Рассказ описывает неуютные ноябрьские дни, когда по нескольку дней, не переставая, льет холодный дождь, в доме рано темнеет и становится холодно и неуютно людям и животным.
Несколько дней лил, не переставая, холодный дождь. В саду шумел мокрый ветер. В четыре часа дня мы уже зажигали керосиновые лампы, и невольно казалось, что лето окончилось навсегда и земля уходит все дальше и дальше в глухие туманы, в неуютную темень и стужу.
Был конец ноября – самое грустное время в деревне. Кот спал весь День, свернувшись на старом кресле, и вздрагивал во сне, когда темная вода хлестала в окна.
Дороги размыло. По реке несло желтоватую пену, похожую на сбитый белок. Последние птицы спрятались под стрехи, и вот уже больше недели, как никто нас не навещал: ни дед Митрий, ни Ваня Малявин, ни лесничий.
Лучше всего было по вечерам. Мы затапливали печи. Шумел огонь, багровые отсветы дрожали на бревенчатых стенах и па старой гравюре – портрете художника Брюллова.
Откинувшись в кресле, он смотрел на нас и, казалось, так же как и мы, отложив раскрытую книгу, думал о прочитанном и прислушивался к гудению дождя по тесовой крыше.
Ярко горели лампы, и все пел и пел свою нехитрую песню медный самовар-инвалид. Как только его вносили в комнату, в ней сразу становилось уютно – может быть, оттого, что стекла запотевали и не было видно одинокой березовой ветки, день и ночь стучавшей в окно.
После чая мы садились у печки и читали. В такие вечера приятнее всего было читать очень длинные и трогательные романы Чарльза Диккенса или перелистывать тяжелые тома журналов «Нива» и «Живописное обозрение» за старые годы.
По ночам часто плакал во сне Фунтик – маленькая рыжая такса. Приходилось вставать и закутывать его теплой шерстяной тряпкой. Фунтик благодарил сквозь сон, осторожно лизал руку и, вздохнув, засыпал. Темнота шумела за стенами плеском дождя и ударами ветра, и страшно было подумать о тех, кого, может быть, застигла эта ненастная ночь в непроглядных лесах.
Однажды ночью я проснулся от странного ощущения. Мне показалось, что я оглох во сне. Я лежал с закрытыми глазами, долго прислушивался в наконец понял, что я не оглох, а попросту за стенами дома наступила необыкновенная тишина. Такую тишину называют «мертвой». Умер дождь, умер ветер, умер шумливый, беспокойный сад. Было только слышно, как посапывает во сне кот.
Я открыл глаза. Белый и ровный свет наполнял комнату. Я встал и подошел к окну – за Стеклами все было снежно и безмолвно. В туманном небе на головокружительной высоте стояла одинокая луна, и вокруг нее переливался желтоватый круг.
Когда же выпал первый снег? Я подошел к ходикам. Было так светло, что ясно чернели стрелки. Они показывали два часа.
Я уснул в полночь. Значит, за два часа так необыкновенно изменилась земля, за два коротких часа поля, леса и сады заворожила стужа.
Через окно я увидел, как большая серая птица села на ветку клена в саду. Ветка закачалась, с нее посыпался снег. Птица медленно поднялась и улетела, а снег все сыпался, как стеклянный дождь, падающий с елки.
Потом снова все стихло.
Проснулся Рувим. Он долго смотрел за окно, вздохнул и сказал:
– Первый снег очень к лицу земле.
Земля была нарядная, похожая на застенчивую невесту.
А утром все хрустело вокруг: подмерзшие дороги, листья на крыльце, черные стебли крапивы, торчавшие из-под снега.
К чаю приплелся в гости дед Митрий и поздравил с первопутком.
– Вот и умылась земля, – сказал он, – снеговой водой из серебряного корыта.
– Откуда ты это взял, Митрий, такие слова? – спросил Рувим.
– А нешто не верно? – усмехнулся дед. – Моя мать, покойница, рассказывала, что в стародавние годы красавицы умывались первым снегом из серебряного кувшина и потому никогда не вяла их красота. Было это еще до царя Петра, милок, когда по здешним лесам разбойники купцов разоряли.
Трудно было оставаться дома в первый зимний день. Мы ушли на лесные озера. Дед проводил нас до опушки. Ему тоже хотелось побывать на озерах, но «не пущала ломота в костях».
В лесах было торжественно, светло и тихо.
День как будто дремал. С пасмурного высокого неба изредка падали одинокие снежинки. Мы осторожно дышали на них, и они превращались в чистые капли воды, потом мутнели, смерзались и скатывались на землю, как бисер.
Мы бродили по лесам до сумерек, обошли знакомые места. Стаи снегирей сидели, нахохлившись, на засыпанных снегом рябинах.
Мы сорвали несколько гроздей схваченной морозом красной рябины – это была последняя память о лете, об осени.
На маленьком озере – оно называлось Лариным прудом – всегда плавало много ряски. Сейчас вода в озере была очень черная, прозрачная, – вся ряска к зиме опустилась на дно.
У берегов наросла стеклянная полоска льда. Лед был такой прозрачный, что даже вблизи его было трудно заметить. Я увидел в воде у берега стаю плотиц и бросил в них маленький камень. Камень упал на лед, зазвенел, плотицы, блеснув чешуей, метнулись в глубину, а на льду остался белый зернистый след от удара. Только поэтому мы и догадались, что у берега уже образовался слой льда.
Мы обламывали руками отдельные льдинки. Они хрустели и оставляли на пальцах смешанный запах снега и брусники.
Кое-где на полянах перелетали и жалобно попискивали птицы. Небо над головой было очень светлое, белое, а к горизонту оно густело, и цвет его напоминал свинец. Оттуда ими медленные снеговые тучи.
В лесах становилось все сумрачнее, все тише, и наконец пошел густой снег. Он таял в черной воде озера, щекотал лицо, порошил серым дымом леса.
Зима начала хозяйничать над землей, но мы знали, что под рыхлым снегом, если разгрести его руками, еще можно найти свежие лесные цветы, знали, что в печах всегда будет трещать огонь, что с нами остались зимовать синицы, и зима показалась нам такой же прекрасной, как лето.
(Илл. Безбородова К.)
Пожалуйста, оцените произведение
Оценка / 5. Количестов оценок
Оценок пока нет. Поставьте оценку первым.
Сожалеем, что вы поставили низкую оценку!
Помогите сделать материалы на сайте лучше для пользователя!
Напишите причину низкой оценки.
Количество прочтений: 1531 Опубликовано: Мишуткой
Если Вам понравилось, пожалуйста, поделитесь с друзьями.
Почему у льва большая грива — Мошковская Э. Стих для детей.
«Вам нужна большая стрижка —Ах, как вам пошла бы стрижка!» —Говорила Льву Мартышка.Говорила Льву Ворона,И твердила Льву Сорока —Затвердила Льву …
Читать »
Олешка родился — Мошковская Э. Стихотворение для детей.
и… удивился!Носудивился,глаз удивился,ухо торчком…Страшно кругом!Олешки-крошкине больше кошки!Стоят малыши,дрожат малыши,разъехалисьножки-карандаши.(Илл. Хоревой Я.) …
Читать »
Нахальные мыши — Мошковская Э.
Стихотворение для детей.
Но я никогда бы поверить не мог,Что мыши сжевали сладкий пирог,Что мыши украли сладкий творог,Едва только я ступил за порог!..Что …
Читать »
Мышиный дом — Мошковская Э. Стихотворение для детей.
В углу скребут тихонько пол,Я знаю! Это папа Мышьпришёл уже с работы.Вот маме Мыши папаМышь рассказывает что-то.Обед уже дымится,и папа …
Читать »
Лесной оркестр. Сборник стихов — Мошковская Э. Стихи для детей.
Оглавление: День и ночь Два шага Попрощались Высота Надо мною столько неба Лесной оркестр Коровы жуют Знаменитый акробат Дело – …
Читать »
Как лягушки научились квакать — Мошковская Э. Стих для детей.
В продаже.ОчередьДаже.Обидно Слонам:— А нам?..— И вам!— И нам?!!Встали в очередьСлоныКрылья очень имнужны:Непременно новые,Новые,Слоновые.РазмераНебольшогоСто сорок шестого!НадеваютСлоны,ПримеряютСлоныПокупаютСлоныИ порхаютСлоныНе осталось никогоБес- кры- …
Читать »
Это — филин — Мошковская Э.
Стихотворение для детей.
Я рисую — Мошковская Э. Стихотворение для детей.
Здесь нарисован грустный кот.Он очень одинокий кот.А на другом листе – Щенок.Он тоже одинок!А это – одинокий дом.Пусть в немЖивут …
Читать »
Я очень люблю своего котенка — Мошковская Э. Стих для детей.
И я всё думал:хорошо бы он тонул.Я бы его спас!Вчера мы были на речке.Он не тонул и не тонул.И я …
Читать »
Дождик вышел погулять. Сборник стихов — Мошковская Э.
Оглавление: Зяблик согрелся Капризы Дождик вышел погулять Маша и каша Утренний приказ Дятел петь захотел Зяблик согрелсяЗяблик: — Пинь! Пинь! …
Читать »
Текст: ГодЛитературы.РФ
Осень чувствуют все. Кто-то наслаждается листопадом и ловит отражения в лужах, а кто-то, кутаясь от холода в шарф, наблюдает за унылыми низкими тучами. Осень — пора рефлексий, подведения итогов прожитого и нажитого. Пожалуй, нет поэта без стихотворения об осени.
А мы предлагаем вспомнить, как описывают осень в русской прозе. Собрали для вас 10 фрагментов, которые стоит лишний раз перечитать.
«Часто осенью я пристально следил за опадающими листьями, чтобы поймать ту незаметную долю секунды, когда лист отделяется от ветки и начинает падать на землю. Но это мне долго не удавалось. Я читал в старых книгах о том, как шуршат падающие листья, но я никогда не слышал этого звука. Если листья и шуршали, то только на земле, под ногами человека. Шорох листьев в воздухе казался мне таким же неправдоподобным, как рассказы о том, что весной слышно, как прорастает трава.
Я был, конечно, неправ. Нужно было время, чтобы слух, отупевший от скрежета городских улиц, мог отдохнуть и уловить очень чистые и точные звуки осенней земли».
Константин Паустовский. «Желтый свет».
«Я так любила осень, — позднюю осень, когда уже уберут хлеба, окончат все работы, когда уже в избах начнутся посиделки, когда уже все ждут зимы.
Тогда всё становится мрачнее, небо хмурится облаками, желтые листья стелются тропами по краям обнаженного леса, а лес синеет, чернеет, — особенно вечером, когда спустится сырой туман и деревья мелькают из тумана, как великаны, как безобразные, страшные привидения».
Федор Достоевский. «Бедные люди»
«Дни стояли туманные, странные: проходил мерзлой поступью ядовитый октябрь; замороженная пыль носилась по городу бурыми вихрями; и покорно лег на дорожках Летнего сада золотой шепот лиственный, и покорно ложился у ног шелестящий багрец, чтобы виться и гнаться у ног прохожего пешехода, и шушукать, сплетая из листьев желто-красные россыпи слов; та синичья сладкая пискотня, что купалась весь август в волне лиственной, в волне лиственной не купалась давно: и сама синичка Летнего сада теперь сиротливо скакала в черной сети из сучьев, по бронзовой загородке да по крыше Петровского домика».
Андрей Белый. «Петербург»
«На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию».
Алексей Иванов. «Географ глобус пропил»
«С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода, по обыкновению, круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи.
Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч медленно выплывали хребты снеговых гор-облаков, закрывалось окошечко в голубое небо, а в саду становилось пустынно и скучно, и снова начинал сеять дождь… сперва тихо, осторожно, потом все гуще и наконец превращался в ливень с бурей и темнотой. Наступала долгая, тревожная ночь…»
Иван Бунин. «Антоновские яблоки»
«Какая драма! нездорова, невесела… осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя.
Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! — говорила она, указывая высоко над Волгой на кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло — и на душе становится уныло.
.. Не правда ли?»
Иван Гончаров. «Обрыв»
«Сквозь обнаженные, бурые сучья деревьев мирно белеет неподвижное небо; кое-где на липах висят последние золотые листья. Сырая земля упруга под ногами; высокие сухие былинки не шевелятся; длинные нити блестят на побледневшей траве. Спокойно дышит грудь, а на душу находит странная тревога. Идешь вдоль опушки, глядишь за собакой, а между тем любимые образы, любимые лица, мертвые и живые, приходят на память, давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображение реет и носится, как птица, и всё так ясно движется и стоит перед глазами. Сердце то вдруг задрожит и забьется, страстно бросится вперед, то безвозвратно потонет в воспоминаниях. Вся жизнь развертывается легко и быстро, как свиток; всем своим прошедшим, всеми чувствами, силами, всею своею душою владеет человек. И ничего кругом ему не мешает — ни солнца нет, ни ветра, ни шуму…»
Иван Тургенев. «Лес и степь»
«Осень похожа на уже прочитанную, но успевшую позабыться книгу — каждая страница о том, что знаешь и о чем смутно помнишь, каждая страница — возвращение туда, где уже побывал.
Ночи отныне наполнены шумом дождя, утра пахнут обессилевшей, но еще не остывшей землей, солнце, растерявши всю свою чинную неспешность, суетливо скользит по краю неба, не поднимаясь выше холмов — время солнца ушло, настали чужие времена».
Наринэ Абгарян. «Зулали»
«По-русски осень, как и женщина, зовется она — это и есть женщина, выполнившая все свои обеты и потому спокойная в ясности предзимнего ожидания, синеглазая до боли, пристальная во всех своих затаенных чувствах вдовы, которая вспоминает прошлое, одиноко ложась в холодную, пробитую пушистым инеем постель».
Анатолий Ким. «Белка»
«Долгий осенний закат догорел. Погасла последняя багровая, узенькая, как щель, полоска, рдевшая на самом краю горизонта, между сизой тучей и землей. Уже не стало видно ни земли, ни деревьев, ни неба. Только над головой большие звезды дрожали своими ресницами среди черной ночи, да голубой луч от маяка подымался прямо вверх тонким столбом и точно расплескивался там о небесный купол жидким, туманным, светлым кругом.
Ночные бабочки бились о стеклянные колпаки свечей. Звездчатые цветы белого табака в палисаднике запахли острее из темноты и прохлады. <…>
«Да-с… Осень, осень, осень, — говорил старик, глядя на огонь свечи и задумчиво покачивая головой. — Осень. Вот и мне уж пора собираться. Ах, жаль-то как! Только что настали красные денечки. Тут бы жить да жить на берегу моря, в тишине, спокойненько…»
Александр Куприн. «Гранатовый браслет»
kaggsysbookishramblings Без категории киев, константин паустовский, история жизни, украина 20 комментариев
В своем довольно оптимистичном посте о планах на 2023 год я упомянул, что одним из проектов, который я хотел бы осуществить в этом году, было чтение шести томов автобиографии Константина Паустовского , широко известной под общим названием «История жизни» (также название первой книги в последовательности).
Эпическое произведение Паустовского охватывает Россию через революционные, а затем советские времена, и оно переиздается NYRB в блестящем новом переводе; тем не менее, у меня есть шесть книг этой серии в красивом твердом переплете, первоначально выпущенных в 1960-х годах, и в переводе Мани Харари и Майкла Дункана , и именно их я собираюсь прочитать. Что ж, у меня было несколько свободных дней перед возвращением в новый год, так что, похоже, самое время приступить к этому новому проекту… 😊
Паустовский родился в Москве в 1892 году; его отец был железнодорожным статистиком, а мать происходила из семьи польских интеллектуалов. Он вырос в Украине, курсируя между Киевом и деревней, посещая школу с Михаилом Булгаковым и продолжая учиться в Киевском университете. Этот первый том его воспоминаний имеет подзаголовок «Детство и школьные годы» и охватывает его ранние воспоминания о своей семье, взрослении, проживании в деревне, переменах, происходящих вокруг него, и перипетиях семейной жизни.
Книга начинается драматично: молодой человек Паустовский едет в деревню через свирепую бурю, чтобы навестить своего умирающего отца. Это в какой-то мере задает тон для остальной части книги, поскольку у автора есть тенденция начинать главу с какого-то драматического нового события, а затем продолжать объяснять, что к нему предшествовало!
Это было в сентябре. Надвигались сумерки. Кто не видел киевской осени, тот не может себе представить нежной красоты этих часов. На небе загорается первая звезда. Пышные осенние сады неподвижны, ждут ночи и падающих звезд, которых они поймают в своей густой листве, как в гамаке, и опустят на землю так тихо, что никто не проснется и не узнает.
Последующие главы короткие, лирические и увлекательные. Паустовский вспоминает свои визиты к разным отношениям; его приключения в детстве; его капризная мать; его первые увлечения; его школьные годы и товарищи по играм; и красивая сельская местность Украины, которую он явно любит.
Однако его относительно спокойная молодая жизнь нарушается, когда распадается его семья; были признаки того, что его отец и мать постепенно расходятся, и это приводит к тому, что он впадает в бедность и прерывает его обучение. Он часто находит утешение в природе и деревне, особенно во время пребывания у родственников, и это постоянная тема, проходящая через всю книгу.
Этим летом я привязался на всю жизнь и всей душой к сельской местности Центральной России. Я не знаю другой страны, в которой была бы лирическая сила и трогательная и притягательная красота этого меланхолического, спокойного и просторного края. Трудно измерить силу привязанности. Вы полюбите каждую травинку, согретую солнцем или отяжелевшую от росы, каждый глоток воды из колодца в лесу, каждое деревце, дрожащее в безветренном воздухе у озера, каждый крик петуха и каждое облачко в высокой, бледной небо.
Однако не все в его повествовании по-деревенски; Паустовский жил во времена перемен и конфликтов, и по мере взросления он осознает окружающие его политические потрясения, которые временами действительно затрагивают семью, особенно когда начинается ранняя революция.
«История одной жизни» действительно была прекрасной книгой, которую можно было прочитать от начала до конца. На самом деле это не традиционная автобиография, поскольку каждая глава представляет собой почти отдельную виньетку, посвященную определенному аспекту жизни Паустовского. И хотя это очень личная книга, рассказывающая о событиях, которые произошли с ним и о его поэтическом развитии, в ней есть дополнительный интерес, заключающийся в том, что она рассказывает, каково было жить в те меняющиеся времена. Такие мелочи, как его размышления о русской культуре и описания того, как смерть Толстого и Чехова повлияла на всех, оживляют его мир. Его текст удивительно атмосферный, он переносит вас сквозь время и пространство в его мир, и мне очень понравилась эта книга!
Итак, я приступила к моему первому Паустовскому и, надеюсь, поддержу импульс для продолжения серии.
Я почувствовал дополнительную остроту, читая книгу в тот момент, так как большая часть повествования происходит в Украине/Киеве, я не мог не размышлять о том, насколько отличается жизнь его жителей в наши дни… ☹ Что касается перевода, я видел это вариант раскритиковали как несколько плосковатый, но он определенно не для меня – я нашел письмо лирическим и описательным, города и деревни, в которых жил Паустовский, оживились, а его рассказ запомнился. Я с нетерпением жду продолжения своего путешествия по его жизни!
Нравится Загрузка…
[Алами]Размер текста
Межстрочный интервал
Ян Томсон
Когда стоит рассказывать о жизни? Шеститомная автобиография советского писателя Константина Паустовского «Сто ри жизни
Марлен Дитрих в обожании пала к ногам Паустовского, встретив его в Москве в 1964 году; в следующем году, прочитав его по-французски, она выбрала История одной жизни как ее книга о потерпевших кораблекрушение на дисках необитаемого острова. У Дитриха был хороший вкус. После его смерти в 1968 году в возрасте 76 лет Паустовский был провозглашен «русским Прустом». Марлен Дитрих пала к ногам Паустовского в обожании, когда встретила его в Москве в 1964 году выйдет в ближайшее время) должны вернуть Паустовского нашему вниманию. Предыдущие переводы на английский язык были неуклюжими, плоскими и неточными, но Смит умело уловил непритворную простоту и Тристрам Шенди -подобная дискурсивность прозы Паустовского. Изданная в Москве между 1945 и 1963 годами, книга полна ярких зарисовок персонажей, колоритных инцидентов и остросюжетных виньеток. Отрывки поразительной лирической красоты («багряные угасающие осенние закаты») в сочетании с острыми описаниями учителей, художников и писателей, безымянных пассажиров поездов, крестьян, рыбаков, солдат и священников создают насыщенный портрет России начала ХХ века.
Первый том, «Далекие годы», разворачивается в основном в начале 19 века.Киев 00-х и другие регионы Украины, где вырос Паустовский. Среди его одноклассников по киевской классической гимназии был Михаил Булгаков, украинский буйный ребенок, который использовал металлическую пряжку ремня как «тряпку». (Школа, которую посещал руританское преосвященство короля Сербии Петра I, считалась одной из лучших в Киеве.) Отвергнутый царской имперской армией во время первой мировой войны из-за близорукости, Паустовский служил кондуктором трамвая и санитарный поезд санитар. В эмоционально заряженной прозе он вызывает в воображении ужасы Восточного фронта. «Возле воронки лежала дохлая лошадь, кости которой обглодали вороны-падальщики, а длинные желтые зубы обнажились, словно в смехе». корректор. Он был пьян 1917 революции и приветствовал политический переворот, сопровождавший большевистский переворот. Капитализм с присущими ему конкуренцией и борьбой, наконец, умер, а ленинизм стал новым кредо, которое залечит раны послевоенной Европы.
Самый популярный
Джеймс Эссес
Избрание Хумзы Юсуфа должно касаться всех нас
Однако очень скоро Паустовский почувствовал отвращение к большевистскому фанатизму. Сами советские власти уловили в 90-х гг.0083 История жизни и не одобрял отсутствие революционного пророчества и триумфализма. Где красная ярость и сталинская ярость в этом так называемом литературном документе? Скромные усилия Паустовского по описанию и воспоминанию выглядели слишком ручными для такой могущественной темы, как Советская Мать-Россия и ее героические народы.
Его литературными воплощениями были, конечно, не сталинские соцреалисты, а Чехов, Тургенев, Толстой и Ибсен («великий труженик человеческой души»). Именно в Толстом Паустовский нашел мудрость, необходимую ему, чтобы противостоять неудачам своей жизни. Его беспомощный отец рано бросил семью только для того, чтобы умереть, не дожив до своего времени от рака. Его сестра постепенно оглохла и ослепла; два его брата-солдата были убиты на передовой в один и тот же день.
