Их расстреляли на рассвете,
Когда еще белела мгла.
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться
И встать затем ко рву спиной,
Но прозвучал вдруг голос детский
Наивный, чистый и живой:
Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не осуждая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже» —и смятеньем на миг эсесовец объят
Рука сама собой с волненьем вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим, и кажется он в землю врос,
Глаза, как у моей дочурки? — в смятенье сильном произнес.
Охвачен он невольно дрожью,
Проснулась в ужасе душа.
Нет, он убить ее не может,
Но дал он очередь спеша.
Упала девочка в чулочках…
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, что если б дочка
Вот здесь, вот так твоя легла…
Ведь это маленькое сердце
Пробито пулею твоей…
Шагал эсэсовец угрюмо,
С земли не поднимая глаз,
впервые может эта дума
В мозгу отравленном зажглась.
И всюду взгляд струится синий,
И всюду слышится опять,
И не забудется поныне:
Чулочки, дядя, тоже снять?»
События, о которых сейчас пойдет речь, произошли зимой 1943–44 годов, когда фашисты приняли зверское решение: использовать воспитанников Полоцкого детского дома № 1 в качестве доноров. Немецким раненым солдатам требовалась кровь. Но где её взять? У детей.
Первым встал на защиту ребятишек директор детского дома Михаил Степанович Форинко. Безусловно, для оккупантов никакого значения не имели жалость, сострадание и вообще сам факт такой жестокости, поэтому сразу было ясно: это не аргументы. Зато весомым стало рассуждение: как могут больные и голодные дети предоставить хорошую кровь? Никак. У них в крови недостаточно витаминов или хотя бы о жизненно необходимого железа. К тому же в детском доме совсем нет дров, все окна выбиты, очень холодно. Дети всё время болеют, а простуженные – какие же это доноры? Сначала детишек следует вылечить, подкормить, а уже после использовать.
Немецкое командование согласилось с таким вполне «логическим» решением. Михаил Степанович предложил перевести детей и сотрудников детского дома в деревню Бельчицы, там находился сильный немецкий гарнизон. И опять-таки железная бессердечная логика сработала. Они и не знали, что первый, замаскированный шаг к спасению детей был сделан…
А дальше началась большая, тщательная спецоперация. Детей нужно было перевести в партизанскую зону, а затем переправлять на самолёте. И вот в ночь с 18 на 19 февраля 1944 года из села вышли 154 воспитанника детского дома, 38 их воспитателей, а также члены подпольной группы «Бесстрашные» со своими семьями также партизаны отряда имени Щорса бригады имени Чапаева. Ребятишкам было от трёх до четырнадцати лет. И все – все! – молчали, боялись даже неровно дышать. Старшие несли младших. У кого не было тёплой одежды – были обернуты в платки и одеяла. Даже трёхлетние малыши понимали смертельную опасность – и молчали…
На случай, если фашисты всё поймут и отправятся в погоню, около деревни дежурили малые отряды партизан, готовые вступить в бой. А в лесу ребятишек ожидал санный поезд – тридцать подвод. Очень помогли лётчики. В роковую ночь они, зная об важности операции, закружили над Бельчицами, отвлекая внимание врагов. Детишки же были предупреждены: если вдруг в небе засияют осветительные ракеты, надо немедленно садиться и не шевелиться. За время операции колонна садилась несколько раз. До глубокого партизанского тыла, к счастью, добрались все.
Теперь предстояло эвакуировать детей за линию фронта. Сделать это требовалось как можно быстрее, ведь немцы практически сразу обнаружили «пропажу». Находиться у партизан с каждым днём становилось опаснее. Но на помощь пришла 3-я воздушная армия, лётчики начали вывозить детей и раненых, в то же время доставляя партизанам необходимые боеприпасы.
Было выделено два самолёта, под крыльями у них приделали специальные капсулы-люльки, куда могли поместиться несколько дополнительных человек. Плюс лётчики вылетали без штурманов – это место тоже берегли для пассажиров. В ходе операции удалось вывезли более пятисот человек. Но сейчас речь пойдёт только об одном полёте, самом последнем.
Он состоялся в ночь с 10 на 11 апреля 1944 года. Вёз детей лейтенант гвардии Александр Мамкин. Ему было всего 28 лет. Уроженец села Крестьянское Воронежской области, он выпускник Орловского финансово-экономического техникума и Балашовской школы. К моменту событий, о которых идёт речь, Мамкин был уже профессиональным, опытным лётчиком. За плечами – не менее семидесяти ночных вылетов в немецкий тыл.
Тот рейс был для него в этой операции (прозвали её «Звёздочка») не первым, а девятым. В качестве аэродрома использовалось озеро Вечелье. Приходилось спешить ещё и потому, что лёд с каждым днём становился всё тоньше. В самолёт Р-5 поместились десять ребятишек, их воспитательница Валентина Латко и еще двое раненых партизан.
Сначала всё шло нормально, но при подлёте к линии фронта самолёт Мамкина подбили. Линия фронта осталась позади, а Р-5 загорелся… Будь Мамкин на борту один, он набрал бы высоту и выпрыгнул с парашютом. Но он летел не один. И не собирался отдавать мальчишек и девчонок в руки смерти. Не для того они, только начавшие жить, пешком ночью спасались от фашистов, чтобы разбиться от рук фашистов. И Мамкин вёл самолёт… Пламя перебралось в кабину пилота. От температуры плавились лётные очки, прикипая к коже. Горела одежда, шлемофон, в дыму и огне было плохо видно. От ног потихоньку оставались только кости.
А там, за спиной у храброго лётчика, раздавался плач. Дети боялись огня, им очень хотелось жить. Осознавая это, Александр Петрович вёл самолёт практически вслепую. Превозмогая адскую боль, уже, можно сказать, безногий, он по-прежнему крепко стоял между ребятишками и смертью. Мамкин нашёл площадку на берегу озера, неподалёку от советских частей. Почти прогорела перегородка, которая отделяла его от пассажиров, на некоторых начала тлеть одежда. Но смерть, взмахнув над детьми косой, так и не смогла опустить её. Мамкин не дал. Все пассажиры остались живы. Александр Петрович каким-то непостижимым образом сам выбрался из кабины. Он успел спросить: «Дети живы?» И услышал голос мальчика Володи Шишкова: «Товарищ лётчик, не беспокойтесь! Я открыл дверцу, все живы, выходим…» после Мамкин потерял сознание.
Врачи так и не смогли объяснить, как мог управлять машиной да ещё и благополучно посадить её человек, в лицо которого вплавились очки, а от ног остались лишь кости? Как смог он преодолеть боль, шок, страх, какими усилиями удержал сознание? Похоронили героя в деревне Маклок в Смоленской области. С того дня все боевые друзья Александра Петровича, встречаясь уже под мирным небом, первый тост выпивали «За Сашу!»… За Сашу, который с двух лет рос без отца и очень хорошо помнил детское горе. За Сашу, который всем своим сердцем любил мальчишек и девчонок. За Сашу, который носил фамилию Мамкин и сам, словно мать, подарил детям жизнь.
Источник
udiwis.ru
Загадка…
Разница в некоторых фразах. А стихотворение явно одно.
Как так могло получиться? Вот загадка военных лет…
«Чулочки» Асадов.
Их расстреляли на рассвете,
Когда вокруг белела мгла.
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели всем раздеться,
Потом ко рву всем стать спиной,
Но вдруг раздался голос детский.
Наивный, тихий и живой:
«Чулочки тоже снять мне дядя?» —
Не упрекая, не грозя
Смотрели, словно в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
А вот Чулочки (из книги Варварство) Мусса Джалиль
Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
www.inpearls.ru
Их расстреляли на рассвете,
Когда вокруг белела мгла.
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели всем раздеться,
Потом ко рву всем стать спиной,
Но вдруг раздался голос детский.
Наивный, тихий и живой:
«Чулочки тоже снять мне дядя?» –
Не упрекая, не грозя
Смотрели, словно в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже!»
Но смятением на миг эсэсовец объят.
Рука сама собой в мгновенье
Вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим,
Проснулась в ужасе душа.
Нет! Он застрелить ее не может,
Но дал он очередь спеша.
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат! Что если б дочка
Твоя вот так же здесь легла?
И это маленькое сердцеПробито пулею твоей!
Ты – Человек, не просто немец!
Но ты ведь зверь среди людей!
… Шагал эсэсовец угрюмо
К заре, не поднимая глаз.
Впервые может эта дума
В мозгу отравленном зажглась.
И всюду взгляд светился синий,
И всюду слышалось опять
И не забудется поныне:
«Чулочки, дядя, тоже снять?»
Муса Джалиль
Родился 15 февраля 1906, деревня Мустафино, Оренбургская губерния (ныне Мустафино, Шарлыкский район, Оренбургская область) Умер — 25 августа 1944, Берлин. — татарский советский поэт, Герой Советского Союза (1956), Лауреат Ленинской премии (посмертно)
Памятник в Казани.
Посмертное признание
В 1946 году МГБ СССР завело розыскное дело на Мусу Джалиля. Он обвинялся в измене Родине и пособничестве врагу. В апреле 1947 года имя Мусы Джалиля было включено в список особо опасных преступников.
В 1946 бывший военнопленный Нигмат Терегулов принёс в Союз писателей Татарии блокнот с шестью десятками стихов Джалиля. Через год из советского консульства в Брюсселе пришла вторая тетрадь. Из Моабитской тюрьмы её вынес бельгийский участник Сопротивления Андре Тиммерманс. Он сидел в одной камере с Джалилем в Моабитской тюрьме. В их последнюю встречу Муса сказал, что его и группу его товарищей-татар скоро казнят, и отдал тетрадь Тиммермансу, попросив передать её на родину.
Был ещё один сборник стихов из Моабита, его привёз бывший военнопленный Габбас Шарипов. Терегулов и Шарипов были арестованы. Терегулов погиб в лагере. Габбас Шарипов отбыл наказание (10 лет), затем жил в Волгоградской области.
В январе 1946 года в советское посольство в Риме турецкий подданный татарин Казим Миршан принёс ещё одну тетрадь. Сборник отправлен в Москву, где след его потерялся. Сборник передали в министерство иностранных дел, затем в МГБ, затем в СМЕРШ. C 1979 поиски этих тетрадей не дали результатов.
«Моабитская тетрадь» попала в руки поэту Константину Симонову, который организовал перевод стихов Джалиля на русский язык, снял клеветнические наветы с поэта и доказал патриотическую деятельность его подпольной группы[11]. Статья К. Симонова о Мусе Джалиле была напечатана в одной из центральных газет в 1953 году, после чего началось триумфальное «шествие» подвига поэта и его товарищей в народное сознание. Немалую роль в реабилитации Мусы Джалиля сыграл и его друг, писатель Гази Кашшаф.
В 1956 году посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза, в 1957 году стал лауреатом Ленинской премии. В 1966 году отмечался первый юбилей поэта, организованный в колхозе, названном его именем, на его родине, в селе Мустафино, где присутствовали многие знаменитые писатели и родственники из разных стран.
****
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных… Мутный дождь
Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня…
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,–
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? —
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты
вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно.–
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
cont.ws
На следующий день, все решили во что бо то ни стало выучить его и рассказать на классном часу посвященному ВОВ.
Я утверждала и уговаривала не рассказывать такое сложное стихотворение. Считаю что оно для более старшего прочтения. Но дочь упертая и выучить за минут 10 большой стих ей ничего не стоит.
Но тут в классе разгорелась борьба – кому рассказывать Многие хотели.
Даша тоже будет рассказывать “Чулочки“, но почему то она говорит, что чулочки написал Муса Джалиль?!
Я по не знаю говорю, ну ладно Джалиль, так Джалиль – 2 стихотворения – и оба про чулочки.
У тебя будет “Чулочки” Ассадова.
Начали скачивать стих с интернета и вот что он нам выдал. Вот стих который выучили мы. Разница в некоторых фразах. А стихотворение явно одно..
Как так могло получиться? Вот загадка военных лет….
“Чулочки” Асадов.
Их расстреляли на рассвете,А вот Чулочки (из книги Варварство) Мусса Джалиль
Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
-Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не упрекая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
“Чулочки тоже..?”
И смятеньем эсесовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
“Глаза, как у моей Утины” –
В смятеньи смутном произнес,
Овеянный невольной дрожью.
Нет! Он убить ее не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек не просто немец,
Ты страшный зверь среди людей.
Шагал эсесовец упрямо,
Шагал, не подымая глаз.
Впервые может эта дума
В сознании отравленном зажглась,
И снова взгляд светился детский,
И снова слышится опять,
И не забудется навеки
“Чулочки дядя тоже, снять?
xn--80avnr.xn--p1ai
Сперва велели всем раздеться,
Потом ко рву всем стать спиной,
Но вдруг раздался голос детский.
Наивный, тихий и живой:
«Чулочки тоже снять мне дядя?» –
Не упрекая, не грозя
Смотрели, словно в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже!»
Но смятением на миг эсэсовец объят.
Рука сама собой в мгновенье
Вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим,
Проснулась в ужасе душа.
Нет! Он застрелить ее не может,
Но дал он очередь спеша.
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат! Что если б дочка
Твоя вот так же здесь легла?
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей!
Ты – Человек, не просто немец!
Но ты ведь зверь среди людей!
… Шагал эсэсовец угрюмо
К заре, не поднимая глаз.
Впервые может эта дума
В мозгу отравленном зажглась.
И всюду взгляд светился синий,
И всюду слышалось опять
И не забудется поныне:
«Чулочки, дядя, тоже снять?»
At first everyone was told to undress,
Then to the den all be back,
But then came the voice of children.
Naive, silent and live:
“Stockings also remove my uncle?” –
Do not reproach, does not threaten
Viewed as if looking into the soul
Three year old girl’s eyes.
“Stockings, too!”
But confusion for a moment, the SS man a hug.
Hand itself in an instant
Suddenly down the machine.
He seemed bound blue eyes,
I woke up terrified soul.
No! He can not shoot it,
But he gave all haste.
I fell girl in stockings.
Remove not had time, I could not.
Soldier, soldier! What if my daughter
Your’s just lay here?
And this little heart
Bullet punched yours!
You – man, do not just Germans!
But you’re a beast among men!
Chagall … SS sullenly
By dawn, without looking up.
For the first time, this could doom
In the brain lit up poisoned.
And everywhere glowing blue eyes,
Everywhere could be heard again
And do not be forgotten today:
“Stockings, uncle, also off?”
songspro.ru
19 февраля в Центральной библиотеке имени Максима Горького состоялось мероприятие, посвященное 110 годовщине со дня рождения нашего земляка Мусы Джалиля, которое посетили учащиеся 11 класса нашей школы.
Родился Муса Джалиль 15 февраля 1906 года в деревне Мустафино Оренбургской губернии.
В 1931 году закончил литературный факультет МГУ.
В 1931—1932 годах был редактором т детских журналов. В 1932 году Джалиль жил и работал в городе Серове. В 1934 году вышли два его сборника – «Орденоносные миллионы» и «Стихи и поэмы».
В 1941-м призван в Красную армию. Воевал на Ленинградском и Волховском фронтах, был корреспондентом газеты «Отвага».
В июне 1942 года был тяжело ранен, попал в плен, заключен в тюрьму Шпандау. В концлагере Муса под фамилией Гумеров вступил в подразделение вермахта – легион «Идель-Урал», который немцы намеревались направить на Восточный фронт. В Едлино (Польша), где готовился легион «Идель-Урал», Муса организовал среди легионеров подпольную группу и устраивал побеги военнопленных. Первый батальон Волго-татарского легиона поднял восстание и присоединился к белорусским партизанам в феврале 1943 года.
За участие в подпольной организации Мусу Джалиля казнили на гильотине 25 августа 1944 года в военной тюрьме Плетцензее в Берлине.
В 1946 году МГБ СССР завел разыскное дело на Мусу Джалиля. Он обвинялся в измене Родине и пособничестве врагу. В апреле 1947 года имя Мусы Джалиля было включено в список особо опасных преступников.
В 1956 году Муса Джалиль посмертно удостоен звания Героя Советского Союза, в 1957 году стал лауреатом Ленинской премии за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь».
Отзывы учащихся 11 класса о мероприятии.
Муса Джалиль – татарский поэт, герой – антифашист. Это человек, испытавший ужасы войны. В его творчестве много стихотворений проникнутых болью и страданьем. Находясь в Моабитской тюрьме, поэт написал 120 произведений. Его тетради были сохранены товарищами.
«Больше всего меня тронуло его стихотворение «Чулочки». Это настолько эмоциональное произведение, которое трогает до слёз и мурашек. Прочитав его, можно прочувствовать всю тяжесть войны», – поделилась Наталья Петривская
«Меня затронуло стихотворение Мусы Джалиля «Чулочки», в котором говорится о девочке с «чистым сердцем», которая даже не подозревает о грядущей беде, о расстреле», – сказал Колосевич Артем
«Больше всего мне запомнилось стихотворение «Чулочки». В этом стихотворении раскрывается вся жестокость военного времени. В нем показана жестокость военного времени, которая не щадила даже детей. Трехлетняя ни в чём не повинная девочка была расстреляна. После того, как я прослушала это стихотворение, на глазах появились слезы. Оно так сильно запало мне в душу», – сказала Кортягова Марина
Муса Джалиль «Чулочки».
Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
-Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не упрекая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
“Чулочки тоже..?”
И смятеньем эсесовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
“Глаза, как у моей Утины” –
В смятенье смутном произнес,
Овеянный невольной дрожью.
Нет! Он убить ее не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек не просто немец,
Ты страшный зверь среди людей.
Шагал эсесовец упрямо,
Шагал, не подымая глаз.
Впервые может эта дума
В сознании отравленном зажглась,
И снова взгляд светился детский,
И снова слышится опять,
И не забудется навеки
“ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ?”
kadetka-53-orsk.ru