все было?
А затем, что довольно успешный и довольно признанный доктор геолого-минералогических наук, профессор Михаил Семенович Штейн, советский и российский ученый, был совершенно недоволен своим положением. Он шел в науку, чтобы стать великим. Чтобы сделать открытия, которые смогли бы перевернуть мир. А наработал в лучшем случае только на полторы строчки в энциклопедии. И случись ему откинуть копыта, эти бессмертные ослы в Академии наук еще придут потоптаться на его могиле, а потом сделают все возможное, чтобы статью в полторы строчки даже не включали в переиздание! Вражье…
– Господи, да что же там такое?! – вскрикнула на улице девушка.
Бабы.
Штейн натянул портки, посадил на нос очки – как у Киссинджера, – напялил накомарник и ткнул непослушные ноги в резиновые сапоги. Век бы он не видал этой полевой романтики! Отчего-то, когда с возрастом становится невозможно крутить башкой по сторонам, пропадает и желание ею крутить. А вот какой у него замечательный и уютный кабинет! Там тепло и нет клещей, и нет мошки, и сортир в десяти шагах по коридору, и, чтобы вскипятить чаю, не надо посылать никого за водой к реке…
А тем временем именно в этом кабинете он сделал важнейшее открытие: предположил новое место разлома земной коры. Если он оказался бы прав, всего через три-четыре миллиона лет территория нынешней России окажется разорвана между двумя новыми континентами! А это уже вопрос государственный.
Но, конечно, за такую крамолу первосвященники из Академии сразу его распнут. Если только он не сумеет предоставить доказательств… Пробы пород… Свидетельства процессов, которые идут уже сейчас – пока на больших глубинах…
Назавтра после своего юбилея – праздновал семьдесят пять – он все-таки решился. Скрупулезно рассчитал, где должно находиться искомое место, договорился со старым другом, который из геологоразведки пошел в директоры горнодобывающего комбината, выбил грант, поссорился с женой, забил полчемодана лекарствами, проворочался трое суток в поезде, потом протрясся еще трое на «козле» по бездорожью, а теперь вот уже полгода торчит в сибирской глуши.
И все тщетно.
– Профессор! Ради бога, взгляните на это!
Мамонта кусок, что ли, откопали? Или трилобита какого-нибудь?
Штейн откинул полог палатки, прошаркал мимо охраны за частокол – мало ли в тайге зверья – и остановился у входа в шахту. Вокруг толпились рабочие, геологи, стоял с двустволкой наперевес сторож. Люди испуганно перешептывались, тыча пальцами…
Что же там такое?! Штейн протиснулся внутрь круга.
В середине лежала, подергивая огромными кожистыми крыльями, омерзительная тварь. Из разможженной плоской башки натекла лужа черной крови. Взгляд зеленых глаз с узкими горизонтальными зрачками был неподвижен. Но веки опускались и поднимались еще время от времени, а ребра вздымались в редких тяжелых вздохах.
– Никита подстрелил, – сообщил Штейну ассистент, кивая на алкоголика сторожа.
– Я сначала думал – белочка, – икнул Никита, зачем-то вытирая руки о грязный тельник. – То есть – все, белочка.
Профессор подошел к твари поближе и ткнул ее резиновым наконечником своей палки.
– Откуда оно взялось? – спросил он.
– Из шахты, – отозвался кто-то из рабочих.
– И как же, интересно, оно попало в шахту? – обернулся на голос Штейн.
– Оно там… было, – шепотом ответил рабочий. – Мы его освободили.
– Исключено, – отрезал профессор. – На глубине три километра? Это антинаучно!
Внезапно бестия вздрогнула и подняла голову. Горизонтальные, словно у козы, зрачки, совершенно неуместные на отвратительной харе, нацелились на Штейна. Пасть, на акулий манер усеянная острыми клыками, раскрылась…
И тварь загоготала.
Чудовищный, невозможный звук: смесь хохота и басовитого, слишком низкого для человеческого горла бараньего блеяния.
Отсмеявшись, она запрокинула голову и подохла. А еще через несколько минут, когда солнце окончательно вышло уже из-за сопки, под его прямыми лучами туша вдруг задымилась и сгинула.
– Антинаучно, – глядя на бурую лужицу сквозь запотевшие очки, повторил Штейн.
«Россия поможет Ирану построить ядерный реактор» – ползла по экрану новостная строчка. Диктор что-то шлепал губами, но звук у этих телевизоров был не предусмотрен.
«Черт знает что происходит, – покачал головой профессор. – Зачем нам это? Ради миллиарда-другого? Неужели не понимают, что может жахнуть на весь Ближний Восток?»
Впрочем, спасибо. Хоть ненадолго отвлекся… Потому что сейчас, в минуты вынужденного безделья – пока не позовут на посадку, Михаилу Семеновичу было совсем непросто в одиночку отбиваться от насевших тревожных мыслей.
Из проклятого иркутского аэропорта Штейн улетал с некоторым страхом. После обнаружения странного создания над экспедицией словно повис страшный рок. Сторож спился и утонул, занятые на шахте рабочие после очередной смены сбежали в тайгу и пропали там с концами, одного из геологов нежданно поразил лунатизм, и во сне он попытался с топором пробраться в профессорскую палатку.
Что место нехорошее, можно было сообразить и раньше.
Например, когда выяснилось, что ровно в той точке, где Штейн собрался бурить, находится старая шахта. Кто и когда тут копал, установить было нельзя. Самое раннее – при Ермаке. В шахте нашли кости – совсем уже истлевшие, но, несомненно, человеческие.
Бригадир рабочих, из местных, насупился, напросился к профессору на конфиденциальный разговор и сообщил, что бурить тут не советует, а если Штейну очень надо, то его люди согласятся только за двойную плату. Профессор сбил цену на семьдесят процентов. Бригадир сумел-таки перебороть суеверия по компромиссной цене. Но, возможно, стоило к нему прислушаться…
Потом – эта история с крылатой тварью, так и не получившая никаких вразумительных объяснений.
А потом…
А потом бур повис над бездной.
Огромной, нескончаемой пустоты. Вроде пещеры – если забыть, что на такой глубине никаких пещер быть не могло. И одно это открытие уже обещало профессору некоторое бессмертие.
Только теперь как докажешь?
После того, как бригадир спустился в шахту с ящиком динамита и подорвал себя там на километровой глубине?
Теперь уже никому ничего не докажешь.
Что уж говорить об открытии настоящем, ошеломляющем, которое было сделано вскоре после обнаружения пустот? Профессор – атеист советской чеканки и космополит по безвыходности – сжал в руке образок. Нет, лучше не заикаться даже.
– Иркутск – Москва, на посадку! – завопила пергидрольная хабалка в старорежимной униформе.
Штейн украдкой прижал образок к губам.
Было бы неудобно, если бы коллеги застали за целованием иконы. Хотя, говорят, Эйнштейн вот верил – и ничего. А хоть бы даже и застали! В такой истории подстраховаться перед полетом не помешает…
А что в Москве? Куда он там сунется со своей доказательной базой? Чего стоят свидетельства геологов, половина из которых летит домой в смирительных рубашках? И все, что у Штейна есть в арсенале, – электронные файлы с записанными звуками, – в бездну спускали эхолоты и микрофон. Теперь, если файлы не размагнитятся и не сотрутся по пути назад, у него есть записи страшных воплей, чрезвычайно похожих на человеческие, и рычания неизвестных чудищ.
Маловато, чтобы перевернуть вверх тормашками всю науку.
Недостаточно, чтобы обосновать совершенное Штейном открытие.
А ведь он открыл Преисподнюю!
– Дедушка, тебя к телефону! – выговорила Алиса.
– Спасибо, зайка моя, иду!
Михаил Семенович нехотя оторвался от своего старого компьютера. Подумал, распечатал страницу, положил ее в стопку и придавил сверху булыжником селенита. Набиралась уже довольно внушительная пачка. Его крестовый поход на Академию наук. Пусть старперы горят на кострах Инквизиции! Ведь Инквизиция теперь непременно потребуется… Ничего, просто немного перепрофилируют одну действующую организацию, которая прилично набила руку в охоте на ведьм.
Идти недалеко – из одной комнаты, заваленной образцами минералов и завешанной картами (тут же и дээспэшная, под орех, румынская кровать на двоих), – в другую, как бы гостиную (потому что там стоит телевизор и постелен азербайджанский ковер, а в остальном – те же минералы и карты).
– Штейн, – сказал Штейн.
– Михаил Семенович, – зашуршал в трубке неживой голос. – Рекомендуем вам немедленно прекратить вашу работу.
– Какого черта?! – возмутился профессор. – Кто говорит?
– Говорят из больницы Алексеева, – прошелестел угрожающе собеседник. – У нас тут проходит реабилитацию один из ваших коллег…
– Вам меня не запугать! – заорал Штейн. – Слышите?! Вам меня не запугать!
В трубке тихо засмеялись.
Алиса, которая под аккомпанемент телевизора строила из томов Большой Советской Энциклопедии тридцать пятого года выпуска домик для своих кукол, перепуганно уставилась на деда огромными синими глазами.
– «Москва выступает категорически против введения санкций в отношении КНДР, – заполнил тишину телевизор. – Народ Северной Кореи имеет полное право развивать мирную атомную энергетику. Пхеньян неоднократно доказывал свою приверженность мирному процессу и является надежным и предсказуемым партнером, – говорится в заявлении российского МИД».
«Да что же это такое-то? – досадливо подумал Штейн. – И эти тут еще продолжают… А наши-то, главное! Наши-то куда лезут… Нашим-то это зачем?»
– Михаил Семенович, – позвал его голос. – Если вы вздумаете куда-нибудь с вашими бумагами идти, мы за вами сразу «неотложку» отправим.
– Не запугаете! – сказал Штейн.
– Запугаем, – заверил голос.
И гудки.
– Дедушка, – Алиса притронулась к его колену, – у тебя все хорошо?
– Не знаю… Не очень.
Штейну не хватало сил даже подняться с кресла у телевизора.
– «У пенсионерки Нины Николаевны, – камера поехала по просторной трехкомнатной квартире, – жизнь налажена. Но в этом месяце ее пенсия будет повышена на семь целых и три десятых процента, и все станет еще лучше», – перед объективом предстала румяная и подтянутая старушка, гоняющая чаи на милой и уютной кухне.
– Дедушка, – серьезно произнесла Алиса, – у меня к тебе вопрос. А почему в телевизоре все такое яркое? И почему всегда у всех все хорошо? Так разве бывает?
– «В этом году ассигнования на науку увеличатся на семнадцать процентов, – тут же пообещал ящик. – Наш корреспондент Иван Петров заглянул в научный центр в Королеве и ознакомился с новейшими технологиями! Тут гагаринскую центрифугу используют для лечения болезней позвоночника…»
– А это, Алисочка, потому, – рассеянно ответил Штейн, – что телевизор – это окно в другой мир. В волшебную страну Зазеркалье. Там все очень-очень похоже на то, как у нас, но все по-другому. Там люди все счастливые, и у всех все получается. И денег всем хватает.
– Антинаучно, – поморщила носик Алиса.
– Других объяснений нет, – вздохнул профессор.
– Дедушка, – поразмыслив, сказала девочка, – а в это твое Зазеркалье можно как-нибудь попасть? Хоть на минуточку?
– Надо очень хорошо учиться, – соврал Штейн. – Ладно, зайка, я пойду поработаю еще…
– «Тем временем в России открыто крупнейшее в мире газовое месторождение, – сказал диктор. – Запасы природного газа месторождения Сахалин-4, по предварительным оценкам, составляют более полутора триллионов кубометров. Компания „Газпром“ заявила, что…»
«Вот, – мрачно подумал Штейн. – Нечего было заниматься тектоникой. А надо было из геологоразведки туда идти, к газовикам. И не куковал бы сейчас в поганой двушке в Чертанове, а проживал в барском особняке на Рублевке, и звонили бы не из Кащенки, а из Администрации Президента – орденами награждать, за заслуги перед Родиной».
Есть ведь и среди геологов счастливые люди.
Только Михаилу Семеновичу в те двери стучаться уже поздно. Жизнь прошла, все выборы сделаны десятилетия назад. Остается бороться, отстаивать свое. Доказывать. Пусть и нет доказательств.
А Алиса посидела-посидела со своими куклами и полезла к телевизору – смотреть, что там у аппарата с другой стороны.
Вдруг – дверка?
«В результате уникального и беспрецедентного эксперимента по глубинному бурению, проведенному нашей научной группой, было установлено, что при проникновении в земную кору на глубину более чем три тысячи метров, вопреки всем существующим прогнозам и общепринятому мнению, не было обнаружено ни верхней, ни средней, ни нижней коры, сложенной метаморфическими и магматическими породами. На указанной глубине вскрываются огромные полости, населенные весьма своеобразной фауной. Имеем все основания полагать, что нашей группе удалось обнаружить место, известное в мифологии различных народов как Ад».
Ничего себе затравочка, а?
И дальше – сто тридцать страниц отчета о ходе экспедиции, несколько фотографий скверного качества, акустические записи и образцы минералов.
Штейн еще раз оглядел свой труд, аккуратно сложил все в вытертый портфель и выглянул в окошко. Прямо у подъезда стоял современный реанимобиль – импортный, чистенький, выкрашенный в бежевый цвет с оранжевыми полосами на боках. Такие не присылают за простыми смертными. На таких, должно быть, праведников в Рай доставляют…
Или наоборот.
За ним?!
Профессор принялся лихорадочно соображать. Растормошил сонную Алису – благо жена вышла за хлебом, помешать не сможет, – одел внучку, на спину ей – школьный ранец (скоро в нулевой класс), в ранец – свой доклад и фотографии. Минералы рассовал по карманам пальто, замотал лицо шарфом и заковылял вместе с сонной девочкой вниз по лестнице. Может быть, решат, что ведет девочку в садик? Прости, Алисочка.
Вылез на свет божий и сразу – к остановке.
Реанимобиль завелся, моргнул фарами и тихо покатил вслед.
Они вскочили в отходящую маршрутку в самый последний момент. «Неотложка» поползла за ними по пробкам. Лобовое стекло у нее было темное, светонепроницаемое.
Добрались до метро, нырнули в толпу, смешались с человеческим фаршем в мясорубке у эскалатора, протолкнулись кое-как на станцию и сели в первый же поезд. Штейн затравленно осмотрелся по сторонам. Лица у пассажиров были обычными, будто на молнию застегнутыми: каждый в себе.
Так, все пока в норме. Кажется, сбежали. Теперь бы только до Академии доехать, выступить в заявленное время, отбрехаться от оппонентов, а там – гори все синим пламенем. Лишь бы выступить дали… А потом – забирайте хоть к черту на кулички. Хотите – в Кащенко, хотите – в Сербского.
В кармане вдруг запиликал сотовый. Жена!
Вернулась из магазина, дома никого нет, записки он не оставил… Хорошо бы все-таки именно в Сербского: там-то жена до него не доберется. Потому что за Алису она у него всю кровь выпьет. И будет, кстати, права.
Как только телефон в поезде метро принимает, да еще и на их богом забытой линии? Видимо, жене очень надо прозвониться.
Жена, потому что больше этого номера ни у кого нет.
Штейн вытянул сотовый из внутреннего кармана пальто.
Номер не определен.
– Наташа?! – отгородившись горстью от стука колес, прокричал в телефон профессор.
– Михаил Семенович, – ответил незнакомый человек сочным баритоном, перекрывающим вагонную какофонию. – Вас беспокоят из компании «Газпром».
– Что? – У профессора глаза на лоб полезли.
– Из «Газпрома», – подтвердил незнакомец. – Мы хотели бы предложить вам работу.
– Мне?! Почему мне?
– Мы наслышаны о вашем уникальном опыте глубинного бурения и считаем, что вы могли бы стать незаменимым консультантом, – охотно объяснил звонящий. – Вам интересно наше предложение?
– Я… – Штейн переложил сотовый от одного уха, обожженного дыханием из трубки, к другому. – Мне интересно, да. Конечно, мне интересно!
– Михаил Семенович, – вкрадчиво попросил голос, – а вы не могли бы сейчас подъехать в наш офис? У нас сейчас проходит совещание, и мы как раз обсуждаем вашу кандидатуру. Наравне с прочими. Но если бы вам удалось быть здесь, скажем, через полчаса-час, мы бы даже не стали рассматривать других претендентов на должность…
– Я, простите, сейчас никак не могу! – закричал Штейн. – У меня сейчас очень важное выступление.
– Михаил Семенович, – голос стал строже. – Нам очень хотелось бы переговорить с вами до вашего выступления. Не помню, сказал ли я уже о зарплате консультанта? Она составляет около пятнадцати тысяч условных единиц в месяц, но для специалиста вашего уровня…
– Я не смогу! – твердо сказал Штейн. – Сначала на выступление, потом – к вам! Никак иначе.
– Это вы так думаете, – отозвался незнакомец.
– А откуда у вас вообще этот номер? – вдруг очнулся от морока профессор.
– От вашей супруги, Михаил Семенович, – усмехнулся человек. – Она, кстати, передает вам привет.
Штейн чувствовал, как его внутренности сковывает мороз.
– Почему же, черт его дери, под землей так хорошо сотовый принимает? – вдруг совсем не о том спросил себя он.
– Это ведь наша исконная сфера интересов и влияния, – словно отвечая на незаданный вопрос, как бы невпопад продолжил голос. – Так что вы не удивляйтесь ничему, Михаил Семенович. До встречи.
Это разве давление? Вот в советские времена давили – так давили!
«Нет, – твердо решил Штейн. – Сначала – запланированный доклад, потом – все остальное. Спасение жены, сопротивление соблазнам, битва с психиатрами – все потом. Служенье муз не терпит суеты».
Он умылся холодной водицей в прокуренном академиками нужнике, взял внучку за руку и двинулся в бой.
Зал оказался наполовину пуст.
– Там снизу, в вестибюле, объявление повесили, что все отменяется! – развел руками профессор Синицын, один из немногих штейновских союзников в этом змеином логове.
– Не дождутся, – нахмурился Штейн. – Посмотри за девочкой, Петр Иваныч.
Михаил Семенович взошел на кафедру, браво оглядел многоголовую академическую гидру, упрямо вскинул подбородок и начал:
– Дорогие коллеги! Тема доклада, которую я заявил на сегодня, претерпела определенные изменения. Сегодняшнее мое выступление окажется немного более революционным, чем планировалось. Как некоторые из вас, возможно, знают, недавно мною была предпринята экспедиция в Иркутскую область, в место предположенного мною разлома, который может оказаться линией будущего раздела тектонических плит.
В аудитории зашептались.
– Однако моими сотрудниками, из которых многие поплатились рассудком, а кое-кто – и жизнью, было сделано удивительное открытие. В результате уникального и беспрецедентного эксперимента по глубинному бурению, проведенному нашей научной группой, было установлено, что при проникновении в вещество земной коры на глубину более чем в три тысячи метров…
В горле пересохло. Зал, завороженный, молчал.
– Уважаемые коллеги… Товарищи… Мы нашли Преисподнюю!
Спрятавшись за толстыми стеклами киссинджеровских очков, Штейн зажмурился. Раз, два, три…
– Позор! – заорал кто-то громогласно.
Кажется, Акопян.
– Мы отказываемся участвовать в этом!
Так, это Шмешкевич.
– Провокация!
Лазуткин.
– Прошу вас дослушать доклад до конца! – набрал воздуху Штейн.
– Лишить его ученого звания!
– Лженаука!
– Исключить!
– Мракобесие!
Выкрики академиков были будто комья грязи, летящие в ветровое стекло экспедиционного «козла» из-под колес впереди идущего грузовика. Штейн снял очки (стало хуже видно, словно ему и вправду их захаркали), протер носовым платком, водрузил на место и уткнулся в свой доклад.
– Какие у вас доказательства? – подмахнул из первого ряда Синицын.
Спасибо, старик.
– Группой была собрана обширная доказательная база, однако во время спешной эвакуации с места работ почти вся она была утеряна.
– А что же ваша шахта в Ад? – поддели с галерки.
– К несчастью, шахта была подорвана и почти полностью обрушилась… Но я готов указать на место, где мы проводили бурение, и при необходимости возглавить новую экспедицию, экспедицию от Академии наук…
– Клоун!
Это точно Томашевский.
Штейн смолк и поднял глаза. В аудитории оставались три человека.
– Слышали, Уго Чавес собирается Колумбии войну объявлять, – шушукал друг его Синицын коматозному академику Сидорову, которого вместе с каталкой в спешке забыли эвакуировать из зала. – А потом, дескать, всей Латинской Америке. Будет боливарианский порядок. А мы ему продаем десять сухогрузов автоматов, вертолеты и чуть не подлодки. Ума не приложу, нашим-то это зачем? Неужели ради денег?
Несчастный Сидоров только закатывал глаза. Ничем другим он двигать не мог.
Фиаско…
Стоп. А где Алиса?
Бросив свой портфель на кафедре, Штейн спустился вниз и жестоко затряс Синицына.
– Где внучка моя? Где моя Алиса?!
– Так за ней папа пришел, – улыбаясь блаженной улыбкой прошедшего через лоботомию, сказал Синицын. – Сказал, что пойдет купит ей мороженое, пока дед распинается.
– Папа у нее в Австралии! Маразматик ты старый!
Задыхаясь, он выбежал в коридор. Два силуэта – легкий, крошечный – Алисин – и другой – мрачный, массивный, будто из базальта вырубленный, удалялись от него по коридору.
Нагнал он их только на улице.
Девочку сажали в черный лимузин, длинный и строгий, как жизнь партийного функционера.
– Стойте! Подождите! – закричал Штейн.
Базальтовая фигура послушно замерла, позволив профессору сократить дистанцию.
– Да мы без вас никуда и не собирались, Михаил Семенович, – сказал незнакомый человек знакомым голосом. – Поедемте?
Он был весь какой-то европейский: костюм с иголочки, очень правильный галстук, беззлобное лицо. Нет, скорее – лицо вообще без каких-либо эмоций. И гладкое, без морщин.
– Я никуда… – начал было Штейн.
– Не поверили вам коллеги? – сочувственно спросил человек. – Засмеяли?
– Мне все равно, поверят мне или нет! – солгал профессор. – Мне важна истина, а не признание!
– А я вот вам верю, – спокойно сказал человек. – Потому что знаю: вы правы. Преисподняя существует, и я готов вам кое-что об этом рассказать.
– Но вы ведь не… – Штейн сжал в кармане образок.
– Нет, конечно, – улыбнулся человек. – Я в «Газпроме» работаю. Это я вам сегодня звонил.
Из недр машины послышался веселый – и совершенно неуместный – собачий лай. С пассажирского сиденья выглянул чрезвычайно симпатичный черный пудель и лизнул Алисину руку красным язычком.
– А мы тебе еще такого щеночка подарим, – улыбнулся базальтовый.
– Дедушка! Поедем с ними покатаемся! – взвизгнула от восторга девочка.
Мягко чмокнула трехпудовая дверь, и лимузин плавно снялся с места – будто над землей парил.
– Вы, Михаил Семенович, во всем правы, – говорил человек. – И безусловно, сделали бы вы великое открытие, да есть загвоздка. Открытие это уже сделано давно и не вами.
– О чем вы? – возмутился Штейн. – Это вы какую-то белиберду несете! Ведь тогда обязательно начался бы уже крестовый поход какой-нибудь, Армагеддон с современным вооружением, ядерными зарядами бы их дотла… Вон у нас в стране этот мирный атом не знают куда девать!
– Вы, Михаил Семенович, право, какой-то экстремист, – укорил профессора человек. – Мы же в двадцать первом веке живем. В веке глобализации, свободной торговли! А вы мне про крестовые походы. Варварство какое…
– Что?!
– А как же. В новостях ничего про Сахалин-4 не слышали? Полтора триллиона кубометров новых запасов… Вот, партнеры стараются. Обеспечивают выполнение контракта.
– Какого контракта?.. – Штейн снял очки.
– Контракта на прямую поставку природного газа ООО «Газпром» из Преисподней. Ну, по бумагам там, конечно, их юрлицо по-другому называется, но партнер, – базальтовый человек погладил пуделя, – партнер именно тот.
– Почему газа? Я думал, люди гибнут за металл, – попытался шутить профессор.
– Ну, они там тоже идут в ногу со временем. Нужно было золото – поставляли золото. Нужна нефть – могут нефть. Сейчас вот мода на экологически чистое топливо – газу дадут. Недра… Ведь если поглубже копнуть – они же безграничны. Главное – договориться.
Серой в машине не пахло. Пахло дорогим французским парфюмом и – чуть-чуть – гаванской сигарой. Но это, наверное, водитель баловался.
– И как же вы договорились? Душу продали? – после долгой паузы отважился Штейн.
– Михаил Семенович! – покачал головой человек. – Ну какую душу? «Газпром» ведь компания государственная. Правительство просто взяло на себя определенные обязательства. В основном международного характера. Ну и некоторые – внутриполитические.
– Господи, да как я сам-то не сообразил… Ведь если подумать, других объяснений нашей истории и не найдешь… А какие именно обязательства? – полюбопытствовал Штейн. – Ничего, что я сказал «Господи»?
– Что вы. У нас же многоконфессиональная страна, – успокоил его человек. – А по вашему вопросу… Есть некоторое число международных проектов, которые мы осуществляем, так сказать, от лица наших партнеров. – Он снова погладил пуделя. – Сотрудничество с Ираном, с Северной Кореей, с некоторыми арабскими государствами… Энергетическая сфера, иногда – вопросы безопасности…
– Но ведь это… Они же… – вякнул Штейн. – Они же готовят…
– Думайте о хорошем, – улыбнулся человек.
Машина остановилась перед красивым загородным домом, утопающем во фруктовых деревьях. Вдоль дорожки, ведущей к крыльцу, толпились телеоператоры с камерами наизготовку. Тут же томилась и напомаженная стилистами профессорская жена.
– Где мы? Кто эти люди? – тревожно привстал профессор.
– Деревня Барвиха. Это – ваш будущий дом. А репортеры ждут вас, потому что вам только что присуждена Государственная премия.
– За какие такие заслуги? – удивился Штейн. – Ведь, если я верно все понимаю, о моем открытии мне говорить теперь нельзя?
– Нельзя. У нас в стране каждый день делаются открытия, о которых нельзя говорить, так что ничего страшного. А вот вам на выбор, – он раскрыл папку, – три научных прорыва, которые только что рассекречены. Выбирайте, становитесь автором. Вчера, кстати, в новостях видели про гагаринскую центрифугу? Только-только гриф секретности сняли – и пожалуйста! А завтра и вас по телевизору покажут.
– Ура! – обрадовалась Алиса. – Мы попадем в Зазеркалье!
– Ну и на финансирование ваших новых геологических исследований, разумеется, Газпром выделит грант. – Человек взялся за ручку дверцы.
Журналисты метнулись к машине, как таежные комары к вышедшему опростаться геологу.
– Скажите, – промолвил Штейн, – а Газпром не финансирует исследований в области астрономии?
– Нет, этим мы не занимаемся, – вежливо засмеялся человек. – В небе ловить нечего.
– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул Михаил Семенович и открыл дверь.
Схватив внучку, он решительно потащил ее за собой сквозь кольцо репортеров – прочь от особняка, а по дороге сгреб и жену.
– А Зазеркалье? – всхлипнула Алиса. – А щеночек?
– Кошку купим, – буркнул профессор.
– Профессор Штейн! – пробился к нему корреспондент Главного канала. – Расскажите о ваших планах на будущее! Мы, конечно, понимаем, что вам уже семьдесят шестой, но вдруг?
– Ухожу из геологии. Планирую заняться астрономией, – сообщил Штейн. – Мне кажется, в небесах еще тоже предстоят открытия. Не подскажете, где тут ближайшее метро?
975 ₽
810 ₽
+ до 146 баллов
Бонусная программа
Итоговая сумма бонусов может отличаться от указанной, если к заказу будут применены скидки.
Купить
Цена на сайте может отличаться от цены в магазинах сети. Внешний вид книги может отличаться от изображения на сайте.
В наличии
В наличии в 475 магазинах. Смотреть на карте
52
Цена на сайте может отличаться от цены в магазинах сети. Внешний вид книги может отличаться от изображения на сайте.
НИЖЕУКАЗАННЫЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГЛУХОВСКИМ Д.А., ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО ГЛУХОВСКОГО Д.А.
«Метро» Дмитрия Глуховского переведено на 37 языков мира и издано двухмиллионным тиражом.
Третья мировая стерла человечество с лица Земли. Планета опустела. Мегаполисы обращены в прах и пепел. Железные дороги ржавеют. Спутники одиноко болтаются на орбите. Радио молчит на всех частотах. Выжили только те, кто услышав сирены тревоги, успел добежать до дверей московского метро. Там, на глубине в десятки метров, на станциях и в туннелях, люди пытаются переждать конец света.
Там они создали новый мирок вместо потерянного огромного мира. Они цепляются за жизнь изо всех сил и отказываются сдаваться. Они мечтают однажды вернуться наверх — когда радиационный фон от ядерных бомбардировок спадет. И не оставляют надежды найти других выживших.Как получить бонусы за отзыв о товаре
1
Сделайте заказ в интернет-магазине
2
Напишите развёрнутый отзыв от 300 символов только на то, что вы купили
3
Дождитесь, пока отзыв опубликуют.
Если он окажется среди первых десяти, вы получите 30 бонусов на Карту Любимого Покупателя. Можно писать неограниченное количество отзывов к разным покупкам – мы начислим бонусы за каждый, опубликованный в первой десятке.
Правила начисления бонусов
Если он окажется среди первых десяти, вы получите 30 бонусов на Карту Любимого Покупателя. Можно писать неограниченное количество отзывов к разным покупкам – мы начислим бонусы за каждый, опубликованный в первой десятке.
Правила начисления бонусов
здесь и сейчас
Плюсы
хорошее оформление, твердая обложка, подходящие к текстам иллюстрации
Минусы
достаточно большая цена (но это в целом на все книги сейчас)
Глуховский
Плюсы
Писатель умеет держать публику не смотря на координатную смену своего жанра
Минусы
Читатели не получат, в этой книге, того что ожидали от писателя фантаста
Дмитрий Глуховский “Рассказы о Родине”
Плюсы
Качество печати
Минусы
Не найдено
Книга «Рассказы о Родине» есть в наличии в интернет-магазине «Читай-город» по привлекательной цене. Если вы находитесь в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону или любом другом регионе России, вы можете оформить заказ на книгу Дмитрий Глуховский «Рассказы о Родине» и выбрать удобный способ его получения: самовывоз, доставка курьером или отправка почтой. Чтобы покупать книги вам было ещё приятнее, мы регулярно проводим акции и конкурсы.
Сезон отпусков в самом разгаре; большинство из нас заменяет половину своей крови гоголь-могольм, слушает рождественскую музыку 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, хотим мы того или нет, и либо тусуемся с нашими (рожденными или избранными) семьями, либо демонстративно отказываемся от этого. Независимо от того, что вы празднуете или нет, это время года больше всего ассоциируется с семьей и возвращением домой. Итак, независимо от того, пересматриваете ли вы Один дома в 50-й раз в пижаме с оленем или занимаетесь другими светскими мероприятиями, не связанными с Рождеством, прочитайте некоторые из лучших рассказов и эссе, которые мы опубликовали о доме.
Не у всех из нас есть дом, в который мы можем вернуться, будь то потому, что вы разорвали все связи или потому, что у вас его никогда не было. Для Олооми это последнее из-за того, что он всю жизнь переезжал с места на место. В этом эссе она сопоставляет поиски Одиссея обратно в Итаку с желанием найти такое же чувство дома в Саут-Бенде, штат Индиана.
Учитывая сбивающую с толку картографию моей жизни, у меня нет единственного дома, куда я мог бы вернуться. я из ниоткуда; или, возможно, я из созвездия мест, где привычки и социальные нормы яростно противоречат друг другу, оставляя меня с пустыми руками. Эта пустота, хотя и мучительно болезненная, также позволила мне развить эмоциональную и психологическую ловкость, принять отступление и с комфортом задержаться на берегах чужих городов в моих невозможных поисках места, которое можно было бы назвать домом.
Напротив, Джонсон глубоко укоренился в ощущении места — часто неверно представленном или сделанном невидимым в литературе — которое, как он всегда считал, не стоило претендовать на это. Став взрослым, он знакомится с работами Ларри Брауна, которые показывают, насколько он ошибался, и доказывают, что Юг достоин того, чтобы о нем писали.
Но я любил книгу [Ларри Брауна] элементарно. Отчасти потому, что Джессика дала его мне, но также и потому, что он задел меня за живое. Это был рассказ, действие которого происходит в сельской местности на юге, который я узнал, написанный человеком, чья легкая улыбка и аккуратные усы напоминали моего отца. Согласно моему ограниченному пониманию искусства и того, кто его создал, Грязная работа не должна была существовать. Может быть, поэтому я так воспринял это.
Как вы справляетесь с медленным разрушением вашего района и дома вашего детства? Дезире Купер борется с этой душераздирающей дилеммой в своей короткой истории о семье, наблюдающей, как их окрестности исчезают вокруг них.
В нашем доме чума. Тонкие обои скручиваются, шпунтованные полы скрипят. Мы потеряли представление о завтрашнем дне. Мы притворяемся, что у нас все еще есть работа, когда мы приходим и уходим, махая соседям. Но все мы знаем, что эта зараза будет распространяться. Минимум раз в неделю во время прогулок я вижу новую вывеску: «В собственности банка» или «Аукцион». Ночью на входной двери соседа появляется белый документ. Противоположность крови агнца — знак того, что Бог не защитит их.
Районы могут быть такой же частью нашего дома, как и наши физические дома. Есть также географические пробные камни, где собираются все жители района. Для Эми Брилл винный погреб рядом с ее домом сыграл важную роль в создании чувства общности, которое сформировало ее детство.
Прогулка к Тони, по улице Ксения в Короне, Квинс, не связана с пепси или доритос, которые мне нужны, или молоком или американским сыром, за которыми моя мать иногда отправляет меня. Тусклый интерьер с двумя переполненными проходами, неоновыми пакетами чипсов, множеством пирожных и обязательным крадущимся котом не так уж и привлекателен. Меня привлекает то, что происходит снаружи. Не могу сказать, как сейчас, но в 19В доме 84, когда мне было четырнадцать и я был один, там тусовался весь район.
Проявляется ли это в просмотре плохих романтических комедий во время поедания мороженого или в слезах в отделе сиденья для унитаза в местном хозяйственном магазине, каждый переживает расставание по-своему. В этом коротком эссе ловко рассказывается о последствиях начала восстановления дома для одного человека, когда вы думали, что будете строить его с кем-то другим.
Мы с собакой идем в хозяйственный магазин по снегу, как в ту первую зиму в Чикаго, когда мы были еще молоды и смелы. Нам тогда было 1 год и 22 года. Сейчас нам 12 и 33 года. Нам нужны ключи от нового места, где мы начинаем новую жизнь, а снег делает новизну безопасной. Мы скользим по тротуару с прежним чувством обещания, две девушки против всего мира, город — сверкающая жемчужина у наших ног.
Две книги, разделенные десятилетиями, умудряются идти по знакомой дороге, когда дело доходит до пригородов. Это эссе также затрагивает тему детства, проведенного в пригородах, и взрослой жизни, проведенной в попытках не возвращаться к ним.
Пригород был построен, чтобы рушиться. Это места, построенные на лжи и поддерживаемые слепыми глазами. Некоторые писатели-фантасты исследовали это; возможно, наиболее заметным из них является Джон Чивер, которого иногда называют «Чехов из пригорода». Но такие книги, как «Жена» и «Захватчики», хотя они были написаны и опубликованы с разницей в несколько десятилетий, не уклоняются от просмотра того, что происходит за закрытыми дверями.
Странные пожилые люди, которые живут в вашем доме, призраки или просто ваши родственники? Попытки нашего сбитого с толку главного героя разобраться в этом, консультируясь по поводу этой дилеммы как с медиумом, так и со своей отсутствующей женой, вызывают больше вопросов, чем ответов.
Из пристройки, которую мы построили к дому, доносились странные звуки: какие-то всхлипы, стоны, какой-то стук. я не исследовал; в общем старался избегать добавления. Я никогда не понимал его цели или того, что он добавлял. Однажды днем из нашей прачечной вышел старик в халате с корзиной. Он вежливо кивнул, сказал «Извините» и пошел обратно по коридору к пристройке, оставляя за собой след из белой пыли.
Иногда дом не может быть найден ни в доме, ни в теле. Этот рассказчик находится в своей комнате — , и его семья считает, что он страдает неназванным психическим заболеванием. Но он по-прежнему стремится найти моменты покоя в чужой жизни.
Я укрываюсь от дома подержанными ширмами, их четыре, из дерева, которое выглядит лучше из-за пыли на нем, дешевле и надежнее. Я пишу после того, как все ложатся спать, пряча свои дневники и бумаги в светлое время суток. Иногда их лица мелькают передо мной в темноте, как будто они грубо вглядываются в пространство между экранами. Даже деревья в саду отдаляются от дома, словно с отвращением.
Прежде чем вы уйдете: Electric Literature проводит кампанию, чтобы набрать 1000 членов к 2020 году , и вы можете помочь нам достичь этой цели . Наличие 1000 членов позволит Electric Literature всегда вовремя платить писателям (не беспокоясь о перерасходе средств на наших банковских счетах), повышать льготы для сотрудников, погашать долги по кредитным картам и перестать полагаться на партнерские ссылки Amazon. Члены также получают скидки в магазине и круглогодичные заявки. Если мы собираемся выжить в долгосрочной перспективе, нам нужно думать о долгосрочной перспективе. Пожалуйста, поддержите будущее Electric Literature, присоединившись к нам сегодня!
Мы публикуем ваших любимых авторов — даже тех, которых вы еще не читали. Получайте новую художественную литературу, эссе и стихи на свой почтовый ящик.
A First Look home to Entertainment Division
5? Для многих это место, где мы росли и играли в детстве. Для других это место, где мы закладываем корни для будущего с нашими новыми семьями. А для некоторых это вообще не физическое место, а то, где находятся ваши люди или драконы. Тема имеет эклектичный ряд заголовков, которые доказывают, что дома бывают всех форм и размеров, от сообществ, которые заставляют вас чувствовать, что вы принадлежите к ужасной неопределенности, которой она часто может быть. Некоторые заставят вас скучать по дому, а некоторые напомнят вам, почему вы переехали через всю страну, но все эти истории очень близки. Готовы к трансляции? Сядьте поудобнее, расслабьтесь и, ну, чувствуйте себя как дома.
Выбор редактора
Скоро в теме: ноябрь 2022 г.
Пьянящие телешоу
Не оставляй следов
В то время как большинство людей думают о доме как о месте, где царит комфорт, для Уилла и Тома дом — это свобода. Отец и дочь живут в дикой местности Орегона, выживая за счет земли, не беспокоясь и не сдерживаясь правилами общества. Но все меняется, когда их ловят правоохранительные органы и заставляют интегрироваться в то самое общество, от которого они пытаются освободиться. Одним легче адаптироваться, чем другим, и вскоре они возвращаются в дикую природу. На протяжении всей жизни Тома дом был там, где был ее отец, но его упрямое желание жить свободно заставляет ее задуматься о том, чего она действительно хочет.
Вернись домой
Мари и Грег были счастливой супружеской парой с тремя прекрасными детьми. Но вряд ли это их счастливый конец. Однажды Мари уходит от них, по-видимому, без всякой причины, оставляя Грега собирать по кусочкам. Сериал из трех эпизодов начинается через 11 месяцев после ухода Мари и рассказывает о возвращении Грега на сцену свиданий, о том, как он справляется с тем, что он отец-одиночка, и об остаточном горе, которое он и дети все еще испытывают. Прежде чем вы поспешите осудить Мари, задайте себе один вопрос: что может заставить женщину отказаться от собственных детей? Ваши предположения исчезнут по мере развития сюжета. Иногда просто невозможно вернуться домой.
Дом в огне
В этом документальном сериале жителям разных населенных пунктов США задают неожиданно наводящий на размышления вопрос: если бы вы могли спасти одну вещь от пожара в доме, что бы это было? Многие из предметов, которые они выбирают, кажутся нам совершенно обыденными, но для них они наполнены воспоминаниями на всю жизнь и имеют неизмеримое значение. В латиноамериканском сообществе Вудберн житель выбирает выпускную табличку, на которой рассказывается его иммиграционная история. В Деревне Достоинства и Женской Деревне Кентона бывшие бездомные жители имеют глубокое представление о материальных благах. Зрителям остается только гадать, что бы они сэкономили, если бы у них был только один предмет, представляющий дом.
F#!*king Adelaide
Возвращение в свой родной пригород может быть обыденным и предсказуемым, но вернуться в то же время, что и все ваши причудливые братья и сестры, совсем не так. А как насчет того, что их всех преследует болезненное прошлое, которое грозит разлучить их? Рассказанная от лица шести членов семьи, которые воссоединяются в Аделаиде, когда их мать решает продать дом своего детства, драма исследует отношения каждого из них с городом, который брат Эли называет «дерьмом», а невидимый хор успокаивающе гармонирует. «дерьмо дерьмо». Добро пожаловать домой.
Брэддок, Пенсильвания
Большинство людей говорят, что любят свой родной город, но сколько на самом деле будет бороться за него? В этом документальном фильме режиссер, активист, городской фермер и политик каждый по-своему пытается вернуть жизнь в свой родной город Брэддок, штат Пенсильвания. Когда-то Брэддок был быстро развивающимся сталелитейным городом в эпицентре промышленной революции, но после упадка сталелитейной промышленности он стал скорее городом-призраком. Хотя бизнеса сейчас нет, жители, преимущественно чернокожие, остались с долгосрочными последствиями для здоровья от многолетнего сильного загрязнения. Тем не менее, они не хотят отказываться от своего города. Благодаря активности, местной политике и изменению ландшафта эти четыре жителя борются за то, чтобы сделать Брэддок лучшим домом для своего сообщества.
Служанка
Иногда приходится бороться за свое место в доме, даже если это не ваш дом и не ваша семья. «Служанка» следует за Ракель, которая 23 года работала горничной в богатой семье в Чили. Когда матриарх семьи нанимает новую помощницу, Ракель чувствует, что ее комфортное положение в доме находится под угрозой, и идет на крайние меры, чтобы помешать своей новой помощнице. Но новая девушка — не единственная ее проблема. Спустя два десятилетия Ракель практически стала частью семьи, настолько, что у нее есть свои глубоко укоренившиеся противоречия с одним из членов семьи. Для некоторых семей дом там, где ссоры.
Здравствуйте, мне пора
Когда муж Эми (Мелани Лински) уходит от нее, она вместе с родителями возвращается домой в пригород Коннектикута. Но возвращение домой и освобождение от брака заставляет Эми вернуться к менее взрослой жизни, и она застревает в своего рода подвешенном состоянии между своей старой жизнью и новой главой. Попутно у нее есть тайный подростковый роман с 19-летним Джереми (Кристофер Эбботт), который преподает ей несколько удивительно взрослых жизненных уроков. «Привет, я должен идти» доказывает, что если дом может подготовить вас к жизни один раз, он может сделать это снова.
Лето 1993 года
После смерти матери 6-летняя Фрида переезжает из Барселоны, чтобы жить со своими тетей, дядей и двоюродным братом в испанской деревне. Нежная история взросления, основанная на собственной жизни режиссера Карлы Симон, представляет собой вдумчивое размышление о том, как внезапное изменение жизни может повлиять на ребенка. Если дом — это якорь, потеря его в таком юном возрасте наполняет вас бесцельностью, которая навсегда определит вас? Или радости и курьезы нового дома помогут вам восстановиться и пустить еще более крепкие корни?
Чудеса
Если вы гордитесь своим образом жизни, хотите ли вы, чтобы мир увидел его, или он должен оставаться священным? В «Чудесах» семья пчеловодов в итальянской деревне изо всех сил пытается свести концы с концами, но телешоу, которое ведет роскошно одетая Моника Белуччи, проявляет к ним интерес, потому что они представляют традиции древней этрусской культуры. Патриарх не хочет иметь ничего общего с постановкой, но старшей дочери Гельсомине любопытно принять участие в чем-то большем, чем ее собственная жизнь. Фильм прекрасно затрагивает подростковый опыт поиска своего места в мире за пределами дома.
Эти птички гуляют
Каждый год в Карачи, Пакистан, пропадают или бросают тысячи детей. «Эти птичьи прогулки» исследуют проблему, встречаясь с несколькими людьми, наиболее затронутыми ею, в том числе с местным гуманистом Абдулом Саттаром Эдхи, который руководит организацией, помогающей беглецам, водителем скорой помощи, который помогает с организацией, и Омаром, патанским мальчиком. который бежал из своего дома в стране талибов. Благодаря их историям зрители получают личный взгляд на очень сложную проблему, в которой дети скучают по своим семьям, но боятся вернуться домой. Хотя это душераздирающая тема, режиссеры Омар Маллик и Бассам Тарик смогли создать визуально поэтичный документальный фильм, который вселяет в вас вдохновение и надежду.
Это место
Четыре очень разных сообщества доказывают, что дом там, где живут твои люди. В VIP-салон Салли клиенты приходят не просто за отличными косами, они приходят, чтобы узнать о себе. В модном сообществе House of Old Navy предоставляет MC Precious Ebony и сотням других модников возможность быть собой, демонстрируя свои танцевальные навыки. В Staten Island Club For the Deaf, последнем оставшемся клубе глухих в Нью-Йорке, Signing Bingo — это способ для людей с нарушениями слуха собраться вместе и сохранить жизнь своему сообществу. Для группы игроков Dungeons and Dragons их дом находится в Стране Анддифдир, месте, которое предлагает им гораздо больше приключений, чем реальный мир.
Палестинские жеребцы
В Палестине арабские лошади являются могущественным символом культуры, а их разведение — искусством, которым гордятся. Но для одной семьи коневодов, проживающей на Западном берегу, это не всегда легкая задача, когда между вами и тренировочными базами есть контрольно-пропускные пункты.