Русские народные былины, издание товарищества Сытина
Прежде всего, пожалуй, определимся с терминами: что именно следует считать былиной, и в чём отличие былины от сказки. И существует ли принципиально различие: быть может, былина – это всего лишь разновидность героической сказки?
Былина же подавалась как повествование о старых временах, когда могли случаться вещи, в настоящем совершенно невозможные. И лишь позже, с появлением в них явно фантастических сюжетов, былины многими стали восприниматься как героические сказки.Подтверждением этого предположения может служить, например, “Слово о полку Игореве”: его автор сразу предупреждает читателей, что свою “песнь” он начинает “по былинам сего времени”, а не “по замышлению Бояню”. Отдавая дань уважения этому поэту, он явно намекает, что произведения Бояна, в отличие от его собственного, – плод поэтического вдохновения и авторской фантазии.
Но почему же “былина” вдруг стала чуть ли не синонимом сказки? За это надо сказать “спасибо” первым исследователям русского фольклора, которые в середине XIX века почему-то назвали этим словом “старины” – песни-рассказы об очень давних временах, то есть, старине, записанные на русском Севере.
В современном значении слово “былина” используется как филологический термин, обозначающий народные песни с определенным содержанием и специфической художественной формой.
Сторонники общего подхода к эпосу как к отражению процессов, происходящих в обществе на разных стадиях его развития, склонны видеть здесь отголоски обычаев глубокой древности. По их мнению, героические былины сохраняют смутные воспоминания об анимистических верованиях, борьбе за охотничьи угодья и постепенном переходе к земледелию, о становлении раннефеодального государства.
Исследователи, исповедующие “исторический подход” среди фантастического повествования пытаются выделить реальные детали и даже связать их с конкретными фактами, зафиксированными в исторических источниках.
При этом исследователи обеих школ рассматривают в своих работах только подходящие им факты, объявляя “ненужные” “наносными” или “позднейшими”.
А. Васнецов, “Микула Селянинович”
“Вольга”. Казань, музей К. Васильева
А исследователи исторической школы пытаются отождествить Вольгу с реально существовавшими князьями – некоторые с Вещим Олегом, но большинство, конечно же, – с Всеславом Полоцким. Именно за этим князем на Руси закрепилась репутация колдуна и чародея. Утверждалось даже, что родился Всеслав от “волхвования”, а в год его рождения было на Руси “знаменье Змиево на небесах”. В 1092 г., в период правления Всеслава, и вовсе пошли чудеса, о которых впору снимать фильмы ужасов.
Нестор сообщает (адаптация цитаты на современный русский язык):
“Предивное чудо представлялось в Полоцке. Ночью слышался топот, бесы, точно люди стеная, рыскали по улицам. Если кто выходил из дома, желая увидеть, тотчас был уязвлён бесами и от этого умирал, и никто не осмеливался выходить из дому. Затем бесы начали днём появляться на конях, а не было видно их самих, видны были только коней их копыта. И так они ранили людей в Полоцке и его области. Поэтому люди говорили, что навьи бьют полочан”.
Обычно данное происшествие объясняют эпидемией какой-то болезни, поразившей Полоцк. Однако следует признать, что данное описание “мора” выглядит очень уж аллегорично, ничего подобного более не встречается на страницах летописей. Быть может, под видом “навиев” действовала какая-то особо дерзкая шайка разбойников? Вспомним знаменитых “попрыгунчиков” (их называли ещё и “живыми покойниками”) послереволюционного Петрограда. Или, как вариант, – тайная операция самого Всеслава, который мог вот таким образом расправиться в тот год с недовольными горожанами и политическими противниками, а виновными “назначить” бесов.
А вот как изображены эти “навии” на страницах Радзивилловской летописи (конец XV века, хранится в Библиотеке Академии Наук в Санкт-Петербурге):
В магические способности Всеслава верил и автор “Слова о полку Игореве”. Он еще помнил рассказы о том, что в минуту опасности Всеслав мог исчезать, окутавшись синей мглой, и появиться в другом месте. Кроме того, он, якобы, умел превращаться в волка: “Скакнул волком до Немиги с Дудуток”. В облике волка он мог за одну ночь добраться от Киева до Тьмуторокани (на берегу Керченского пролива): “Всеслав-князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам в ночи волком рыскал: из Киева дорыскивал до петухов Тьмутороканя”.
Князь Всеслав, памятник в Полоцке
Один из вариантов карты былинного мира
Действие героических былин всегда как-то привязано к Киеву – даже если основное действие происходит в каком-то другом месте, оно либо начинается в Киеве, либо туда направляется кто-то из героев.
При этом былинный Киев с реальным иногда вообще имеет мало общего. Например, в Чернигов из Киева и обратно некоторые герои отправляются морем, а из Киева в Царьград – по Волге. Река Почайна (Пучай-река многих былин), протекающая в черте современного Киева (в июне 2015 г. А. Морине удалось доказать, что оболонская система озер Опечень – бывшее русло реки Почайна), в былинах описывается, как очень далекая и опасная – “огненная”.
Река Почайна
В ней, вопреки запрету матери, купается Добрыня Никитич (и здесь его застает врасплох Змей). А Михаил Потык (“перекочевавший” в киевские былины новгородский богатырь) на берегах этой реки встретил свою, пришедшую из чужого мира, жену-чародейку, Авдотью – Лебедь Белую, дочь царя Вахрамея.
Иван Билибин, Михайло Потык. 1902 год
В финале былины Авдотья, оживленная Потыком (которому пришлось пойти за ней в могилу и убить там Змея), в качестве благодарности сбежала к Кощею Бессмертному и вместе с ним едва не погубила богатыря.
Михаил Потык сражается со Змеем в могиле своей жены, иллюстрация к былине
Дело в том, что монгольское опустошение Юго-Западной Руси привело к массовому оттоку населения на восток и северо-восток – и в нынешней Рязани, например, появились “переяславская” река Трубеж, “киевская” Лыбедь и даже Дунай (сейчас она называется Дунайчик).
Рязань: “киевская” река Лыбидь впадает в “переяславскую” реку Трубеж
На попавших в сферу литовского и польского влияния территориях не сохранилось даже и памяти о “старинах” (былинах). Зато на территории России былины “киевского цикла” записывались в Московской губернии (3), в Нижегородской (6), в Саратовской (10), в Симбирской (22), в Сибири (29), в Архангельской губернии (34), и, наконец, в Олонецкой — около 300. На Русском Севере «старины» записывали ещё в начале ХХ века, этот регион иногда называют “Исландией русского эпоса”. Но тамошние сказители основательно подзабыли географию “Киевской Руси”, отсюда и ряд несообразностей.
Впрочем, географическая несообразность особенно характерна для былин киевского цикла, новгородские в этом отношении значительно реальнее. Вот, например, маршрут плавания Садко “в чужие страны”: Волхов – Ладожское озеро – Нева – Балтийское море. Василий Буслаев, отправляясь в Иерусалим, плывёт вверх по Ловати, далее спускается по Днепру к Чёрному морю, посещает Царьград (Константинополь), купается в реке Иордань. На обратном пути погибает на Сорочинской горе – у речки Царица (фактически, территория Волгограда).
).Князь Владимир, кадр из советского фильма 1956 г.
Смирнов А., “Пир у князя Владимира”
Сказители, кстати, считали, что отчеством их князя Владимира было Всеславич. С ними согласен А.Н. Веселовский, который изучив написанную в первой половине XIII века южно-немецкую поэму “Ортнит”, пришел к выводу, что имя отца конунга Руси Вальдимара представляет собой “видоизмененный германский эквивалент славянского имени Всеслав” (более подробно об этой поэме будет рассказано в следующей статье).
А вот другой сильный и авторитетный русский князь – Ярослав Владимирович (Мудрый) героем былин не стал. Историки полагают, что причиной тому была большая любовь женатого на шведской принцессе Ярослава к окружавшим его скандинавам, на которых он традиционно опирался в войне со своими братьями и прочих военных делах. И потому у побежденных новгородцами и варягами, и отодвинутых на второй план, воинов местной, киевской дружины особой любовью и популярностью он не пользовался.
В некоторых случаях указание на князя Владимира в русских былинах явно служит идиоматическим выражением, которое со временем было вытеснено фразой “это было при царе Горохе”.
Всю условность датировок и привязок персонажей к определенным личностям иллюстрирует упоминание резиновых галош князя Владимира в одном из вариантов былины, записанном на русском Севере в начале ХХ века. Впрочем, не удивлюсь, если в Украинском институте национальной памяти догадаются использовать данный текст в качестве доказательства открытия древними украми Америки в Х веке (ведь каучук привозили именно оттуда). Поэтому г-ну Вятровичу В.М. эту статью лучше не показывать.
Сторонники исторической школы подтверждение версии о Мономахе как прототипе Владимира видят в былине о Ставре Гордятиниче и его жене, которая переоделась в мужское платье, чтобы выручить своего незадачливого мужа. Согласно летописям, в 1118 г. Владимир Мономах вызвал в Киев всех бояр из Новгорода и заставил присягнуть себе. Некоторые из них прогневали князя и были брошены в тюрьму, в том числе, и некий Ставр (кстати, на стене Софийского собора в Киеве открыт автограф какого-то Ставра – не факт, что именно этого, новгородского).
Владимир Мономах, памятник в Смоленске
“В лето 6508 (1000) Пришел Володарь с половцами к Киеву, забыв благодеяния господина своего князя Владимира, демоном научен. Владимир же был тогда в Переяславце на Дунае, и было смятение великое в Киеве, и пошел ночью навстречу им Александр Попович, и убил Володаря и брата его, и иных множество половцев избил, а иных в поле прогнал. И узнав об этом, Владимир возрадовался очень, и возложил на его гривну золотую, и сделал его вельможей в палате своей”.
Из этого отрывка можно сделать вывод, что именно Алеша стал первым человеком на Руси, награжденным за военные заслуги знаком отличия,– гривной (её носили на шее). Как минимум, первым из тех, о награждении кого именно за воинскую доблесть указано в письменном источнике.
Но в данном случае мы видим явную ошибку переписчика – на целых 100 лет: Володарь Ростиславич, действительно, приходил вместе с половцами к Киеву – в 1100 г.
Это время Владимира Мономаха, но княжил он тогда в Переяславле Русском (не на Дунае!). Киевским князем был Святополк, с ним и воевал Володарь, который, кстати, не был убит и остался жив.
Б.А. Рыбаков, который “нашел” прототипов практически всех героев былин, отождествил Алешу Поповича с дружинником Владимира Мономаха Ольбегом Ратиборовичем. Этот воин участвовал в убийстве половецкого хана Итларя, прибывшего для переговоров. А Итларь, по мнению Рыбакова, ни кто иной, как “Идолище поганое”. Однако в русских былинах с “Идолищем” сражается не Алёша Попович, а Илья Муромец.
В Сокращенном летописном своде 1493 г. мы снова видим знакомое имя:
“В лето 6725 (1217 г.) был бой князя Юрия Всеволодовича с князем Константином (Всеволодовичем) Ростовским на реке Где, и помог Бог князю Константину Всеволодовичу, брату старшему, и правда его пришла. А были с ним два храбра (богатыря): Добрыня Золотой Пояс да Александр Попович, со слугой своим Торопом”.
Еще раз Алеша Попович упоминается в сказании о битве на Калке (1223 г.
). В этом сражении он и погибает – подобно многим другим богатырям.
А.П. Рябушкин. “Алеша Попович”. Иллюстрация к книге “Русские былинные богатыри”, 1895 год
Добрыня Никитич и Забава Путятична, иллюстрация Е. Кибрика
Мешают отождествить былинного Добрыню и дядю Владимира Святославича также и змееборческие подвиги богатыря.
Этой версии придерживается, в частности, С.А.Плетнева (в монографии “Половцы”).Половец из погребения у села Квашниково, реконструкция
Название племени Каи, стоявшего во главе союза кипчаков (так в Средней Азии называли половцев), в переводе на русский язык означает “змея”. Относящаяся к половцам поговорка “у змеи семь голов” (по числу основных племен) была широко известна в Степи, её приводят в своих трудах арабские и китайские историки.
Змей Горыныч похищает Забаву Путятичну, иллюстрация 1894 г.
Дюк Степанович, иллюстрация 1894 г.
После победы над половцами в 1103 г. в одной из летописей прямо говорится, что Владимир Мономах “скруши главы змеевыя”. Некоторые историки предполагают, что под именем Тугарина Змеевича в русские былины вошел половецкий хан Тугоркан.
Любопытно, что со Змеями сражаются не только былинные богатыри, но и некоторые герои русских сказок. Границей змеиных владений служила знаменитая река Смородина – левый приток Днепра Самара (Снепород) – именно через неё был перекинут Калинов мост, на котором сражался с многоголовыми Змеями Иван-крестьянский сын.
К. Васильев. “На Калиновом мосту”. 1974 г, музей г. Коломна
Река Самара (бывшая Смородина), современное фото: ничего страшного и необычного
С другой стороны, в былинах сообщается, что кровь Змея Горыныча – чёрная и не впитывается в землю. Это позволило некоторым ис¬следователям предположить, что речь в данном случае идёт о применении нефти и огненных снарядов при осаде русских городов. Такое оружие могло использоваться монголами, в войсках которых находились китайские инженеры. Тем более, что в некоторых былинах Киеву и богатырям противостоят татарские ханы – Батый, Мамай и “Собака Калин-царь” (“Собака” в начале имени –это не оскорбление, а официальный титул). “Собака Калин-царь” в былинах именуется “царём сорока царей и сорока королей”, некоторые исследователи предполагают, что так могло трансформироваться имя Менгу-Каана. Впрочем, существует другая, довольно неожиданная версия, согласно которой под этим именем скрывается … Калоян, болгарский царь, правивший в 1197-1207 гг.
Он успешно воевал и с крестоносцами латинского императора Балдуина, и с византийцами. Именно византийцы за жестокость к пленным прозвали его ромеоктоном (убийцей римлян), а имя переделали в “Скилоиоан” – “собака Иоанн”. В 1207 году Калоян умер при осаде Фессалоник. Обрадованные греки говорили даже, что болгарского царя поразил в его шатре покровитель города – Дмитрий Солунский. Эта легенда, ставшая частью жития данного святого, вместе с греческими священниками пришла на Русь, и постепенно трансформировалась в былинный сюжет. Предполагают, что произошло это после Куликовской битвы, когда Калоян был отождествлен с Мамаем, а Дмитрий Донской – со своим небесным покровителем, Дмитрием Солунским.
Дмитрий Солунский, греческая икона XIII века, написана в полном соответствии с каноном. Частная коллекция епархии, Верия
“Чудо Димитрия Солунского о царе Калояне”, русская икона начала XVII в., Каргопольский государственный музей. Иконописец отошел от канона, изобразив Калояна верхом на коне
Но вернемся немного назад, во времена половцев.
Некоторые исследователи фольклора полагают, что имя половецкого хана Боняка, который помимо походов на Русь, совершал набеги на Византийские владения, Болгарию, Венгрию, в западноукраинских песнях могло сохраниться в сюжете о голове казацкого атамана Буняки Шелудивого: отрубленная, эта голова катается по земле, уничтожая все на своем пути. В львовских легендах «казак» Буняк – отрицательный герой, что вполне понятно, поскольку он был страшным врагом поляков, а Львов на протяжении столетий был польским городом. Впрочем, в других текстах Буняк называется половецким богатырем, татарским ханом, татарским колдуном, просто разбойником. Эпитет “шелудивый” в данном случае – не оскорбление: так в то время называли людей, про которых сейчас говорят “родились в сорочке”. Часть “сорочки” в виде высохшего лоскута кожи долгое время сохранялась на голове, иногда встречалась даже у взрослого человека. Внешне это, конечно, выглядело некрасиво, но, с другой стороны, это часто было признаком некой особенности, избранности: шелудивым был, например, князь-чародей Всеслав Полоцкий.
Если верить легенде, Боняк тоже, как и Всеслав, знал волчий язык и мог превращаться в волка. Во многих сказках и былинах герои, выбирая коня, останавливают свой выбор на шелудивых жеребятах.
Другой половецкий хан – Шарукан, по мнению некоторых исследователей, в былинах зовется Кудреванко-царем или Шарк-великаном. Интересно, что его сын (Атрак) и внук (знаменитый благодаря “Слову о полку Игореве” Кончак) вошли в былины под собственными именами (правда, характер родственных отношений перепутан):
“Поднимается на Киев да Кудреванко-царь
А да с любимым-то зятелком Атраком,
Он с любимым-то сыном да все со Коньшиком…”
“Гзак и Кончак”, современная иллюстрация
Но не все кочевники являются отрицательными героями русских былин. Образцовая жена Добрыни, Настасья Никулична, была родом из какого-то кочевого племени, к тому же ещё и язычницей. Во время первой встречи с богатырем, она “сдёрнула его с седла” – так говорят о пленении с помощью аркана.
Добрыня Никитич встречает свою будущую жену – Настасью Никуличну, иллюстрация 1894 г.
И первое, что делает Добрыня по возвращении домой, “приводит жену в верушку крещёную”.
К. Челушкин. “Святогор”
Но не всё так просто. В.Я. Пропп (один из самых известных сторонников “общего подхода”) противопоставляет его остальным русским богатырям киевского цикла, считая фигурой абсолютно архаической, пришедшей в русский эпос из дославянских времен.
Слободчиков В. Г. “Святогор”
Н.К. Рерих. “Святогор”, 1938-1942 г.г.
А вот Б.А. Рыбаков, напротив, считал, что образ Святогора был “состарен” в более позднее время. Отвечая на поставленный им самим вопрос: “происходило размельчание мифологического облика или вокруг незначительной реальной основы нарастали постепенно титанические черты богатыря”, он отдает предпочтение второй версии.
В качестве доказательства своей точки зрения, он приводит былину, записанную А.Д.Григорьевым в Кузьмине Городке Архангельской области. В этой былине Святогор Романович не простой богатырь, а глава дружины Черниговского князя Олега (в другом варианте – Ольговича). Он ведёт своих воинов на восток – “в раздольице широкое, воевать силу князя Додонова”.
Святогор. Иллюстрация к былине
В степи черниговцы встречают трёх киевских богатырей – Илью Муромца, Добрыню и Плешу. Объединившись, они вместе отправились к морю, и по дороге нашли в поле “камень великий же, у того камня гроб велик стоял”. Ради шутки, богатыри по очереди стали залезать в гроб, а когда в гроб лег Святогор, они, видимо окончательно развеселившись, “наложили крышку на гроб ту белую”, но снять её не смогли.
Илья Муромец и Святогор, иллюстрация 1894 г.
Из вышесказанного Рыбаков делает вывод, что в первоначальном варианте былины речь могла идти о написанном в Киеве сатирическом произведении, высмеивавшем незадачливых черниговских дружинников.
И лишь в более поздние сказители привнесли в сюжет былины элементы высокой трагедии. Но, на мой взгляд, возможна и обратная ситуация: какой-то захмелевший местный “Боян” решил съёрничать, и переиначил сюжет героической былины, сочинив пародию на неё.
Памятник Евпатию Коловрату, Рязань
А наши “мастера искусств” выставили героя недееспособным и даже социально опасным инвалидом, которому место в дальнем монастыре, но никак не в дружине рязанского князя. Потому что мало ли кто и что ему однажды утром расскажет: может, и не рязанский боярин он, а глубоко законспирированный киевский (черниговский, новгородский, тьмутороканский) диверсант, направленный с целью убийства неугодного князя. Но теперь “над всей Испанией безоблачное небо”, а “в Сантьяго идёт дождь” – пора идти убивать.
На самом деле, это вовсе не безобидно, а, напротив, очень опасно, потому что создатели всех этих пасквилей пытаются перекодировать национальное сознание, заменив правильные произведения фальшивками. В которых Евпатий Коловрат – психически неполноценный инвалид, Алеша Попович – дебил с мозгом 5-летнего ребенка, Добрыня Никитич – бесчестный интриган и предатель, а Илья Муромец – суеверный солдафон.
Но не будем о грустном. Ведь мы еще ничего не рассказали о самом любимом русском богатыре – Илье Муромце.
Но рассказ о нём получится довольно большим, этому богатырю будет посвящена отдельная статья.
Правильный Илья Муромец из советского фильма 1956 г.
С 9 по 19 июня на шести площадках фестиваля «Наш продукт» будет проходить интерактивная акция «Знай наших». Благодаря историческим реконструкциям, арт-объектам и мастер-классам по традиционным русским ремёслам горожане смогут перенестись в мир древнерусской истории и узнать много интересного о быте раннего Средневековья.
Былинная героика будет подаваться в интересной и доступной форме. «Былины — не сказки, а глубокий, основанный на реалиях тысячелетней давности национальный эпос. Многие персонажи былин имеют исторические прототипы. Вольга, Дунай Иванович, княгиня Апраксия, Никита Кожемяка, Микула Селянинович и его дочки Василиса и Настасья — вот они, наши забытые герои. Известные богатырские образы — Ильи Муромца, Добрыни Никитича, Алёши Поповича — получат новое исторически обоснованное прочтение», — отметили организаторы акции.
На фестивальных площадках гости также отведают средневековые лакомства: рыбные сухари, смалец, сладкую и солёную репу, поучаствуют в приготовлении хлеба — от помола зерна до выпекания в печи. А ещё всех желающих пригласят сыграть в «Алатырь-квест»: те, кто расшифрует таинственные письмена на древних камнях, получат небольшой подарок на память.
На площадке «Богатырская застава» (Цветной бульвар) встанет русская дружина под началом Ильи Муромца. Гости смогут принять участие в богатырских забавах и сфотографироваться с вооружением, доспехами и богатырским конём. Дети поучатся фехтовать на мягких мечах под руководством опытного ратника.
На площадке «Путешествие Садко» (Тверской бульвар) развернётся новгородское торжище рядом с пристанью и средневековой ладьёй. Москвичи побывают на древнерусской ярмарке, где торгуют мёдом, орехами, специями, копчёной и сухой рыбой, послушают байки бывалого моряка и гусельные переборы Садко. Рядом корабельщики будут плести верёвки и верши.
Горожане смогут побывать и в «Княжьем лагере» (площадь Революции, у памятника Карлу Марксу). Здесь можно будет взять урок по древнеславянской письменности и каллиграфии у княжьего писаря, сфотографироваться на княжеском троне или понаблюдать за играми скоморохов.
На выходных, 18 и 19 июня, посетителей ярмарки ждёт особая забава: псовая и соколиная фотоохота, когда каждый сможет сфотографироваться с дружелюбными ирландскими волкодавами и ручными соколами под присмотром дрессировщиков.
На площадке «Калинов мост» (Чистопрудный бульвар) богатыри поборются с врагами земли Русской: Тугарином-змеем, Соловьём-разбойником и их приспешниками. Маленькие посетители фестиваля смогут совершить путешествие из Новгорода в Смоленск, поиграв в гигантскую игру-бродилку с кубиком. А взрослые проверят силу и меткость, играя в гигакубб «тёмные — светлые» — масштабный аналог игры городки.
Сретенский бульвар (площадка «Поляницы») превратится в заставу богатырш, которыми будет верховодить Василиса Микулишна. Гости увидят хлебопечку, древнерусское ткачество, плетение, прядение, бусоделие, штамповку по ткани. Богатырши-поляницы покажут и кузнечное ремесло, а между работой позабавятся борьбой на руках.
Фестивальную площадку на Страстном бульваре посвятят богатырям от сохи. Главным на этой площадке будет пахарь Микула Селянинович. Здесь откроется скорняжная мастерская, кузница и богатырский спортзал с брёвнами и валунами. Можно будет сфотографироваться с огромным плугом, мечом-кладенцом и богатырской сумой, а также поиграть в средневековые игры: кубб, рюхи и килу.
Богатырей-аниматоров на фестивальных площадках можно называть богатырями и в реальной жизни. Например, один из главных персонажей — Микула Селянинович — известен как главный герой исторического эксперимента «Один в прошлом». Несколько лет назад он один полгода прожил в отстроенном хуторе X века без современных предметов быта и связи.
Время работы шести площадок фестиваля «Наш продукт», участвующих в акции «Знай наших»: 9–17 июня с 16:00 до 21:00, 18–19 июня с 12:00 до 21:00.
Предлагаем читать былину Садко» в кратком содержании на нашем сайте. Представленный краткий пересказ былины подойдет для читательского дневника в 7 классе.
Былины для 4 класса: перечень, краткое содержание некоторых Обсудить Редактировать статью Изучение былин позволяет школьникам узнать о фольклорных произведениях, созданных русским народом.
Былины о русских богатырях. Былины об Алеше Поповиче.
Садко — молодой гусляр из Великого Новгорода. В начале рассказа он беден, горд и самолюбив. Его единственное достояние — яровчатые гусли, на которых он играет, переходя с одного весёлого
О чем сказ? Красива, необычна и отлична от других сказаний былина “Садко”. Краткое содержание её, возможно, не произведёт должного впечатления. В ней нет героев-богатырей.
В городе Муроме, в селе Карачарове, живёт Илья, крестьянский сын. Тридцать лет сидит он сиднем и не может подняться, потому что не владеет ни руками, ни ногами
На нашем сайте предоставлены древние былины о русских богатырях. Вы сможете узнать кто такие герои русских былин и какие подвиги они совершали.
Русские былины. Былины о русских богатырях. Былины об Алеше Поповиче. Былины об Илье Муромце. Былины о Добрыне Никитиче. Читать полный список. Были́ны (стáрины) — русские героико
Русские и народные былины. Вы можете читать былины онлайн абсолютно бесплатно. екст былины мог быть как кратким так и развернутыми. Тема былин обычно повествует о героях богатырях и их жизни.
Тут можно читать онлайн Ирина Карнаухова – Русские Богатыри (былины) – ознакомительный отрывок. Жанр: Прочая детская литература. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте (ЛибКинг) или прочесть краткое
Былины о русских богатырях и их герои Были относят к героическому эпосу народа древней Руси (греч. эпический» – рассказ, повествование). В них рассказывается про могучих богатырей-героев
Былина первая:
КАК ДОБРЫНЯ БОГАТЫРЁМ СТАЛ
Утро! Ночь прошла, день настаёт!
Утро! Над землёю Солнце встаёт!
— Утро! Утро! — ухнула сова да спать полетела.
— Солнышко встаёт! Всему жизнь даёт! — зарянка запела.
Птица-бекас в небо поднялась, в небе голубом песня полилась:
Былина вторая:
КАК ДОБРЫНЯ ГОРОД ОСВОБОДИЛ
Едет Добрыня по лесам, едет Добрыня по полям, силу свою Богатырскую чует. Огнём горит-полыхает сердце Богатырское, руки силою полнятся, всю Землю готовы любовью обнять!
Смотрит Добрыня вдаль: где оно — то дело, что сегодня свершить суждено?
Видит — город на горе… Ставни заслонены, ворота заперты… Люди там в неволе, в страхе живут, свободы не знают…
Огляделся Добрыня, осмотрелся: нет врагов — а всё позакрыто-позаперто! Нет опасности — а страх живёт у людей тех внутри…
… А вокруг — красота да приволье!… В чистом поле гуляет ветер вольный! Речка чиста и быстра, рыб серебристых полна! Лес — в нём стволы-великаны купола листвы держат руками-ветвями!
Звери — вольные! Рыбы — вольные! Птицы — вольные! А люди — невольные… Нет врагов — а страх есть, нет ига — а рабство есть!…
И если выходят те люди из города запертого — всем вокруг неволю и смерть несут: птицу поймают — в клетку сажают, а то и убьют, рыб сетями пленят, душат, зверей арканом да капканом ловят, мучают… Никому добра не несут те люди неволи и страха — да и сами несчастливы!…
Сел Добрыня на бережку речки чистой, призадумался: как беде помочь? Хлебушек достал, трапезничать стал. Свойство-то у хлеба этого, Богом подаренного, особенное: если им с другими делиться, то не убывает хлеб сей, сколько ни отдавай!…
Птички к Добрыне прилетели, зверюшки подбежали, рыбки подплыли… Угостил Добрыня их всех хлебушком. И стал совета спрашивать:
— Почему, вы, птички, волю любите, а люди в городе сем не любят?
Отвечают птицы:
— Мы утро каждое встречаем, видя солнышко, — и петь нам хочется! Небо видим синее прекрасное — и летать нам хочется! Песни о любви, о красоте, о свободе — каждый папа у нас поёт — и детки песни те слушают и запоминают…
Люди же — они в тёмных комнатах живут, солнышка не зрят, неба не видят! Где же им свободы захотеть, если они про неё не ведают даже? Ибо отцы, в неволе выросшие, лишь рабству деток своих учить могут!…
Поблагодарил Добрыня птичек.
Стал зверей лесных спрашивать:
— Почему вы, звери лесные, волю любите, а люди не любят?
Отвечали звери лесные, пушистые:
— Землю мы чуем, как она нас на себе несёт. Если норки роем — Земля нас от опасности укроет, спать уложит, зимой согреет, летом прохладу подарит… Тропки-дорожки мы лапками ощущаем, запах каждой травинки знаем… Ночью мы звёздным покрывалом небесным укрыты, днём — светом прозрачным умываемся. Свободные и счастливые мы на Земле живём! Она нам — как мать: напоит, накормит, от опасности сбережёт…
Люди же… Землю-Мать позабыли да разлюбили они! И не ощущают они тепла её, помощи её, защиты её! Как же им свободными по ней ходить, в счастье жить?!…
Поблагодарил Добрыня зверей лесных.
Стал рыбок спрашивать: почему люди свободу не любят?
Ничего не сказали рыбки, лишь с обидою на людей серебристым изгибом спинок чешуйчатых блеснули на солнце — и погрузились в прозрачное течение вод речных, скрылись в глубине…
Поклонился Добрыня рыбкам.
Стал Добрыня думать: как же людям показать небо и Землю, воды и Солнце, как песню о свободе им пропеть?
А навстречу ему калики перехожие с сум;ми идут, стонут-воют песню нищенскую свою:
— Подай нам, добрый человек, на пропитание!… Бедные мы, бедные, несчастные!… Солнце нас жжёт, ветер продувает, на голой земле спим, косточки болят… Бедные мы, бедные, несчастные!…
Отломил Добрыня каликам хлебушка, одному в руки дал. Тот себе за пазуху сунул, со спутником не делится, слово благодарное Добрыне не говорит…
Второй кричит-причитает:
— Дай-подай!…
Дал и второму хлебушка… Тот — так же…
Начал им Добрыня про хлеб чудесный рассказывать, который не убывает, если им с другими делиться… Да они слушать не стали, замахали руками, дальше пошли… Каждый свой кусок до последней крошки съел — да так нищим и остался…
Стал Добрыня Отца-Бога спрашивать:
— Как души разбудить в народе сем?
Говорит тогда Бог такие слова:
— В сердце человеческом — ключ к Свободе! Это — любовь бескорыстная! Разбудишь любовь в душах, запросятся они на Свободу — забудут страхи, ибо любовь всех страхов сильнее!
— Как же любовь разбудить?
— Реши сам…
Подъехал Добрыня к воротам железным, стал стучать. Не отворяют ворота… Стукнул тогда со всею силою Богатырской — задрожали ворота, стукнул другой раз — зашатались, стукнул третий — с петель слетели да на землю упали.
Поехал Добрыня по улицам — словно свежий ветер полетел, словно песня звонкая полилась, словно сила чистая потекла… Ветер ставни в домах распахнул, солнце ярче засияло, птицы за Добрыней летят, гимны свободе поют. Дивятся люди! Осветили солнечные лучи жилища их, и увидели они, что там — лишь пыль да хлам ненужный. И самые смелые на улицу устремились.
Добрыня деток на коня перед собой сажал, сказы сказывал, песни пел. На площадь множество людей вышло. Дивятся!
Стал им Добрыня говорить, что каждый может в себе победить змея о семи головах. Головы эти: ненависть, страх, лень, обида, гнев, зависть да уныние. И тогда, победив их, свободен станет каждый человек, засияет в душе любовь ярким солнышком!
— Слышите ли вы, люди, как сердце в груди стучит? Это —любовь сердечная в клетке, как птица, бьётся, на свободу просится!… Распахните руками душ сии клетки тесные — как окно отворяют! Пусть в груди свет любви воссияет чистый и яркий — как солнышко! Пусть тот свет во все стороны льётся, ширится! Улыбнитесь друг другу ласково! Посмотрите: небо синее — как выс;ко, прозрачно и чисто! Солнышку — благодарность за свет, за тепло, за жизнь — каждый может устами сердца говорить! И тогда — свет любви вашей, из груди излившись, всё пространство вокруг наполнит! Разольётся над простором душа свободная, крылья нежные и широкие расправит, всё живое любовью обнимет: и Землю-Мать, и всех, кто на ней живут!
Пошли люди с Добрыней к речке чистой, омылись водами прозрачными. А Добрыня им дальше сказывает — про Реку Света Живого, что над землёй течёт, всё Собой омывает, лелеет, да про Землю-Мать, что любовью всё питает и взращивает, про Отца-Бога, Который Своей Любовью — всему Создатель, Который с каждым готов говорить, помогать на Пути Любви каждому.
Стал Добрыня из молодцев собирать рать — чтобы не перевелись на Земле Богатыри, чтобы было кому людям о свободе поведать! Ведь стоят по всей Земле города запертые, живут в них люди невольные!
… И по сей день в краях тех ещё живут сказы о том, как победил Добрыня змея того семиглавого и людей тысячи освободил.
… А Добрыня дальше едет. Едет Добрыня по лесам, едет Добрыня по полям, силу свою Богатырскую чует. Огнём горит-полыхает сердце Богатырское, руки силою полнятся, всю Землю готовы любовью обнять!
Былина третья:
КАК ВАСИЛИСА ПРЕМУДРОЙ СТАЛА
Едет Добрыня по Земле, людей от врагов защищает. В руках его щит Огненный, стрелы ему не страшны, на поясе — меч, небывалой ковкой выкованный, не простым огнём закалённый. Целое войско один Добрыня победить может. Если выедет супротив отряда вражьего — страх на того нападает, кто со злом на сёла да города идти задумал. Поднимет Добрыня щит Огненный — стрелы в него не летят, обнажит меч сияющий — и нет силы супротив него равной. Конь под ним Богатырский без поводьев седока слушает, мысль каждую понимает, каждым шагом силу Земли-Матери ощущает.
Едет Добрыня по густым лесам, по чистым полям — всему сердце его радуется: и зверю лесному, и птице вольной, и травам густым… А как заедет туда, где люди живут, — закручинится…
Приехал Добрыня в деревню, куда его защитником звали. Стоят дома крепкие да богатые. Стоят заборы высокие, кольями ощетинились. За заборами собаки на цепях сидят: лают-воют, до хрипоты гавкают, до того надрываются, что на людей бранящихся похожими стали… Не выходят люди Богатыря встречать, хлебом-солью потчевать, на ночлег с дороги дальней не приглашают, только руками показывают в сторону ту, где войско вражеское стоит…
Запечалился Добрыня: как же защищать тебя, Земля-Матушка, когда так Богатыря дети твои встречают, даже водицы ключевой не поднесут… Да ладно, не привыкать!…
И поехал в чисто поле ночевать, к битве готовиться.
Вдруг откуда ни возьмись девочка-замухрышка Добрыне навстречу выходит. Сама маленькая, тельце щупленькое, не видно, в чём душа держится, рубашонка старенькая, в заплатках вся, две косички, как хвостики мышиные торчат, носик востренький в конопушечках. Только глазки у девочки добрые: золотые искорки в них горят, кабы улыбнулась девочка — засверкали бы.
Поклонилась она Добрыне земным поклоном и протянула воды ключевой в ковшичке, да ягодок земляничных в ладошке.
Принял Добрыня подношения, поблагодарил сердечно за ягодки душистые, за водицу чистую, за добро да ласку.
— Как же звать-величать тебя, лапушка? — спрашивает.
— Василиса-сиротка, — довольная похвалой, отвечает девочка.
— Что же тебя никто в дом свой не взял?
— Брали меня в работницы, да не управилась я, — пожав худенькими плечиками, Василиса отвечала.
Отломил Добрыня Василисе хлебушка, объяснил про свойства его волшебные, и говорит:
— Ступай из деревни этой, Василисушка. Тут битва будет. Иди туда, где утром солнышко восходит, там людей добрых встретишь.
Утром выехал Добрыня в чисто полюшко, видит уже рать иноземную, а на сердце тяжело… Чем же лучше врагов те люди, что в довольстве сами живут, а сиротку не приютили…
Едет Добрыня воинству навстречу…
Едет Добрыня, а щит Огненный не подымает…
Едет Добрыня, а меч свой не обнажает…
Вот уж стрелы вражьи летят…
Едет Добрыня, а щит Огненный не подымает…
Едет Добрыня, а меч свой не обнажает…
Уже кровь из ран Добрыни на сыру землю течёт…
Едет Добрыня, а щит Огненный не подымает…
Едет Добрыня, а меч свой не обнажает…
Испугались враги, бросились прочь от воина того, которого смерть не берёт…
… А Добрыня на землю упал, кровью тело истекает, но смерть его не берёт…
Погрузился он в забытье, видит пред собой Солнце Ясное Великое, слышит голос Отца-Бога ласковый, внутри сердца великого говорящий:
— Ты пошто, Добрыня, службу Мою оставить задумал? Зачем ты щит опустил Огненный, что Я закалял, меч оставил, что Я тебе вручал? Кабы всё на Земле в порядке было, кабы люди все жили в любви да ласке, разве послал бы Я тебя вершить службу Богатырскую? Возвращайся, исполняй Дело своё: сила тебе на то и дана Мною да разумение!
Слова строгие говорил, но Любовью и Нежностью обнял Бог-Отец Добрыню.
Открыл Добрыня глаза, а над ним Василиса стоит, раны его живой водою омывает. Рядом конь стоит Богатырский.
Зажили раны на теле Добрынином, будто и не было вовсе.
А Василиса ему и говорит:
— Возьми меня, Добрыня, с собой, а то как тебя без присмотра оставлять?!
Посадил Добрыня Василису перед собой на коня да поехал.
Поехали они через деревню, где Василиса жила. Люди вроде и рады, а не благодарят Добрыню за защиту. Только мальчишки на улицу выбежали и кричат:
— Дай нам силушки своей, Богатырь! Дай! Дай! Дай!
Решил Добрыня с мальчишками поиграть. Слез с коня, Василисе поводья дал подержать. Снял с себя поясочек узорчатый вышитый и говорит:
— Давайте в “дай-дай” играть! Вот у меня поясок волшебный, в нём сила большая. Кто его наденет — во сто раз сильнее станет! Давайте поясок перетягивать: кто перетянет, тому и достанется поясок со всей его силой.
— Хитрый ты больно: нам тебя не перетянуть, обманываешь нас! — мальчишки ему в ответ.
— Да я одним мизинчиком буду тянуть…
— Ну ладно! — согласились мальчишки.
Все перепробовали, но супротив мизинца Добрыниного никто не оказался силён.
Тогда Добрыня и говорит:
— А вы все вместе тяните!
Уцепились мальчишки все вместе, а Добрыня поясочек-то с мизинчика спустил — и победа за ребятами вышла. А они драться начали: кому теперь пояском владеть, самым сильным быть.
Добрыня им и говорит:
— Так не выйдет у вас ничего! Вы поясок ведь вместе добыли — и сила у вас будет только тогда, когда вы вместе дружно делать дело будете. Пойдёт один отцу помогать дрова колоть — вы вместе все поработайте — и вмиг работа сполнится. Пойдёт другой из вас отцу помогать крышу чинить — вы ему тоже все подсобите. Так у вас и возрастёт сила общая! А до возраста Богатырского дорастёте — у каждого станет такая сила, как у всех вместе.
Поблагодарили Добрыню мальчишки, а Добрыня им главную заповедь стал говорить:
— Зовут меня Добрыней — и в поясе сем сила добрая! Но если её на злое дело направить, уйдёт сила навсегда и не вернётся более…
Призадумались ребятки, как им дальше жить… И стали добру, труду и дружбе помаленьку учиться, силу Богатырскую обретать.
… А Добрыня с Василисой дальше поехал.
Днём Василису перед собой посадит, сказы ей сказывает, всё вокруг показывает, ночью Василиса сзади под плащом спрячется, ручонками зацепится — и спит. Когда враг на подходе, Добрыня Василису на дерево высокое посадит, а сам битву ведёт.
Стоит Добрыне меч направить — трепещут от страха и прочь бегут те, кто недоброе задумали: грабёж ли, убийство ли, захватничество ли. Вражью злобу — на злящегося щит отражает. А меч Чистотой великой сияет, кровью не обагрённый. Есть сила великая в нём: сила Любви, которая превыше силы смерти. Сила та — от Отца-Бога получена.
Но всё же несподручно Добрыне с Василисой службу Богатырскую вершить. Искал он дом, где бы выросла Василиса премудрой да прекрасной.
Долго ли, коротко ли ездили, видит — дом стоит добрый да крепкий, поле ухожено, земля плодоносит, яблоньки от яблочек к земле ветви наклонили. Жили в доме том три брата: Микула, Ярослав да Иванушка и сестрица их Марья-Искусница.
Выходит навстречу гостям Марья-Искусница. Собой — красавица: статная, румяная, косы — густые, русые, руки — сильные да нежные, глаза — будто всё небушко отразили в ясный день! Поклонилась Добрыне Марья-Искусница, в горницу зовёт — рада Богатыря принять, себя-красавицу показать…
— Где же ты, диво-Богатырь, спутницу такую сыскал неказистую? — спрашивает.
А Василиса не зря с Добрыней ездила, научилась слово неприветливое без обиды встречать.
Добрыня руку Василисе на плечико положил, улыбнулись они, поклонились хозяйке в землю, в горницу прошли.
Стал Добрыня хозяевам подарки дарить.
Первый подарок Марье-Искуснице протянул:
— Это — зеркальце волшебное, в нём душа человеческая во всей своей красоте отражается. Возьмёшь ли, Марьюшка?
С радостью взяла красавица зеркальце, глянула, чтоб собой полюбоваться,… — да зарделась вся от стыда… Аж слезинки на глаза навернулись…
— Оставишь ли себе подарок? — Добрыня спрашивает, да на Марьюшку поглядывает.
— Оставлю… Спасибо тебе, Добрынюшка! Спасибо тебе особое, Василисушка, ты прости меня, неразумную да заносчивую, за слово неласковое! Оставайся в доме нашем жить, я тебе сестрой буду доброю! А зеркальце волшебное нам двоим службу сослужит: ты в него тоже смотреть иногда станешь — и краше меня вырастешь! А я тебя выучу и хлебы печь, и полотно ткать, и узоры шёлковые искусно вышивать!
Улыбнулся Добрыня: хорош первый подарок получился! Достаёт и братьям Марьиным подарки:
— Это — плуг хлебородный, да топор искусный, да дудочка, сердца пробуждающая и веселящая. Выбирайте, что кому по нраву!
Выбрал Микула, старший брат, плуг, благодарит Добрыню:
— По сердцу мне твой подарок, Добрыня, буду хлеб растить, людей кормить, да не затупится плуг!
Выбрал Ярослав, средний брат, искусный топор, благодарит Добрыню:
— По сердцу мне твой подарок, Добрыня, буду дома добрые и красивые строить — людям на процветание!
Выбрал Иванушка, младший брат, дудочку, сердца пробуждающую и веселящую, поблагодарил Добрыню. Поднёс дудочку к губам — заиграл… И полилась музыка дивная, будто водичка весенняя побежала, будто листочки зелёные раскрылись, будто цветы душистые зацвели… Если люди, работая, музыку ту услышат — то работа в радость превратится! Если в праздник дудочка песню запоёт — счастье подарит! Если ссора возникнет — заговорит дудочка — и забудут люди, о чём вышел спор, да и как это вообще злиться можно?!…
Василисушка обрадовалась игре Иванушки, танцевать принялась, искорки золотые в глазках ярким светом загорелись!
— Спасибо тебе, Добрыня, за главный подарок, за сестрёнку младшенькую, — Марья и братья её говорят.
Тут Добрыня прощаться стал:
— Ну вот, теперь ты слушай мой наказ, Василисушка! Если сумеешь его исполнить — не только прекрасной, но и премудрой станешь! Поручаю тебе смотреть, чтобы не затупился плуг хлебородный, чтобы не лежал без дела топор искусный, чтобы не замолкла дудочка, души пробуждающая и веселящая! А если забудется кто, то вы с Марьюшкой тотчас зеркальце ему несите волшебное, чтобы душа своё отражение увидела и застыдилась!
Говорит Василиса:
— Позвольте, братцы мои добрые и сестрица ласковая, до околицы Добрыню проводить.
— Проводи — да скорее домой возвращайся! — отвечают.
Взял Добрыня Василису за руку, и пошли неспешно, а Василиса вопросы задавать стала:
— Скажи, Добрыня, как зеркальце то волшебным сделалось?
— Если готов человек увидеть отражение души своей без прикрас — любое зеркальце волшебным делается!
— Скажи, Добрыня, а как плуг волшебным стал?
— Встретил плуг руки добрые да сердце горячее — и силой волшебной исполнился для добрых дел!
— И топор — так же? И дудочка — песню души Иванушкиной прекрасной запела?
— Да. Умница ты, Василиса, что тайну волшебства настоящего поняла! Ты теперь подрастай да с братьями и Марьюшкой людям помогай! Дары им дарите волшебные, души пробуждайте от сна!
Обнял Добрыня Василису. Побежала она домой радостная! Посмотрел ей Добрыня вслед из-под руки Богатырской, увидел, что вырастет Василиса премудрой и прекрасной, многим людям сумеет помочь!
… А Добрыня дальше едет.
Едет Добрыня по Земле, людей от врагов защищает. В руках его — щит Огненный, стрелы ему не страшны, на поясе — меч, небывалой ковкой выкованный, не простым огнём закалённый. Целое войско один Добрыня победить может. Если выедет супротив отряда вражьего — страх на того нападает, кто со злом на сёла да города идти задумал. Поднимет щит Огненный — стрелы в него не летят, обнажит меч сияющий — и нет силы супротив него равной. Конь под ним Богатырский без поводьев седока слушает, мысль каждую понимает, каждым шагом силу Земли ощущает.
Былина четвёртая:
ТРИ ПОДВИГА ДОБРЫНИ
Едет Добрыня по лесам, едет Добрыня по полям словно солнце в груди Богатырской сияет! Нет дела, что бы не по плечу было силушке Богатырской! Нет супротив него противника, который мог бы его победить!
Увидит красну девицу — краса в ней расцветёт, словно яблонька весной. Увидит молодца — и сила в нём возрастёт добрая. Увидит дедушку ли, бабушку ли — взглянет Добрыня в душу, где любовь да молодость живут, — и исцелятся немощи старческие, улыбка добрая в глазах засветится. Улыбнётся Добрыня каждому и скажет:
— Так теперь и живи!
И живут люди, слову Добрыни следуя, заповеди Любви и Добра соблюдая, — чтобы был лад в домах, чтобы свет сиял в сердцах!
… Едет Добрыня, дозор свой Богатырский ведёт.
Видит — камень посреди трёх дорог лежит. Надпись на камне гласит:
“Кто налево пойдёт — тому женату быть.
Кто направо пойдёт — тому богату быть.
Кто прямо пойдёт — тому убиту быть.”
Удивился Добрыня: кто здесь свои такие порядки завёл? Все три дороги проверить решил.
Поехал Добрыня налево: “Не Богатырская это доля — женатым быть!”, — думает, — “Поеду, посмотрю!”
Долго ли, коротко ли ехал, видит: стоят два терема высокие, узорные. К ближнему терему Добрыня подъехал. В нём — девицы нарумяненные, брови сурьмою подведённые, красою броскою девицы блистают, нарядами нескромными соблазняют. Бросились они Богатыря встречать-обнимать. Хотят вином пьяным угощать, хотят лебёдушками жареными потчевать… Хотят Богатыря допьяна напоить — да ограбить…
А Добрыня на них удивляется, пьяного вина не пьёт, лебёдушек жареных не ест, красою нарисованной не соблазняется.
Стал Добрыня им слово молвить:
— Для того ли вам тела даны прекрасные, чтобы ими богатство добывать? Не в богатстве мирском ведь счастье человеческое! Жалко мне вас, бедных-несчастных: вы про счастье да радость не слышали даже, богатство души с вином утекло, радость — как лебедь, пойманная и убитая, умерла… Старость к вам придёт и смерть за нею — а любви вы так и не узнаете, зря жизни свои растратите…
Не слыхали девицы прежде таких речей, испугались, как про старость и смерть услышали, заплакали, краска по щекам потекла…
А Добрыня их спрашивает:
— Где же юноши, которые ваше вино пьяное пили, лебёдушек ели?
Девицы отвечают:
— Кто ушёл голый да босый, а другие — как мы живут, — и на соседний терем указывают, где юноши девиц завлекают, вином пьяным поят и богатство тем добывают…
— Приводите их сюда скорее! Вместе вы жили неправедно — вместе вам и ответ держать, содеянное исправлять!
Собрались перед Добрыней юноши и девицы. Стал им Добрыня про жизнь и про смерть рассказывать, про счастье и любовь бескорыстную объяснять. Стал им говорить, что за дело каждое недоброе должен человек ответ держать, зло содеянное исправлять.
— Выберите друг другу спутников: девица — юношу, юноша — девицу. И ступайте по земле, отдавайте то, что у других брали неправедно, всем, кому сможете, — помогайте! Только так сердца ваши освободятся! И друг друга тогда полюбить сможете! Да ведь и только в любви сердечной детки добрые да ласковые родятся! Только в любви сердечной новая жизнь для вас наступит: обретёте счастье такое, которому старость да смерть не страшны!
Сделали юноши и девицы по слову Добрынину, пошли по земле богатства награбленные раздавать, добру и бескорыстию учиться, любовь потерянную искать.
А Добрыня к камню вернулся, мечом надпись первую рассёк. Исчезла надпись, будто и не было вовсе.
… Поехал Добрыня направо: “Не Богатырская доля — богатым быть!”, — думает, — “Поеду, посмотрю!”
Долго ли, коротко ли ехал, видит: гора перед ним — золота полна и каменьев драгоценных россыпи, под горой — кости человеческие грудами белеют, вокруг гор — людишки мешки со златом и каменьями тащат, надрываются, да не унести им всё то злато, которое жадность взять хочет.
А в горе Горыныч-змей о тридцати головах сидит, сладко ест, сладко спит, косточки человеческие под гору сплёвывает. Всегда у него наготове обед: словно цепи тяжёлые, богатство людей к горе приковало, всё больше взять хотят — и не уйти никогда!
Собрал Добрыня людей, под тяжестью непосильной согнувшихся. Стал им слово молвить. Рассказал по Горыныча-змея, что в горе живёт, рассказал, что лишь то человеку принадлежит, что он с собой унести в мир ин;й сможет, только тем человек истинно владеет, что подарить готов, только то богатство возрастает-приумножается, которое делу доброму служит.
Стали люди распрямляться-освобождаться. Пошли дарить то, что с собой взять смогли, преумножать дела добрые да слова Добрынины другим людям рассказать и историю о золотой горе поведать.
Тут Горыныч-змей почуял себе недоброе: куда ни глянет — нет никого, только слитки и каменья драгоценные… Один Добрыня пред горой стоит, Горыныча-змея поджидает.
Налетел Горыныч-змей на Добрыню, огнём из тридцати голов поплёвывает, дымом смрадным попыхивает.
А Добрыня ему и говорит:
— За что так наказан ты, бедный Горыныч-змей?
Все головы Горыныча на Добрыню зашипели:
— Зачем ты сюда пришёл? Смерть свою искал? — Так знай, что нашёл! Не увидят тебя на земле больше, не сносить тебе твоей головы: косточки твои обглодаю, на место видное сложу, чтобы не было Богатырям соблазну мне мешать жить припеваючи! Жил я без забот, не тужил, каждый день на обед ко мне очередь была, златом люди к горе, как цепями прикованные, ходили. Ты людей освободил — за то страшной смертью умирать будешь!
— Это мы ещё посмотрим, кто кого, — улыбнулся Добрыня, щит свой Огненный поднял, меч сияющий обнажил.
И закипела битва.
Горыныч-змей огнём полыхает, на Добрыню налетает. Добрыня щитом огонь тот отражает, броню со змея мечом сбивает.
Сутки бьются, другие бьются, на третьи сутки стал Горыныч-змей голым: не одной чешуйки на теле его не осталось. Рассёк тогда Добрыня его на части: каждой голове по части досталось.
Поползли тридцать змеек по земле, повинились перед Добрыней.
И сказал им Добрыня:
— За то, что столько людей загубили, жизни вам — в змеиных телах проживать, каждый год кожу змеиную спускать, пока не останется злобы и яда в душах ваших! Тогда позволено будет вам стать лягушечками да ящерками — и познавать, как без злобы на Земле жить!
И Добрыня к камню вернулся, мечом надпись вторую рассёк. Исчезла надпись, будто и не было вовсе.
… Поехал Добрыня прямо: туда, где наречено убиту быть. “Не Богатырская это доля — убитым быть!”, — думает, — “Поеду, посмотрю!”
Долго ли, коротко ли ехал, опасностей не видит.
Только стольный град перед ним стоит. Князь Добрыню встречает-привечает, за стол рядом с собой на место почётное сажает, хлебом-солью потчует. Гусляры ему славу поют, золотым шлемом его слуги княжеские венчают, латами узорными награждают. На перины мягкие, под одеяла шелковые спать Добрыню кладут. Славой и почётом окружён Добрыня — и нет опасности никакой! Время течёт, а ничто не меняется! Нет того, кому Добрыне помогать, некого от неволи избавлять!
Неспокойно от этого Добрыне стало, не привык он без дела жить!
Стал Добрыня Отца-Бога спрашивать:
— Где же враг тот, которого одолеть я должен?
— Главный враг в самом себе может жить: если бы поддался ты увещеваниям ласковым да жизни в довольстве, если забыл бы про беды людские да про долг Богатырский — тут бы и пришёл конец Добрыне-Богатырю! Самый сложный подвиг — самого себя победить! В ком самость умерла, а любовь взросла всеохватывающая — тот, воистину, — Богатырь Великий! Выдержал ты это испытание славой и почётом, не забыл предназначение своё!
Попрощался Добрыня с князем и слугами его, за приём и почёт благодарил. И в путь снарядился.
Поехал Добрыня к камню, ударил мечом — исчезла надпись последняя, будто и не было вовсе.
Тогда рассёк Добрыня камень надвое — и забил между половин источник чистый, натекло озеро. Воды прозрачные, целебные всякому жажду утоляют, немощи исцеляют, радостью наполняют.
Стали рыбки в озере том жить.
Стали птицы прилетать к озеру тому гнёзда вить.
Стали звери лесные к озеру приходить воды попить.
Приходят и люди к озеру. Умываются — и уменьшаются в них страсть к богатству и славе, тела от хвори исцеляются, души очищаются и светом чистым да любовью наполняются.
… А Добрыня дальше едет.
Едет Добрыня по лесам, едет Добрыня по полям — словно солнце в груди Богатырской сияет! Нет дела, что бы не по плечу было силушке Богатырской! Нет супротив него противника, который мог бы его победить!
Былина пятая:
КАК ДОБРЫНЯ ИДОЛИЩЕ ПОБЕДИЛ
Едет Добрыня по Земле, рать малую собирает, смелых да сильных духом в ту рать Богатырскую набирает, о том, как дело Богатырское на Земле вершить, наставляет. Говорит им Добрыня заповеди Богатырские:
Заповедь первая — Добро на Земле творить; и не для себя — для людей жить; и не как сам хочешь — а как Бог велит.
Заповедь вторая — Силу взрастить великую Богатырскую; и не гневом да наскоком с врагом сражаться — а Любовью и Покоем Силу ту направлять, дабы верх над неприятелем держать.
Заповедь третья — Мудрость иметь, чтобы праведно — где добро, где зло — рассудить: чтоб невинного не погубить, чтоб виноватого не озлобить, а изменить-исцелить, чтоб Добру силы прибавить, чтоб в свет Любви всех людей направить.
… Едет Добрыня, смотрит вдаль: где оно — то дело, что сегодня свершить суждено?
Видит: идолище стоит, пустое внутри. А люди вокруг живут, идолищу поклоняются, несут ему подаяние богатое, чтобы идолище их… от врагов защитило, дождь пролило, больных исцелило, урожай подарило… В страхе перед идолищем люди простираются, молят его о милости…
А идолище ночами глазами сверкает огненными, голосом гремит страшным, кару неминучую обещает неповинующимся…
Живёт при идолище человечишка, подношения для идолища принимает, правила от имени идолища диктует, подчинения себе требует…
Подношениями теми идолищу человечишка тот пользуется. И власть над людьми имеет большую…
Удивился Добрыня, опечалился, что не к Отцу-Богу живому люди обращаются, а к идолищу пустому.
Стал людей спрашивать: почему они идолищу поклоняются?
Люди ему отвечают:
— И отцы наши так жили, и деды, и деток мы учим идолища бояться и во всём слушаться. Тот Бог, о Котором ты говоришь, не видим нам и неведом, а идолище — вот оно, и непослушных покарает! Мы и слушать тебя боимся, уходи отсюда лучше, чтоб не было беды!
Только несколько самых смелых говорят Добрыне:
— Покажи нам, что идолище пустое внутри, — тогда поверим тебе!
Собрал Добрыня смелых вокруг себя, и пошли они к идолищу.
А на встречу им тот человечишка: страшной карой грозит тому, кто близко к идолищу подойдёт, смерть обещает неминучую и муки вечные после смерти сулит, проклятиями сыпет страшными!…
Улыбнулся Добрыня, поднял щит свой тихонько — отразилась злоба человечишки — и на него же и упала. Побежал он прочь, от страха едва жив…
Показал Добрыня смелым, что внутри идолища… пустота, приходил лишь человечишка тот вечером, зажигал внутри огонь и горели глаза идолища, сверкали страшно, читал он громко надписи на стенах, предками его вырезанные, — и гудела пустота внутри идолища голосом нечеловеческим…
Тогда стали его спрашивать смелые:
— Показал ты нам пустоту идолища, покажи теперь Отца-Бога твоего!
Отвечает им Добрыня:
— Бог-Отец — всему Родитель и Создатель. Он — везде!
Посмотрите на деревья прекрасные, травы зелёные, мхи пушистые, цветы душистые, на холмы дальние, на небо синее, на солнце лучистое! Пусть же исполнится душа благодарностью за красоту такую, Отцом созданную!
Он везде существует — и нет Ему пределов и преград! Он — и там, где горы дальние! Он — и там, где море синее! Он — и там, где леса высокие! Он — и здесь, где вы! Он — и здесь, где я! В сердце человеческом, любовью к Отцу-Родителю и Создателю наполненном, — дверь в мир Бога-Отца открывается! Там — и видим Он как Ясный Свет, ярче солнца сияющий! Там — и слышать Его может каждый! Ведь Он — каждому — Отец Любящий!
— Как же научиться нам Бога-Отца слышать?
— Перво-наперво нужно научиться тишину слушать — сердцем слушать, любовью исполненным. Можно слушать, как деревья в вышине листвой шелестят… Можно слушать, как на поле дальнем кузнечики трещат-верещат… Можно слушать пенье птичек в небе синем над землёй… Можно слушать Землю-Матушку, погружаясь в её нежный покой… Можно услышать, как Земля наша Мать песни колыбельные напевает… Она ведь, Земля наша Мать, всех умеет ласкать, обнимать и качать, свою силу давать… Мягко всех баюкает нежный Свет Земли, жизни все готов наполнить силою Любви… Тогда, если слушать в тишине сердца распахнутого, огромного, — станут Бога слова ясно слышны. Только спросишь — и сразу узнаешь ответ, и обнимет Любовью Божественный Свет!… Так Отец наполняет Любовью Своей узнавших Его сыновей, дочерей.
Изумились смелые, поразились! Приоткрылись дверцы в их сердца. Увидели они Свет Ясный, ярче солнца сияющий, ощутили Отца-Бога Любовь!
Рассказали они всем другим людям о том. И стали люди Добрыню просить, чтобы избавил он их от идолища.
Вынул Добрыня меч сияющий, срубил идолище, как дерево гнилое, взмахом одним — и увидели все пустоту внутри… И не стало страха перед идолищем у людей.
Стал Добрыня всем про Отца-Бога рассказывать, стал учить любовью сердечной исполняться, чтобы смогли Родителя-Создателя видеть и слышать, заповеди Любви и Добра соблюдать, счастливыми на Земле прекрасной жить.
А смелых тех Добрыня большему учил. Учил, как других людей любить-защищать, учил, как Бога заветы во всей полноте исполнять, учил, как силу Добра собирать, как Богатырями настоящими стать. Так и стало на Земле Богатырей больше.
… А Добрыня дальше едет.
Едет Добрыня по Земле, рать малую собирает. Смелых да сильных духом в ту рать Богатырскую набирает. О том, как дело Богатырское на Земле вершить, наставляет.
Былина шестая:
КАК ВОЛЬГА СИЛУ БОГАТЫРСКУЮ ИСКАЛ
Едет Добрыня по Земле, улыбается. Всё вокруг ласкает Добрынин взор. Птички ему песни поют, звери лесные рядом бегут, цветы аромат свой хотят подарить, кусты ягодками спелыми хотят угостить.
На Добрыне — рубаха белая, а не доспехи воинские, кудри русые ветер вольный ласкает, меч силу великую в ножнах спрятал, щит Богатырский у седла приторочен. Радостно у Богатыря на сердце, когда вокруг — мир да покой!
Едет Добрыня да видит: мальчики и девочки в войну играют, сражения друг с дружкой ведут…
Подъехал к ним Добрыня, спрашивает:
— Неужели нет у вас игры другой?
— Скучно играть в то, как дома строить да хлебы печь!
— Но неужели же весело играть в то, как головы сечь?
Призадумались ребятки, хороша ли игра…
Призадумался и Добрыня, думой невесёлою опечалился: “Пока отцы мечи куют да точат, пока народы друг на друга войной идут — не отучить и деток от игры в то, как убить ловчее!…”.
… Едет Добрыня дальше. Едет — да видит: мальчик-подросток на лошадке скачет, мечом травам да цветам головки срубает.
Добрыня его спрашивает:
— Ты за что цветочки да травы казнишь? В чём ты их винишь?
Призадумался мальчик… Отвечает:
— Хочу я сильным и ловким стать, от врагов пределы земли родной защищать! Хочу, как Добрыня, Богатырём великим быть!
А сам — Добрыню-то и не узнал, путником обычным посчитал.
Стал его Добрыня спрашивать:
— Как же звать тебя, будущий Богатырь?
— Вольга меня зовут. От пелёнок я рос, силою наделён да разумением. Матушке да батюшке я сказал, что судьба мне — не за сохой ходить, а Богатырём быть! Вот иду к Добрыне-Богатырю учиться.
— Ну, если разумением ты наделён, то подумай: где предел земли твоей родимой, который ты защищать намерен? Там ли, где у дома твоего забор? Или там, где села твоего околица?
Или там, где князя вашего рука-владыка достаёт? Или там, где князь соседний власть имеет?
От соседа до соседа — где рукой подать, где вёрсты скакать. Но, куда бы ты ни поехал, везде Земля детям своим — как родная мать! И нет на Земле нашей линий, что пределы обозначают! Люди ведь сами линии те рисуют!
Один сосед от соседа своего забор городит. Другой же сосед к соседу своему дорожку мостит! Но в каждом доме — люди живут, деток растят. И на всех нас — одна Земля-Мать!
Хочешь научиться её детей защищать да оберегать?
— Хочу! — Вольга отвечает.
— Тогда смотри! — Добрыня говорит и на ладони цветочка головку, Вольгой срубленную, показывает. — Если бы не срубил ты его, созрели бы у цветочка семена, взошли бы в год следующий, цветами бы украсилась наша Земля!…
Повинился Вольга перед цветами да травами, прощения попросил…
— Можешь ты цветочку жизнь его, понапрасну погубленную, вернуть? — И от тепла Добрыниного на руке его — головка цветочная коробочкой с семечками вдруг стала. Семечки созрели и на ладонь Добрынину высыпались. Добрыня их посеял, чтобы взошли цветы в год будущий.
Вольга Добрыню спрашивает:
— Но как же мы хлеб жнём, молотим да печём: выходит, мы у колосьев и зёрен тех — тоже жизни берём?
— Зерно каждое, которое в хлеб превратится, в человеке силой жизни взойдёт, силу свою человеку отдаст, а не напрасно умрёт! И благодарит человек и Землю-Мать, и Отца-Бога за хлеб насущный. И силу, которая в нём взросла, на дела добрые может человек направить.
Хочешь, хлебом тебя угощу, за трапезой беседу нашу продолжим?
Согласился Вольга. Сели они с Добрыней трапезничать. Вольга всё больше поражается ответам Добрыниным и вопросы новые задаёт:
— Как же силу Богатырскую заиметь — и никого при этом не погубить?
— Нужно вперёд силы — доброту да любовь к нашим братьям и сёстрам меньшим в себе взрастить: и к цветам да деревьям растущим, и к птичкам, песни поющим, и к зверькам, на земле живущим! — Добрыня Вольге отвечает.
Протянул Добрыня руку с хлебными крошечками, прилетели птички на руку Добрынину, сели доверчиво, кушать стали. Подбежали звери лесные пушистые, угощаться да ласкаться стали.
Тогда и Вольга руку с крошечками протянул. И к нему птички подлетать стали, на ладошку садиться, хлебушком угощаться.
Сидит на ладони у Вольги птичка — песню в благодарность за угощение поёт. И стало на сердце у Вольги так тепло, словно солнышко ясное внутри взошло!
Поласкал Вольга прискакавшую белочку по шёрстке рыжей пушистой. Потом зайчика, что к ноге доверчиво прильнул, по ушкам погладил. Сам Вольга удивился ласке той, которая в нём пробудилась! Будто бы породнился он со зверьком каждым, с птичкой каждой! Словно каждое существо ему — сестра да брат!
И понял Вольга, с кем он трапезничает: что не простой путник с ним беседу ведёт, что это — сам Добрыня-Богатырь!
— Как же ты службу Богатырскую несёшь, если ко всем жалость имеешь, муравья да букашку не обидишь? — Вольга спрашивает.
— Можно сильным да смелым стать — но за неправое дело жизнь свою отдать.
Но для того-то Богатырю мудрость и нужна, чтобы зло от добра отличать, доброму во всём помогать, зло везде пресекать!
Поехали со мной, Вольга! Покажу тебе, как ратников своих учу обо всём ратовать-заботиться! Покажу, как силу взращивать добрую! Научу, как совета у Бога спрашивать, как добру да жизни праведной на Земле-Матушке — защитником стать! Примет тогда и тебя Бог в Богатырскую Рать!
Поехали они дальше. Добрыня речь ведёт о силе Добра великой, которая может души от пороков избавлять, на дела добрые перенаправлять.
Едут Добрыня и Вольга, а навстречу им старец вышел и говорит:
— Вы не ездите дорогой этой, добры молодцы! Опасно стало на дорогах наших: орудуют там десять братьев-разбойников с сотней сотоварищей. Нет от них ни проходу, ни проезду — ни торговому человеку, ни путнику простому, ни богатырю удалому.
— Как же вы теперь живёте? В города не ездите? Товары на ярмарки не возите, не продаёте? За ягодами да грибами в лес не ходите?
— Да, вот так и живём… — печально старик вздыхает, головою седою качает…
— Ну что, Вольга, поедем порядок наводить? — Добрыня Вольгу спрашивает.
— Поедем! — Вольга отвечает, а сам от радости так сияет, что сдержаться не может.
А Добрыня наставления даёт:
— Как будем с разбойниками биться — ты, Вольга, рядом держись, ни на шаг не отходи, так и одолеем разбойников вместе.
Долго ли, коротко ли ехали, вдруг раздался свист да вой разбойничий со всех сторон. Налетели, наскочили братья-разбойники с сотоварищами… Начали Добрыня и Вольга с ними биться. Да распалился Вольга и забыл Добрынин наказ, в сторону от Добрыни поскакал… Тут старший брат-разбойник Вольгу с коня сбил, острый нож к горлу приставил и кричит:
— Сдавайся, Добрыня-Богатырь! Наша взяла! Пошевелишься — вмиг товарищу твоему голову с плеч снесу! А сделаешь по слову моему — оба живы будете! Иди ты, Добрыня, к нам в сотоварищи! Времена нынче тяжёлые, каждый правдой своей живёт, свой закон устанавливает, по своему закону грабит: “Кто ловок да скор — тот не вор! Кто жаден да смел — тот и съел! Кто силён да лукав — тот и прав!” Иди к нам, Добрыня! Будем по нашим законам жить! С силой твоей всем миром станем править, надо всеми властвовать! Все князья нам станут в ножки кланяться, дань нам понесут богатую!
Отвечает Добрыня:
— Что ж, удивил ты меня! Никогда ещё Добрыня слова такого не слыхал, хлеба воровского не едал…
Да дорог мне друг-товарищ мой…
Скажи, кто же главным у нас будет, если соглашусь: ты или я? Кто будет мечом силы вели-кой владеть? Кто будет богатства делить? Правду кто будет устанавливать и вершить?
— Где была бы победа моя, кабы я тебя над собой поставил?! — старший брат-разбойник говорит, а младшие ему подмаргивают, а соратнички подхихикивают да присвистывают…
— Ну что ж, так тому и быть: кривовата твоя правда, да пусть и будет она с тобой… На, бери меч мой, — Добрыня говорит, подъехал и меч на землю кинул…
Отпустил старший брат-разбойник Вольгу, ухватился руками обеими за меч Богатырский — и как приклеился: ни поднять не может, ни отпустить…
А Добрыне только мига одного и надо было. Схватил он Вольгу в охапку, сто разбойников-сотоварищей щитом раскидал, по земле разбросал, братьев-разбойников верёвками связал.
И говорит Добрыня разбойникам:
— Не я вас обманул, но ваш обман к вам вернулся!
Не по плечу ворам — меч Богатырский! Ведь сила в нём — великая, да чистая: кто его на неправое дело обнажит — сам сгорит дотла.
Силушки у вас много, удали хоть отбавляй, да только правда ваша с неправдой породнилась! И пока её не выправите — не будет мира в душах ваших, не будет счастья в домах ваших!… Ведь недобрыми делами не нажить добра истинного!
От ударов щита Богатырского повылетел из разбойников воровской дух. Увидали они жизни свои прожитые так, будто умерли уже: смерть врасплох застала…, жизнь прошла — словно сон пустой… И минутку не вспомнить добрую, и награбленное не возьмёшь за порог смерти с собой…
— Что же делать нам, Добрыня-Богатырь? — спрашивают братья-разбойники с сотоварищами.
— Что награбили — людям верните да раздайте. Между сёлами да городами намостите дорог: чтобы каждый, кому надобно, без опаски ехать мог. Дорогам этим путеводным — станьте добрыми хранителями. И смотреть вам отныне, чтобы никто на дорогах обид не чинил, насилия не вершил!
Вольга братьев-разбойников развязал, меч Добрынин поднял и с поклоном Добрыне отдал.
… И поехали они дальше.
Вот так и стал Вольга на Богатыря учиться: как службу бескорыстную для Бога вершить, стал Силу обретать великую — силу Любви, которая от Бога полнится-преумножается, никогда не истощается!
… Едет Добрыня по Земле, улыбается. Всё вокруг ласкает Добрынин взор. Птички ему песни поют, звери лесные рядом бегут, цветы аромат свой хотят подарить, кусты ягодками спелыми хотят угостить.
На Добрыне — рубаха белая, а не доспехи воинские, кудри русые ветер вольный ласкает, меч силу великую в ножнах спрятал, щит Богатырский у седла приторочен. Радостно у Богатыря на сердце, когда вокруг — мир да покой!
Былина седьмая:
ПРО “ГОРЕ ЛУКОВОЕ” И СУДЬБУ
Едет Добрыня по полям, едет Добрыня по лесам. А на землю весна пришла, любовь да радость принесла: всему живому — пробужденье, всему новому — рожденье!
Ручейки весенние журчат: здравствуй, весна-красна!
Птицы перелётные домой летят: здравствуй, весна-красна!
Цветы свои венчики стали раскрывать: здравствуй, весна-красна!
Звери лесные друг с другом стали парами гулять: здравствуй, весна-красна!
Весна-красна, ты — любви пробужденье, всему живому — новое рожденье!
Люди весну праздником встречают. Девицы юношей избранниками величают, юноши девиц выбирают. Свадьбы весёлые везде играют.
Стали и Добрыню на свадьбу звать: гостем почётным в доме побывать, счастья да удачи молодым пожелать.
Добрыня думает: “Что я на свадьбах не видал? Мёда сладкого что ли не пивал? А вина хмельного никогда и в рот не брал, да и не надобно: в том сила Богатырская не живёт, кто вино пьяное пьёт.”
Хотел отказаться, а Бог ему говорит:
— Поезжай: горе встретишь-заметишь — да исправишь!
Поехал Добрыня.
Долго ли, коротко ли едет, видит: реченька в крутых берегах течёт. Берег водица подмыла, утёс-каменище огромный от берега отвалился, поперёк русла свалился. Нет реченьке проходу. Стала она воды подымать, всё вокруг потоплять, а каменище ей и не сдвинуть, и не обогнуть. Скоро до деревни ближней половодье дойдёт, дома зальёт…
Решил Добрыня реченьке помочь. Вошёл в воду, камень стал плечом толкать: раз поднатужился, два поднапружился, только с третьего раза сдвинул каменище с места. Лёг каменище на другой берег устойчиво, пропустил реченьку. Потекла она руслом своим к морю синему, воды свои вешние понесла.
И прилёг Добрыня под деревцем вздремнуть-отдохнуть, да и коню Богатырскому поесть травки зелёной весенней дать.
А когда проснулся Добрыня, слышит: рядом с ним разговор люди ведут проезжие недобрые, замыслы строят коварные. Обсуждают они, как приедут на свадьбу, всех вином напоят заморским, а как заснут гости пьяные — похитят невесту да молодушек-красавиц, увезут в земли иные, князю чужедальнему в наложницы продадут.
Проехали люди недобрые мимо, Добрыню не видели…
Добрыня коня своего Богатырского оседлал, поехал да людей тех недобрых нагнал.
Спрашивает:
— Куда вы путь держите?
— На свадьбу званы, — отвечают.
— И я на свадьбу зван. А какие дары молодым везёте?
— Вино везём дорогое заморское, — отвечают люди недобрые.
— А я, — Добрыня говорит, — меч везу Богатырский. Ведомо мне, что люди недобрые замыслили всех гостей вином напоить, а поутру, когда все заснут пьяные, хотят невесту да девушек-красавиц похитить и князю чужедальнему в наложницы продать. Тут-то мой меч службу свою и сослужит! Как станут люди те недобрые молодушек хватать — так станет меч мой злодеям головы срубать!
Испугались люди недобрые, на колени перед Добрыней попадали, в ноги Богатырю кланяются, пощадить их просят…
А Добрыня и говорит:
— Благодарите Бога, что остались несовершёнными злодейства ваши! Да вперёд лучше думайте: какие дары вы людям принесёте, да что за это получите-пожнёте? Кабы и не стали мне ведомы замыслы ваши коварные — то ведь от Бога никто не спрячет ни слова, ни мысли, ни деяния! Что бы вы ни делали — придёт обязательно час за содеянное ответ держать, награду получать: что заслужите — то и получите! Поезжайте теперь с миром, да то, что с вами приключилось, людям расскажите. Если станет на земле замыслов недобрых меньше — смоете из судеб своих вину.
Пошли-поехали они по земле, о Боге всевидящем рассказывать стали. Люди слушали, добрыми быть начинали.
… А Добрыня дальше едет.
Подъезжает к дому добротному, красивому — куда его на свадьбу звали. Гостей — полон дом, пир весёлый идёт чередом. На столах — мёды сладкие, калачи только из печи, грибы и соленья, из ягод сладкие варенья…
Добрыня молодым добра желал, хозяевам да гостям поклоны клал — да дальше ехать хотел.
Но Бог ему говорит:
— Погоди! Ведь ты никому ничего не объяснил!
— Кто же меня на свадьбе слушать станет?
— Да есть тут одна…
— Ладно, останусь, — Добрыня отвечает.
Тут идёт к Добрыне девица, да не красавица — невесты младшая сестрица. Ковш с мёдом несёт, по дороге запнулась-споткнулась, упала — мёд пролила, сама измаралась, шишку набила, гостей насмешила.
Говорят ей отец да мать: сядь за печь — да не позорь нас перед гостем дорогим, “Горе луковое”!
Д;вица лицо утёрла, ко лбу пятак медный приложила, за печь села. Сидит тихонько: не-счастлива — да не злится, нерадостна — а не обижается.
Вокруг — пир да чад, каждый веселиться рад! Про Добрыню все вмиг позабыли.
Сел он на лавку у печи и девицу спрашивает:
— Как тебя звать-величать?
— Алёною, — девица отвечает, — только все меня “Горем луковым” зовут, имя настоящее не вспоминают даже.
— Пойдём из дома, Алёнушка, побеседуем, а то душно тут.
Пошли они из дома. Алёна по дороге полку с горшками глиняными зацепила, всю посуду уронила да разбила… Хотела на неё мать накричать, да не стала: ну что с нескладухи-неумехи такой взять?!
Села Алёна под деревце, слёзы утирает, Добрыню вопрошает:
— Ты всем помогаешь, всех спасаешь, спаси и меня! Видно, горе-несчастье вперёд меня родилось! Ни в чём мне удачи нет! Как жить мне? — не знаю… Хоть в колодец идти топиться, да и там небось не получится: в срубе застряну, всем помехою стану!
— Горю твоему, Алёнушка, только сама ты можешь помочь! Сам человек свою судьбу, словно пряха, прядёт, сам человек из нити той полотно жизни своей ткёт. Каждый поступок человеческий вехи в судьбе его ставит, на много лет вперёд будущим его правит. Т;к судьба из многих поступков прежних свита, что менять её не просто. Не на одну жизнь человеческую ниточка судьбы вьётся, из прошлого в будущее тянется.
Понимаешь ты теперь, как несчастье в судьбу человеческую вплетается? Боль да горе, что человек другому чинит, — к нему бедою да судьбою недоброю возвращаются; быстро ли возвращаются или медленно — да только содеянное зло исправить тяжелее, чем стараться его не совершать. Если теперь с тобою неприятность какая случится — ты не плачь, не грусти: скажи только ласково “прости!” тому, кому плохо от дел твоих неправедных пришлось прежде. Так узелочек тёмный в судьбе и развяжется.
Как кузнец железо и золото куёт, в огне обжигает, водой поливает — и судьбу свою так же человек может менять. Чтобы от судьбы горькой освободиться — ты сама должна измениться. Только не просто это. Решимость и твёрдость нужны, да и упорство — не на день один!
Тут Алёна пуще прежнего заплакала, весь платок слезами измочила:
— Откуда ты про кузнеца узнал, про горе моё самое большое? Я про это никому ни сказывала, от себя даже мысли те гнала… Люб мне кузнец Вавила!… На все руки он мастер: и коня подкуёт, и колечко обручальное-венчальное из нити золотой скуёт. Руки у него сильные да нежные, работу любую сделает — словно слушают его и железо, и серебро, и медь, и золото… Да только разве может он меня когда-нибудь полюбить? Зачем ему “Горе луковое”, когда вокруг красавиц столько?
— Какое же это горе, если любишь ты человека хорошего? Как же может быть горем — любовь, которую ты даришь? Это же — счастье огромное: когда в сердце любовь проснулась!
Отчего же ты плачешь-страдаешь? Видно, не кузнеца Вавилу, а себя ты любишь, причём такою как ты есть: неловкую, неудачливую, никудышную… Себя ведь ты жалеешь и любишь!
Если хочешь без горя жить — не жалеть-любить себя ты должна, а изменить! Чтобы от судьбы горькой освободиться — ты сама должна преобразиться!
Ну что, будешь из “Горя лукового” делать Алёну добрую да ласковую, умелую да пригожую, заботливую и мудрую?
— Мне терять-то нечего, кроме судьбы горькой! Хуже, чем есть, не бывать!…
— Ну, тогда начинай: к речке иди, платье своё испачканное стирай, слёзы горькие смывай, искупайся и сама — да жить по-новому начинай!
Искупалась в речке Алёна — в воде весенней, студёной да свежей! Слёзы горькие посмывала, платье дочиста отстирала, теплом солнышка обсушилась — будто заново родилась!
Говорит ей Добрыня:
— Солнышко, что тебя обсушило-исцелило, поблагодари, Алёнушка, с любовью сердечной!
Подняла Алёна в благодарности руки к солнышку — и полился на неё Света поток чистый-золотистый! Под ним она постояла — будто светом живым наполнена стала! Не прежняя неловкая да неказистая стоит теперь Алёнушка — а будто в одночасье распустилась из бутона краса девичья! Вся от счастья сияет-светится Алёнушка, говорит Добрыне слова благодарные:
— Никогда прежде не было мне так радостно и хорошо! Спасибо тебе, Добрыня!
А Добрыня ей в ответ:
— Ты тот свет, что загорелся у тебя внутри, — всему миру из сердца теперь подари, каждому существу любовь пошли: и матушке, и батюшке, и братьям, и сестрице, и молодцу, что люб тебе, и солнышку лучистому, и водице чистой, и рыбкам, в водице скользящим, и птицам, в небе летящим!… Всем-всем счастья пожелай: всем существам на Земле — тогда не погаснут свет и радость в тебе!
Словно солнышко у Алёны в груди засияло! От радости она затанцевала, руки, словно крылья прозрачные, простирала, всё живое ими ласкала! Счастьем своим да любовью сердечной — со всеми Алёнушка делиться стала рада!
А тем временем вышел на берег Вавила. Хоть и не любил он ещё Алёнушку, да затревожился: куда это “Горе луковое” подевалась, вдруг с ней опять беда какая приключилась?
Не стал Добрыня поглядывать на то, как сердце девичье счастливое зажгло искоркой любви сердце юноши…
Дальше Добрыня поехал. Едет и думает: “Каждый человек — судьбы своей кузнец. В Твореньи Божьем — всему человек есть венец! Только потрудиться человек должен: чтобы замысел Божий исполнить!”
… Едет Добрыня по полям, едет Добрыня по лесам. А на землю весна пришла, любовь да радость принесла: всему живому — пробужденье, всему новому — рожденье!
Ручейки весенние журчат: здравствуй, весна-красна!
Птицы перелётные домой летят: здравствуй, весна-красна!
Цветы свои венчики стали раскрывать: здравствуй, весна-красна!
Звери лесные друг с другом стали парами гулять: здравствуй, весна-красна!
Весна-красна, ты — любви пробужденье, всему живому — новое рожденье!
Былина восьмая:
КАК ДОБРЫНЯ КОЩЕЯ ПОБЕДИЛ, ЦАРСТВО ЖЕЛЕЗНОЕ ПРЕОБРАЗИЛ
Едет Добрыня по Земле, думу думает: “Любовью Божией озаряемая, словно Солнцем Великим, — растёт душа человеческая. Больше леса, больше гор может она становиться, обнимать весь простор собою! Самая великая битва души — битва со своими изъянами. Если не станет изъянов — неуязвимой становится душа! Так болезни да горести исцеляются, так сила да красота души обретаются, так несокрушимой становится её любовь! Отец-Создатель в битве той помощь оказывает, путь в Обитель Свою показывает…”
Едет Добрыня да видит: идёт на встречу девица, красоты особенной. Легко по земле ступает, сама — словно солнышко сияет!
Поклонилась она Добрыне поклоном земным и говорит:
— Возьми меня, Добрыня, в рать свою Богатырскую, я тебе буду помогать!
Есть беда одна на Земле нашей: разрастается царство мёртвое, железное! Губит оно и Землю, и людей. Правит в том царстве бессмертный Кощей.
Над царством тем железным — дым и чад. Небо синее закрыл чёрным облаком смрад. Не пробиться солнечному свету, не узнать ни весну, ни лето! Птицы в том царстве не живут, деревья в том царстве не растут. Панцирь железный землю закрыл собой, не пробьётся даже росточек живой!
По законам смерти царство железное живёт. Нет там в жизни человека смысла! В труде непосильном спину он гнёт — и царство железное, что его гнетёт, сам же человек укрепляет да преумножает!
Люди всю жизнь свою Кощею служат, только работают, спят да едят. Жизни такой никто там не рад. А что иначе бывает — и не ведают.
Злобой людской Кощей питается, покорностью наслаждается, властью упивается… И никто с ним не справится…
— Не девичье это дело, красавица, — с Кощеем воевать! Расскажи лучше, как тебя звать-величать, да как к царству железному проехать. На Кощея найду я управу, людям тем попробую помочь.
— Зовут меня Настенькой! Не отказывайся от помощи моей, Добрыня, я тебе пригожусь! Не струшу я и не убегу, и в деле твоём сложном тебе помогу!
Ведь в царстве Кощеевом живёт народ. И Кощей людей своих вперёд себя пошлёт, чтобы царство своё защитить. Нужно нам людей тех не погубить! Помогу я разбудить их от сна: ведь свобода воли человеку Отцом-Богом от рождения дана! Я напомнить им попробую, зачем душа на Землю идёт, зачем в теле человеческом живёт! Я умею песни волшебные петь: что в песне такой напевается — обязательно сбывается!
Сказала она так и запела:
— Словно Света реченька — песня потечёт,
Тучи злобы чёрные прочь унесёт,
В сердце забьётся источник живой,
Радостно солнце взойдёт над землёй!
Я услышу колыбельные, что поёт Земля,
Стану их нашёптывать нежным матерям,
Станут они детушек, как Земля, качать,
Станут с силой чистою детки возрастать!
Рассказать сумею я девицам пригожим,
Как любовь сердечную можно приумножить,
Расскажу, как по бережку побежать босой,
Расскажу, как утром умыться росой,
Расскажу, как водицей живою напиться,
Расскажу, как счастью в жизни родиться,
Бабушкам и дедушкам, что растят внучат,
Расскажу, как вырастить чудотворный сад,
Расскажу про деревья живые,
Расскажу про цветы полевые!
Пусть проснутся люди от серого сна!
Пусть радость на Землю вернётся сполна!
Станут люди Землю-Матушку любить,
Станут люди добрых детушек растить,
Станут люди добром да любовью творить,
Станут люди по законам Божественным жить!
А ещё есть у меня семечки волшебные, которые я с собой возьму: бросишь семя в землю — в сей же час взойдёт, оглянуться не успеешь — деревце взрастёт! Не отказывай мне, Добрынюшка, возьми с собой!
Подивился Добрыня силе девичьей невиданной, поклонился поклоном земным:
— Не думал я прежде, что по плечу девице подвиги Богатырские! Ладно, поедем вместе людей из царства того железного освобождать!
Позвала Настенька своего коня, без седла на него вскочила. Так вместе и поехали.
Долго ли, коротко ли ехали, в царство железное приехали.
Послал Кощей навстречу Добрыне простых людей: чтобы Добрыня их пожалел, погубить не захотел — да и прочь бы сам уехал.
Навалились люди простые, стали Добрыню бить кто чем может. Но Добрыня их с себя стряхнул — они по сторонам разлетелись.
— Вы за что меня бьёте? Не враг же я вам!
— Нам Кощей приказал тебя прогнать! Если так не сделаем — то нам несдобровать!
Стал им Добрыня говорить, как человек на Земле должен жить: чтобы не злу, а добру служить, любовью созидать, светом сиять, радость дарить, покоем мирить, нежностью да лаской целить!
Тут и Настенька подошла, хлеб подала — да песни свои запела.
Стали люди те удивляться да задумываться…
… А Добрыня и Настенька дальше идут.
Добрыня мечом махнёт — панцирь железный, землю покрывающий, рассекается. Где раз ударит — чиста реченька там потечёт! Где другой раз ударит — источник забьёт!
А Настенька знай семечки бросает: раз бросит — травка взойдёт, два бросит — яблонька растёт, ещё бросит — сосенка вскорости уже ветвями шумит, ещё бросит — берёзка листвой шелестит! Настенька от радости сияет — всё вокруг зацветает! Не успели оглянуться — вырос лес да сад: птицы в тот сад летят, звери в тот лес спешат!
Стало царство Кощеево зеленеть, стали птицы на деревьях песни петь, стали звери норки рыть, стали рыбки в речках жить — ожила земля! И люди очнулись-проснулись…
Затревожился Кощей, забеспокоился. Собрал он войско слуг своих самых приближённых, в броню железную с головы до ног облачённых, послал их Добрыню и Настеньку убить, леса истребить, сады изрубить, зверей да птиц погубить.
Выехало войско несметное, в доспехи закованное. Едут — чтобы топорами деревья рубить, стрелами в зверей стрелять, мечами Добрыню и Настеньку убивать.
Как увидели они Добрыню — рядами построились: щит к щиту. Мечи да копья обнажили — и на Богатыря поскакали.
Добрыня луч солнечный щитом поймал — да на слуг Кощеевых, в броню закованных, направил. Стало им жарко нестерпимо: солнце палит так, что пар из всех щелей в броне валит! Как в кастрюле они варятся, как на сковородке жарятся!…
Не выдержали они света солнечного! Скинули латы свои железные, воздух свежий вдохнули — и от жизни прежней страшной очнулись!… В воздухе-то — ведь цветов весенних аромат! И воевать уже никто не рад!
Тут Настенька вперёд вышла:
— Не с войною, с миром мы к вам пришли, свет любви да жизни суть принесли!
Забыли вы, зачем человеку жизнь дана, да как он ей распорядиться может! Оттого и живёте, как Кощей велит!
Даже воздух над царством вашим был ядовит! Защищать вы хотели силу злобную, которая всем неволю несёт, а Кощею — бессмертье даёт!
Жизнь в вашем царстве — сущий ад, судьбе своей горькой здесь никто не рад! Сами вы позволили себя поработить, сами землю свою позволили губить — сами себя теперь должны и освободить!
Если злоба да покорность рабская в вас искоренятся — сила к Кощею не возвратится! Тогда только и сможем его одолеть!
Знайте: не раз на Земле душа человеческая живёт! Со смертью тела душа не умрёт, снова потом душа родится: к любви и свету она ведь стремится!
И есть назначенье у жизни нашей: сделать души добрее и краше, в любовь себя превращать, законы жизни узнавать, Добру да Свету служить, Бога-Отца любить! Можем мы замыслы Его на Земле воплощать, единство всего сущего познавать!
… Водою живою их Настенька умывает, хлебом волшебным их Настенька угощает. И вокруг — весна! Яблони цветут, птицы поют!
Добрыня же вперёд поехал, к битве с Кощеем готовится.
Тут понял Кощей, что самом; ему с Добрыней биться. Собрался со всею силой своей злою, коня оседлал, к Добрыне поскакал:
— Готовься к смерти, Добрыня! Силу мою добром не победить и злом не сокрушить! Я любого добра сильнее! Ведь в любом добром человеке — хоть капелька зла да есть! А от зла любого — мощь моя только возрастает, потому я и бессмертен! — смеётся Кощей.
Стали они биться.
Щит Добрыни зло Кощеево отражает — а Кощей то зло в себя поглощает, радуется.Мечом Добрыня голову Кощею срубает — а взамен прежней головы новая вырастает, ещё гаже прежней…
Кощей хохочет торжествующе:
— Моя возьмёт! Никогда тебе, Добрыня, зло моё не победить!
Устал Добрыня, да ни на шаг не отступает! Ведь позади у него — земля возрождённая, люди пробудившиеся! И надо способ найти силу злобную победить!
А Кощей навалился на Добрыню, задушить его своею злобою хочет.
Понял тут Добрыня, что не было и нет в нём злобы ни капли, а что есть сила любви великая, от Отца-Бога полученная, которой Кощея только и можно победить!
Тут Добрыня Кощея Светом Отца, из груди сияющим, залил — и стала сила Кощеева таять-испаряться…
Как свет тьму прогоняет — так и злоба от Добра тает да исчезает.
И истаял Кощей совсем. Даже места мокрого не осталось.
Стали люди Добрыню и Настеньку благодарить.
Стали они истину понимать: чтобы мир преображать, чтобы землю свою возрождать — каждый с себя должен начать. Стали люди себя изменять, стали души любовью наполнять, добром творимым преображать! Начали они по-новому на земле своей обновлённой жить.
… А Добрыня дальше едет.
Едет Добрыня по Земле, думу думает: “Любовью Божией озаряемая, словно Солнцем Великим, — растёт душа человеческая. Больше леса, больше гор — может она становиться, обнимать весь простор собою! Самая великая битва души — битва со своими изъянами. Если не станет изъянов — неуязвимой становится душа! Так болезни да горести исцеляются, так сила да красота души обретаются, так несокрушимой становится её любовь! Отец-Создатель в битве той помощь оказывает, путь в Обитель Свою показывает…”.
Былина девятая:
БЫЛИНА НОВАЯ, ЕЩЁ НЕ РАССКАЗАННАЯ, О ТОМ, КАК ТЫ БОГАТЫРЁМ СТАЛ…
Это — былина новая, которую тебе, читатель да слушатель, сочинять!
Это — былина новая, которую тебе жизнью своею слагать!
Это — былина новая, которую тебе в быль превращать!
Так и пишется Книга Бытия Земли.
Твой черёд наступает — Богатырём стать, Любовь, Мудрость, да Силу искать, Добру во всём помогать, зло везде пресекать, любовью да терпением жизнь на Земле преображать!
Твоё утро настаёт!
Твоё солнышко встаёт!
Утро! Ночь прошла, день настаёт!
Утро! Над землёю Солнце встаёт!
— Утро! Утро! — ухнула сова да спать полетела.
— Солнышко встаёт! Всему жизнь даёт! — зарянка запела.
Птица-бекас в небо поднялась, в небе голубом песня полилась:
— Небо чисто! Прекрасна земля! Простор бескрайний вижу я!
Вниз полетела, хвостом запела:
— Землю мою люблю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю!
… Каждый день так происходит из века в век: солнце встаёт — наступает рассвет!
Русские былины
На Руси тоже существовал героический эпос. Он складывался на протяжении довольно длительного времени, начиная с IX и по XIII век. После этого новые произведения героического эпоса уже не создаются, но продолжают исполняться певцами-сказителями в последующие времена. Героический эпос в художественной форме утверждал народный идеал, общенародные ценности. В нем содержались примеры того, как следует и как не следует действовать в различных ситуациях.
В русском устном народном поэтическом творчестве героический эпос проявился в жанре былины. Былина – это героическая песнь, повествующая о подвигах богатырей. Чаще всего герои былин выступают защитниками своего народа от внешних врагов, нередко представленных в полуфантастических образах (Соловей-разбойник, Змей Тугарин, Идолище Поганое).
В более древних былинах можно обнаружить отголоски славянских мифов. Например, в былинах о Вольхе Всеславьевиче герой-богатырь превращается в зверей и птиц. Образ Святогоpa-богатыря, несомненно, связан с представлениями древних русичей о горных великанах.
Более поздними считаются былины Киевского цикла, рассказывающие о богатырях, служащих князю Владимиру Красное Солнышко. Именно в этом цикле появляются знакомые тебе с детства защитники земли Русской: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович. Главная тема былин Киевского цикла – оборона русских земель и русского народа от степных кочевников. Но здесь же встречаются былины о жестокости и неблагодарности киевского князя.
Существует еще один интересный цикл былин, названный Новгородским, поскольку действие так или иначе оказывается связанным с северным русским городом-республикой Новгородом. Здесь же появляются любимые народом образы Ставра Годиновича, гусляра Садко, буйного молодца Василия Буслаева.
Во всех былинах используются общие приемы повествования. В них звучат былинные запевы, традиционные описания сборов богатыря в дорогу, традиционные обращения к друзьям и противникам. Широко употреблялись в былинах постоянные эпитеты (добрый молодец, сыра земля, красна девица, боский конь и др.) и гиперболы – художественные преувеличения (например, после вражеского удара богатырь по колено уходит в землю).
Поскольку былины сохранялись в памяти многочисленных певцов, для удобства запоминания в них вводились «общие места» (одинаковые описания, похожие характеристики героев) и повторы. Используются в былинах и яркие языковые средства для создания зримой, воздействующей на чувства слушателей картины. Ритм русских былин всегда плавный, напевный, без резких переходов. Это связано с особенностями их исполнения: былины пелись, часто под аккомпанемент гуслей. Содержанием былин всегда были эпические рассказы с большим количеством подробностей.
Сейчас ты познакомишься с двумя былинами. Первая из них – «Вольга и Микула Селянинович». Вольга (Вольх) очень древний эпический герой, наделенный мифологическими чертами. А сопоставляется с этим героем простой русский крестьянин.
Читая былину, поразмысли, для чего дано это сопоставление и кто из персонажей былины наиболее полно выражает народный идеал.
Вторая былина – «Илья Муромец и Соловей-разбойник». В ней повествуется об одном из подвигов знаменитого русского богатыря.
Обрати внимание, как создается характер народного героя. Выдели былинные черты, о которых я рассказал тебе, и покажи, как они используются в этом произведении.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРесПо мере того, как президент Трамп и Владимир Путь общаются на фоне политических потрясений внутри страны, серьезных обвинений во вмешательстве России в выборы 2016 года и общего ощущения социального недомогания в обеих странах, американцам и россиянам есть о чем подумать в наши дни.
Обе страны поступили бы хорошо, если бы вышли за рамки своих идеологических разногласий и последовали примеру поколений читателей, которые в смутные времена обращались к русским литературным шедеврам за утешением, пониманием и вдохновением.Фактически, учитывая нынешнее состояние мира, всем нам было бы полезно последовать этому примеру.
Все эти десять художественных произведений, представленных ниже, являются признанными классиками русской литературы. За исключением, возможно, книги Улицкой «Похороны », опубликованной совсем недавно, все эти книги выдержали испытание временем. Их объединяет великолепные истории, художественное мастерство и оригинальность, а также способность вовлекать читателей в глубокие личные размышления о наиболее важных жизненных вопросах.Эти книги заставят вас думать, чувствовать и расти как человеческое существо.
«Сначала прочтите лучшие книги, – однажды предупредил Генри Дэвид Торо, – иначе у вас вообще не будет возможности их прочитать».
Евгений Онегин (1833) Александра Пушкина
В этом малоизвестном шедевре русской фантастики Александр Пушкин сочетает в себе увлекательную историю любви, энциклопедию русской жизни начала XIX века и одну из самых остроумных социальных сатир всех времен. написано.И делает он это исключительно в стихах! Этот роман в стихах, одновременно игривый и серьезный, ироничный и страстный, является отправной точкой для большинства учебных курсов по современной русской литературе, потому что в нем Пушкин создает шаблон почти для всех тем, типов персонажей и литературных приемов, которые появятся в будущем. Русские писатели будут опираться на это. Не случайно Пушкина часто называют отцом современной русской литературы, а «Евгений Онегин» считается его наиболее представительным произведением.
Герой нашего времени (1840) Михаила Лермонтова
Часто называемый «первым психологическим романом России» Герой нашего времени рассказывает историю Печорина, молодого, харизматичного, распутного бунтаря без дело, которое восхищает и тревожит читателей более полутора веков. Роман состоит из пяти взаимосвязанных историй, которые проникают в сложную душу Печорина с разных точек зрения. В результате получился незабываемый портрет первого антигероя русской литературы, который оставляет на своем пути след разрушения, даже если он очаровывает и очаровывает как персонажей, так и читателей.
Отцы и дети (1862) Ивана Тургенева
Этот глубоко проникновенный поэтический роман тонко отражает социальные и семейные конфликты, возникшие в начале 1860-х годов, во время великих социальных потрясений в России. Книга вызвала журналистскую бурю своим ярким изображением Базарова, стального и страстного молодого нигилиста, который сегодня так же узнаваем, как и во времена Тургенева.
Война и мир (1869) Льва Толстого
Эта эпическая сказка, которую критики часто называют величайшим романом из когда-либо написанных, прослеживает судьбы пяти аристократических семей, переживших войну России с Наполеоном в начале XIX века. Война и мир – это множество вещей: история любви, семейная сага и военный роман, но по своей сути это книга о людях, пытающихся найти свою опору в разрушенном мире, и о людях, пытающихся создать осмысленный жизнь для себя в стране, раздираемой войной, социальными переменами и духовной неразберихой. Эпос Толстого одновременно и настойчивый моральный компас и воспевание глубокой радости жизни – это и русская классика нашего времени.
Братья Карамазовы (1880) Федора Достоевского
В этой эмоционально и философски насыщенной истории об отцеубийстве и семейном соперничестве Достоевский исследует темы веры, зла и смысла так же глубоко, как и любой русский писатель.Роман описывает разные мировоззрения трех братьев Карамазовых – монаха Алеши, чувственного Дмитрия и интеллигентного Ивана, а также их распутного отца, чье загадочное убийство и его расследование становятся центром захватывающей последней трети романа. Роман.
Доктор Живаго (1959) Бориса Пастернака
Этот исторический роман, вдохновленный Войной и миром , рассказывает историю поэта-врача Юрия Живаго, который изо всех сил пытается найти свое место, свою профессию и свой художественный голос. в суматохе русской революции.« Доктор Живаго » – шедевр запоминающейся прозы, столь же красивый, как и российская сельская местность, который он изображает, отправляет читателей в путешествие любви, боли и искупления через одни из самых суровых лет 20-го века.
«Тихий Дон» (1959) Михаила Шолохова
Этот эпический исторический роман, который часто сравнивают с «Война и мир» , прослеживает судьбу типичной казачьей семьи в течение бурного десятилетнего периода, начиная с незадолго до н. Э. от начала Первой мировой войны до кровавой гражданской войны, последовавшей за русской революцией 1917 года.Российская история начала 20 века оживает в хорошо развитых и общительных персонажах Шолохова, которым приходится бороться не только с осажденным обществом, но и с злополучными романами, семейными распрями и тайным прошлым, которое все еще преследует настоящее.
Жизнь и судьба (1960) Василий Гроссман
Этот обширный эпос делает для советского общества середины 20 века то же, что Война и мир сделали для России 19 века: он переплетается с историей об эпохальном событии, ужасающей осаде Сталинграда. во время Второй мировой войны, с частными историями персонажей из всех слоев общества, жизнь которых жестоко вырвана силами войны, террора и советского тоталитаризма.
Один день из жизни Ивана Денисовича (1962) Александра Солженицына
Этот короткий, душераздирающий, но странно обнадеживающий шедевр рассказывает историю одного дня из жизни обычного заключенного советского трудового лагеря. были десятки миллионов в Советском Союзе. Основанная на личном опыте Солженицына как одного из этих заключенных, эта книга подлинна, полна богатых деталей и лишена сентиментальности, что усиливает ее мощное эмоциональное воздействие.
Похороны (2002) Людмилы Улицкой
Этот англоязычный дебют одного из самых известных романистов современной России описывает причудливые и трогательные взаимодействия между колоритными русскими эмигрантами, живущими в Нью-Йорке, которые присутствуют на смертном одре Алик, неудачливый, но любимый художником. Причудливая и острая, «Похоронная вечеринка» исследует два самых больших «проклятых вопроса» русской литературы: как жить? Как умереть? – как они разыгрываются в крошечной душной квартире на Манхэттене в начале 90-х.
Вы уже читали что-нибудь из этого, и если нет, что бы вы хотели добавить к в свой список ведра ? Я с нетерпением жду ваших мыслей ниже.
Русская литература , совокупность письменных произведений, созданных на русском языке, начиная с христианизации Киевской Руси в конце X века.
Необычная форма истории русской литературы вызвала многочисленные споры. Три крупных и внезапных разрыва делят его на четыре периода – допетровский (или древнерусский), имперский, послереволюционный и постсоветский. Реформы Петра I (годы правления 1682–1725), стремительно вестернизировавшего страну, привели к настолько резкому разрыву с прошлым, что в XIX веке было принято утверждать, что русская литература зародилась всего за столетие до этого. Самый влиятельный критик XIX века, Виссарион Белинский, даже предложил точный год (1739), когда началась русская литература, тем самым отрицая статус литературы для всех допетровских произведений.Русская революция 1917 года и большевистский переворот позже в том же году создали еще один серьезный разрыв, в конечном итоге превратив «официальную» русскую литературу в политическую пропаганду коммунистического государства. Наконец, приход к власти Михаила Горбачева в 1985 году и распад СССР в 1991 году ознаменовали еще один драматический прорыв. Что важно в этой модели, так это то, что перерывы были скорее внезапными, чем постепенными, и что они были продуктом политических сил, внешних по отношению к самой истории литературы.
Британская викторина
Еще одна викторина по русской литературе
Кто написал «Мертвые души»? Какой персонаж является главным героем в «Преступлении и наказании»? Проверьте свои знания о русской литературе с помощью этой викторины.
Самым знаменитым периодом русской литературы был XIX век, когда за очень короткий срок были созданы некоторые из бесспорных шедевров мировой литературы.Часто отмечается, что подавляющее большинство русских произведений мирового значения создано при жизни одного человека – Льва Толстого (1828–1910). Действительно, многие из них были написаны в течение двух десятилетий, 1860-х и 1870-х годов, периода, который, возможно, никогда не был превзойден ни одной культурой благодаря явному сосредоточенному литературному блеску.
Русская литература, особенно имперского и послереволюционного периодов, имеет в качестве определяющих характеристик глубокий интерес к философским проблемам, постоянное самосознание своего отношения к культурам Запада и сильную тенденцию к формальным нововведениям и нарушение принятых общепринятых норм.Сочетание формального радикализма и увлечения абстрактными философскими проблемами создает узнаваемую ауру русской классики.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасТрадиционный термин «древнерусская литература» анахроничен по нескольким причинам. Авторы произведений, написанных в это время, очевидно, не считали себя «старыми русскими» или предшественниками Толстого.Более того, термин, который представляет точку зрения современных ученых, стремящихся проследить происхождение более поздних русских работ, затемняет тот факт, что восточнославянские народы (земель, которые тогда назывались Русью) являются предками украинцев и белорусов, а также современный русский народ. Произведения древнейшего (киевского) периода также привели к появлению современной украинской и белорусской литературы. В-третьих, литературным языком, установленным в Киевской Руси, был церковнославянский язык, который, несмотря на постепенное увеличение количества местных восточнославянских вариантов, связал культуру с более широким сообществом, известным как Slavia orthodoxa , то есть с восточно-православными южными славянами Балканы.В отличие от настоящего, это более крупное сообщество преобладало над «нацией» в современном понимании этого термина. В-четвертых, некоторые задаются вопросом, можно ли эти тексты должным образом называть литературными, если под этим термином подразумеваются произведения, предназначенные для выполнения преимущественно эстетической функции, поскольку эти сочинения обычно писались для церковных или утилитарных целей.
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА И ЯЗЫК. Категория «древнерусская литература», какой бы устойчивой она ни была, представляет собой не более чем омнибус-ретроспективу почти всей русской прозы, написанной на славянском или русском языке до восемнадцатого века. Он отмечает мифическую границу между древностью и современностью в русской культуре и включает героические сказки и былины, сборники житий святых ( чети миней, прологи, и др.), Летописи (летописи), общехристианских историй ( хронографии), и многочисленных отдельных кодексов (сборники) , составленных из широкого спектра материалов, обычно анонимными монашескими книжниками.
С конца двадцатого века ученые все чаще заменяли эту ограничивающую типологию недифференцированной древнерусской культуры более тонкими и фрагментированными конструкциями, которые постулируют внутренние противоречия, региональные вариации и эпистемологические сдвиги за столетия между падением Киева и Петром Великим. утверждение русской современности. Такие противоречия и различия были особенно заметны в конце шестнадцатого и семнадцатого веков, во многом благодаря культурному притоку из Польши и Украины.Еще одним важным стимулом стал раскол в русском православии в 1650-х годах, в результате которого возникло движение, известное как старообрядцы или старообрядцы. Вскоре появилось назидательное витэ для многих первых мучеников движения, в том числе для Боярни Феодосии Морозовой, Ивана Неронова и Юлианы Лазаревской. Самым ярким из них был автобиографический рассказ вождя старообрядцев протоиерея Аввакума Петровича. Сказанный землистой и яркой прозой, Житие протоиерея Аввакума (1672–1673) положило начало в России народной формы автобиографического письма, написанного известным автором и предназначенного для широкой грамотной аудитории, читающей за пределами мира. церковная служба.Все эти жизни были широко известны, по крайней мере, среди религиозных инакомыслящих, и их неизменные образы гражданского бессилия и страданий за веру позже стали обычным явлением в мемуарах и автобиографиях восемнадцатого века.
В то же время в России развивалась новая «высокая» литература, выходящая за рамки узко религиозной, включая литературные проповеди, религиозную поэзию, драму и постоянно растущий свод сказок и басен, переводимых в значительной степени с польского. Большинство ученых связывает эти нововведения с двором царя Алексия I Михайловича (правил в 1645–1676 гг.) И, в особенности, с его дочерью Софией, которая де-факто была регентом с 1682 по 1689 год.Начиная с 1672 года при московском дворе размещался временный театр, репертуар которого смешивал библейские сказки (например, об Артаксерксе) с греческими баснями и драмами, основанными на житиях святых (например, Святой Екатерины).
Еще одним важным новым жанром литературного выражения была проповедь, что было редкостью в русской культуре до середины XVII века. Центральной фигурой в этой тенденции был монах Симеон Полоцкий, который переехал из Беларуси в Москву в 1660 году. В течение последних нескольких десятилетий XVII и на протяжении XVIII века несколько других религиозных иерархов, почти все из которых были украинцами, связанными с Кремлем или важные монастыри Подмосковья, активно проповедовали.Несмотря на строгие ограничения по форме, теме и структуре, проповеди давали этим священнослужителям возможность создавать новые тексты, многие из которых впоследствии были опубликованы в сборниках, и быть признанными их авторами.
Новая гражданская орфография Петра Великого 1707 года и его агрессивное использование печати положили начало новым исследованиям в направлении явно гражданского русского (в отличие от славянского) литературного языка.Большинство ученых теперь полагают, что этот дискурс возник не в лингвистическом вакууме, но что события конца семнадцатого века, а также эволюция того, что иногда называют «канцелярским письмом (приказный) », задали контекст для реформ. . В 1730-е годы Василий Тредиаковский, Антиох Кантемир и Михаил Ломоносов яростно спорили о форме этого литературного языка. Речь шла об использовании загадочных конструкций и «чистых» славонизмов по сравнению с созданием чего-то большего, что соответствовало современной европейской литературе.Все трое руководителей, но особенно Тредиаковский и Ломоносов, выбрали литературный перевод в качестве своей лингвистической лаборатории, часто создавая тексты неестественные и своеобразные, но, тем не менее, литературные. Ярким примером является интерпретация Тредиаковским книги Поля Таллемана Le voyage à l’isle d’amour de Lycidas.
Наряду с новой орфографией и зарождающимся литературным языком институционализация литературы выиграла от распространения мирской публикации, в первую очередь в образовательных учреждениях.Созданная смесью иностранных ученых, профессиональных переводчиков и горстки блестящих бывших семинаристов и курсантов (включая Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова), Академия наук во второй четверти восемнадцатого века выступила повивальной бабкой при рождении светская печатная культура, выпускающая небольшие тиражи стихов, сказок и переведенных оперных либретто. Чрезвычайно скромный по объему по сравнению с остальной Европой, это произведение, тем не менее, имело важное значение для создания того, что мы теперь называем русской литературой, как творческой, публичной, доступной, светской беседы для частного чтения и удовольствия.
В середине века появилось несколько новых издательств, в первую очередь при Московском университете и кадетских академиях; вместе эти типографии обеспечили институциональную среду для молодых – в основном знатных – литераторов, чтобы они могли заниматься литературой и развивать общественный голос. Практически все светила елизаветинской и екатерининской эпох, в том числе Михаил Херасков (1733–1807), Денис Фонвизин (1745–1792), Ипполит Богданович (1744–1803), Гаврила Державин (1743–1816), Александр Радищев (1749–1802) , и несколько других – участвовали в этом коллективном стремлении литературного и институционального творчества.В большинстве случаев эти писатели мало или совсем ничего не получали от своих оригинальных произведений (немного больше от переводов), и подавляющее большинство сохраняло комиссионные на государственной службе. Державин, например, служил в элитном гвардейском полку и в конце концов стал штатным гражданским администратором, поднявшись до очень высокой должности губернатора. Однако некоторые из них, в том числе Николай Новиков (1744–1818) и Николай Карамзин (1766–1826), стали чем-то похожим на профессиональных интеллектуалов в том, что они посвящали все свое время интеллектуальным занятиям, иногда, как в случае с Новиковым, уходили в отставку.В течение последней четверти восемнадцатого века жизнь литературы и литературного производства развивалась очень быстро благодаря росту среднего образования, как светского, так и религиозного, что привело к экспоненциальному росту числа писателей и читателей, а также к более легкому образованию. доступ к печати, особенно после 1783 года, когда декрет о частных типографиях значительно упростил издательскую деятельность.
Помимо обилия литературных переводов, поэзия была одним из важнейших произведений русского письма того периода.Особенно значительны лирическая и религиозная поэзия Тредиаковского, эпическая поэзия Хераскова («Русский Гомер», автор пространной «России » ) и, прежде всего, рефлексивные и весьма личные стихи Державина. Как и во всей Европе, литература о путешествиях, рассказывающая о путешествиях, как реальных, так и воображаемых, оказалась особенно эффективным средством сочетания развлечений с культурными комментариями. Карамзин Письма русского путешественника, 1789–1790 (1797), хотя и часто были фантастическими, тем не менее, предлагали забавные проблески нравов, которые Карамзин наблюдал во время своего большого европейского турне 1789–1790 годов, и поместил Россию в европейском контексте и сориентировал ее. читательское чувство национальной идентичности и вежливости.Жанр также подвергался суровым социальным комментариям, наиболее известный из которых – роман Радищева « Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву». Воспользовавшись слабой цензурой, Радищев опубликовал в 1790 году эту яростную критику крепостного права и несвободы в России, к большому сожалению. возмущение императрицы Екатерины II, которая приказала конфисковать все копии, а автора заключить в тюрьму. Каким бы драматичным ни был этот эпизод, болезненный голос Радищева в его политической и социальной оппозиции оставался исключением для XVIII века, поскольку немногие из его современников выражали – или явно придерживались – взглядов, противоречащих политическому статус-кво.
Начиная с середины 1750-х и особенно с конца 1760-х годов, литературная и философская журналистика стала средством выбора среди начинающих литераторов. Некоторые из этих предприятий длились дольше нескольких месяцев, и большинство из них могло насчитывать свои читатели сотнями, а не тысячами. Но эти журналы выходили часто и регулярно, и по мере свертывания их заменяли другие. Эссеисты и переводчики, часто еще не названные по имени, могли объединить свои ресурсы и энергию и использовать периодические публикации для построения зачатков заинтересованного текстового сообщества, играя с другими журналами, чтобы создать четкое поле для дискурса.Яркий пример – так называемые сатирические журналы 1769–1774 годов. В этот период журналы, связанные с Новиковым (Художник, Дрон, Татлер), парировали с другими, связанными с императрицей (Биты этого и того), , которая сама была заядлым автором и эссеистом. Как и везде, редакторы использовали кампании по публичной подписке, чтобы создать базу читателей и привлечь внимание публики к своим предприятиям. Некоторые из этих кампаний, такие как обращение Новикова к его пиетистскому журналу Morning Light (1777–1780), были весьма успешными, собрав сотни подписчиков (которые тем самым субсидировали новые благотворительные школы Новикова) из городов по всей империи и из социальных групп. такие как духовенство и торговцы, далеко за пределами вездесущей космополитической аудитории.Однако большинство журналов привлекало от нескольких десятков до сотни подписчиков, почти 90 процентов из которых были выходцами из потомственной знати.
Интимный и в основном мужской мир, который породил российских мирян, легко привел к быстрому росту небольших обществ, переводческих групп, студенческих семинаров, частных библиотек, читальных кружков и, в конечном итоге, салонов, в которых часто бывали женщины. посещаемость. Однако наиболее популярными местами для общения были масонские ложи, которые в России были типично мужскими по мировоззрению и членству.В екатеринианский период до трех тысяч русских подданных принадлежали к десяткам лож, большинство из которых сочетали в себе смутно неостоевское чувство общественного улучшения с веселым братством. Некоторые ученые рассматривали ложи как начало российской публичной сферы, в то время как другие подчеркивали их секретность, исключительность и чувство иерархии. Но нет сомнений в том, что ложи стали центрами общения, которые способствовали слиянию литературной деятельности и все более ритуализированной вежливости, которая достигла своего апофеоза в эпоху Александра Пушкина в 1830-х годах.Хотя они, как правило, не были оппозиционерами, их сочетание братства, секретности и приверженности моральному совершенствованию вызывало периодические подозрения со стороны чиновников, что приводило к периодическим порицаниям и закрытию в последние пятнадцать лет восемнадцатого века и снова в начале 1820-х годов.
См. Также Алексей I (Россия) ; Аввакум Петрович ; Екатерина II (Россия) ; Просвещение ; Литературные журналы ; Новиков Николай Иванович ; старообрядцев ; Православие, рус. ; Петр I (Россия) ; Типография и издательское дело ; София Алексеевна .
Аввакум Петрович, Протопоп. Житие самого протоиерея Аввакума. Перевод Джейн Харрисон и Хоуп Миррлис. London, 1924.
Segel, Harold B., ed. и пер. Литература России восемнадцатого века: антология русских литературных материалов эпохи классицизма и просвещения от царствования Петра Великого (1689–1725) до царствования Александра I, 1801–1825. 2 тт. Нью-Йорк, 1967.
Вторичные источникиЛевитт, Маркус К., изд. Ранние современные русские писатели, конец семнадцатого и восемнадцатого веков. Vol. 150 из Литературно-биографический словарь. Detroit, 1995.
Newlin, Thomas. Голос в саду: Андрей Болотов и заботы русского пастыря, 1738–1833. Evanston, Ill., 2001.
Raeff, Marc. Истоки русской интеллигенции: дворянство восемнадцатого века. Нью-Йорк, 1966.
Рейфман, Ирина. Василий Тредиаковский: дурак новой русской литературы. Stanford, 1990.
Rogger, Hans. Национальное сознание в России XVIII века. Кембридж, Массачусетс, 1960.
Schönle, Andreas. Подлинность и вымысел в русском литературном путешествии, 1790–1840. Кембридж, Массачусетс, 2000.
Гэри Маркер
Русская литература, зародившись в поэзии с Державиным и Пушкиным, проложила необыкновенный путь, не имеющий аналогов в мире, за пять десятилетий с 1840 по 1890 год. Мировая литература не имеет себе равных с литературной. излияние этого периода, породившего величайшие произведения Достоевского, Тургенева, Толстого, Чехова, Лармонтова, Афанасия Фета, Блока и многих других. Но для русской поэзии это был период затишья.Он отступил от всеобщего внимания и сыграл вторую скрипку прозы. К счастью, эта интерлюдия не заставила себя долго ждать, чтобы уступить место славному второму пришествию поэзии в двадцатом веке с лавиной стихов от знаковых поэтов, женщин и мужчин, которые нашли новые способы выражения. Их слова стали бессмертной классикой и переведены на многие языки мира.
Этот необычный синхронный отклик поэзии и литературы на социально-политические изменения за два столетия был нанесен на карту в литературные эпохи, основанные на основных философских чувствах, в каждый период времени, которые находили литературное выражение в стихах.
1. Золотой век – 1800-1835): Это было время Пушкина и его плеяды. Это был век эпохи Просвещения, сочетающий в себе мысли неоклассицизма и романтизма3.
2. Эпоха романтизма – (1835–1845): Поэт Лермонтов, чей подход к поэзии обычно называют байроническим, был одним из величайших русских поэтов-романтиков. Его влияние было велико в то время.
3. Эпоха реализма – (1840-1890): Этот период ознаменовал расцвет русского романа.Это была эпоха Тургенева, Достоевского и Толстого.
«Девятая волна» ~ Иван Айвазовский; Третьяковская галерея, МоскваПоэтом этой эпохи заката поэзии был Афанасий Фет. Он отрицал распространенное мнение, что искусство существует для определенной цели, и вместо этого поддерживал мнение, что искусство существует только ради искусства. Все писатели, которые не были реалистами (которые не обращались к социальным и политическим причинам через свою поэзию), были осуждены могущественными критиками, которые осуждали поэзию как средство, непригодное для выражения современных проблем.Следовательно, к 1860 году существовал лагерь «гражданских поэтов», писавших стихи с определенной целью; цель – цель, которая заключалась в воспитании общественного сознания. Итак, в то время как в Англии в шестидесятые и семидесятые годы девятнадцатого века были великие поэты, такие как Теннисон и Браунинг, а во Франции были Бодлер и Верлен; В России, в свою очередь, не было ».
4. Серебряный век и символизм – (1890-1912) Серия реакционных движений и политических убийств, вызванных анархистами, вынудила как королевскую власть, так и общественность принять участие в прогрессивной реформе.Постоянные волнения снова сместили общее настроение к ностальгии по, казалось бы, более мирному прошлому, и поэзия «искусство ради искусства» вернула себе утраченную популярность. Поэты этой эпохи воскресили Фета и Тютчева и следовали метафизическим мотивам их поэтики. Вторую половину этого периода обычно называют периодом символизма. Иван Бунин и Александр Блок были доминирующими голосами того времени.
Обе группы отвергли гражданские стихи и вернулись к более ранним образцам для подражания для вдохновения.Даже если французские поэты Бодлер и Верлен продолжали оказывать сильное внешнее влияние, это новое поколение поэтов в равной степени полагалось на домотканый опыт. Этот ближайший, внутренний и внутренний поиск определили облик русской поэзии на весь оставшийся век. Символисты отошли от поэтов fin de siècle , продемонстрировав отчетливый теургический элемент в их поэтике и философском мировоззрении. Их вера сместилась с Schellingian⁶ naturophilosophie , принятой Фетом, на более прямо религиозного Бога.
Символизм был предшественником русского стиха двадцатого века, который мир начал почитать и любить. На мачте стояли путеводные огни двух мужчин – Афанасия Фета и Владимира Соловьева – один поэт, а другой – философ. Их совместное влияние помогло создать новую форму стиха, эстетику которой сформировал Фет с богословским наложением Соловьева.
Несмотря на обращение к более ранней форме поэзии, символизм продолжал отстаивать интересы гражданского общества и играл важную роль в интеллектуальном брожении своего времени.Но его структура и форма были высокомерными – почти элитарными – и вскоре он впал в немилость в тени русской революции. Многовековая монархия была резко демонтирована и свергнута; Царь Николай II – последний из Романовых – был вынужден отречься от престола и вместе со своей семьей был казнен. Ни один член монархии не выжил, и династия навсегда встретила свой конец. Эта катастрофическая серия событий подготовила почву для очередного реакционного литературного отклика.
«Лежащий поэт» ~ Марк Шагал; Музей Тейт, Лондон5. Эпоха модернизма – (1912-1925): Символизм был отвергнут. Его неприятие усилилось двумя группами, каждая из которых выдвинула свой интеллектуальный ответ на волнения того времени. Умеренная группа, называемая акмеистами, придерживалась поэтики символизма, но дистанцировалась от теургических настроений. Вместе с ними образовалась более революционная группа – футуристы. Вместе они называются «модернистами».
На вершине гения русской модернистской поэзии находятся четыре великих поэта – несколько слишком аккуратно разделенных на двух женщин и двух мужчин; два акмеиста и два футуриста.Акмеисты – Анна Ахматова и Осип Мандельштам, футуристы – Мария Цветаева и Борис Пастернак. Два других поэта – Маяковский и Гумилов были не менее значительными поэтами этого периода; Фактически, Маяковский считается поэтом революции.
Литературные предприятия этой группы поэтов основывались на различных идеологических и философских подходах. Акмеисты отвергали только мистические грани символизма. Футуристы были более радикальными. Они отвергли, в целом, его философские основы, язык и его «оторванность» от реального мира.Для них поэзия была средством, позволяющим как самовыражение, так и чревовещанием выражать недовольство общества. Интересно отметить, что многие художники (кубисты), которые разделяли общие взгляды на творчество и его цель, объединились с этой группой поэтов и вместе стали известны как кубофутуристы. Используя слова и рисунки, они стремились выразить реальность как опыт – даже исказив язык и формальную форму – чтобы пробудить в своем искусстве мнения и идеи. Живописцы Шагал, Кандинский и Каменский, поэты Цветаева и Пастернак были видными членами этой группы.
После революции давно существовавший «Союз художников» был исключен из царского учреждения. Большинство художников и писателей Союза были категорически против революции и ее эксцессов. Кубофутуристы входили в авангардную группу художников, поддержавших большевиков и вошедших в правительство. Им было передано управление Департаментом изящных искусств, и они, как новые комиссары искусств, взяли на себя грандиозную задачу «построить и организовать все художественные школы и всю художественную жизнь страны».Несмотря на свой немалый идеологический раскол, кубофутуристы и акмеисты приписывали вдохновляющее влияние Афанасия Фета на развитие звучания современной русской просодии. За свою стойкую позицию против гражданской поэзии и его настойчивое требование писать стихи только ради искусства – позиция, которая вызвала у него большую изоляцию и страдания – Фет нашел посмертную ратификацию в их почитании.
«Сталин и Ворошилов в Кремле» ~ Александр Герасимов; Третьяковская галерея, Москва6. Советский период – (1925-1955) Расцвет русского романа был подобен столетнему цветку кактуса – впечатляющему, но недолговечному – и литература начала приходить в упадок под авторитарными репрессиями нового режима. Окончание гражданской войны в России и укрепление большевизма в 1920-х годах вызвали массовый исход художников и писателей в Европу. Некоторые решили уехать добровольно, а другие были активно депортированы правительством. Как и следовало ожидать, это отразилось на литературе, и результат вызвал противоречивые отклики в пределах и за пределами географических границ России.
Поэзия, рассказ, повести и драма заняли свое место. Многие прозаики стали переводчиками. В 1932 году коммунистическое государство постановило, что социалистический реализм должен быть единственным рецептом для поэзии. Вторая и третья волна эмиграции началась и нарастала во время мировой войны, когда русские поэты и литераторы разделились на «советские» и «эмигрантские» лагеря. Эмигранты в основном проживали в Париже и Берлине. Их число увеличивалось с каждой волной миграции, они выросли до значительного числа и создали два критических обзора: один в Париже, а другой в Праге.
Раскол между двумя группами был основан на поддержке правительства. Эмигранты гордились тем, что противостояли правительству; в то время как Советы считали себя патриотами, борющимися с авторитаризмом изнутри. Конфликт лучше всего выразить словами одного из выдающихся писателей-эмигрантов, Алданова: «Эмиграция – великий грех, но порабощение – еще больший грех».
Выдающимися писателями-эмигрантами были Иван Бунин (лауреат Нобелевской премии 1933 года), Набоков, Алданов и поэтесса Марина Цветаева.Советами руководили поэт Революции Маяковский и Сергей Есенин. Оба в душе были индивидуалистами, но верили в Революцию в первые годы ее существования. Есенин быстро разочаровался и возмутился. Его борьба с примирением своих убеждений с убеждениями революции привела к драматическому концу, когда он покончил с собой в возрасте тридцати лет. Маяковский, критически относившийся к этому фатализму; последовал за ним всего пять лет спустя.
Эмигрантская литература, несмотря на свое бедное начало, имела возможность и строгость отстаивать свою художественную и интеллектуальную свободу.С другой стороны, советская литература боролась за отстаивание декрета социалистического реализма и считалась капитуляцией. Тем не менее, несмотря на многогранные оковы, в его конюшне также находилась группа известных писателей. Среди них была Вера Панова, автор книги «Свидание – встреча», и самый известный из них – Михаил Шолохов, лауреат Нобелевской премии 1965 года и автор книги «Тихий Дон».
7. Постсталинская эпоха или хрущевская оттепель – (1955-) Постсталинская, хрущевская эпоха увидела относительное ослабление контроля над литературным выражением в новой политике десталинизации.Новое и молодое поколение поэтов пришло, чтобы обозначить эту оттепель (слово, придуманное Ахматовой). Молодые поэты пытались преодолеть пропасть между Советами и эмигрантами, которые были футуристами и акмеистами. Самыми яркими из них были Евгений Евтушенков, Вознесенский, Ахмадулина и Иосиф Бродский (лауреат Нобелевской премии 1987 года). Поэты оттепели несли поэзию в массы через общественную пропаганду – возвращая лиризм стиху, организовывая публичные чтения, самопубликацию и распространение своих произведений (самиздат) вместе с аудиозаписями чтений.Их необычные, но успешные методы принесли им прозвище «поэты-эстрады» – поэты-подиумы.
Поэты этой группы условно группируются как официальные поэты и неофициальные поэты; первые были связаны с официальной культурой и правительством; в то время как последние представляли собой более независимую группу, состоящую как из русских, так и из эмигрантских поэтов. За исключением известных имен, связанных с этим периодом; Мало что известно об остальных поэтах этого периода (иногда называемого бронзовым веком русской поэзии).Клеймо принадлежности к коммунистическому режиму и отсутствие четкого различия между двумя группами обычно упоминаются как причины этого пробела в знаниях. Один из них – Иосиф Бродский – позаботился о том, чтобы их вклад был незабываемым, когда он признал их в своей Нобелевской речи. С тех пор и после перестройки г. интерес ученых к этому периоду возобновился.
«Большевик» ~ Борис Кустодиев; Третьяковская галерея, МоскваЭта аккуратная категоризация литературных эпох – всего лишь ex post facto линз, через которые мы пытаемся понять драматические сдвиги в литературной мысли, произошедшие в восточной и западной половине Европы.Ни движения, ни поэты, относящиеся к ним, не подписывались под этими строгими определениями. На самом деле литературные движения развивались, регрессировали и многое заимствовали друг у друга. Как и их поэты. Несмотря на это, широкий угол обзора, который способствует созданию таких группировок, имеет решающее значение для нашего понимания экстраординарного отклика литературных усилий на каждую мимолетную суматоху истории, чтобы примирить конфликтующие вызовы искусства и цели, реализма и идеализма, а также объективности и творчества. .
|
| ||||
Анализ:
Психологический:
-Шрек – изгой общества y из-за физических качеств / фольклора огров «Судите меня, прежде чем они меня узнают, поэтому мне лучше побыть одному» (Шрек к Ослу)
-Фиона стремится соответствовать стереотипной принцессе, а не быть собой
Оба персонажа бороться с неуверенностью из-за социальных норм, давая зрителям что-то связать и понять.«(Шрек к Ослу)
-Стереотипные сказки и диснеевские сюжеты: Фиона ожидает очаровательного принца« Ты должен сбить меня с ног … … и сесть на своего доблестного коня ». (Фиона Шреку)
-Идея из Поцелуй настоящей любви высмеивается (Шрек и Осел смеются над Фионой)
-Шрек избегает чувств к Фионе в результате статус-кво / социальной структуры
-Лорд Фаркуад силен и богат, использует, чтобы манипулировать мужчинами, чтобы выполнять его приказы без каких-либо физических действий / денежная компенсация, только для «чести»
Политические:
– Лорд Фаркуад использует социальное положение как политический инструмент
Правитель, манипулирующий другими для личной выгоды
Феминистка:
– Принцесса Фиона бросает вызов стереотипной принцессе, она проклята быть частью людоеда, она выставляет напоказ этикета поведения, спорит с мужскими фигурами (Шрек)
– Явная объективация женщин (сатира) «Это моя принцесса! Иди и найди свою! »(Шрек Робин Гуду)
Всего:
-Четкая сатира на Разрушение сказок
-Бросает вызов стереотипным сказочным чертам (принцесса, очаровательный принц, благородный конь)
-Шрек саркастически упоминает обезглавливание всей деревни , расчленяя их и съедая часть людей, и спрашивает Осла, хорошо ли это звучит (кровь, которая была удалена из сказок).
– Огр, которого обычно называют монстром, является нашим главным героем
– Держатели знаков на свадьбе рассказывают свадебные сопровождающие, как реагировать на церемонии на протяжении всей церемонии как аудитория (устраивает шоу, а не настоящее)
Существительное (1) длинное повествовательное стихотворение, повествующее о подвигах героя
Прилагательное (1) очень импозантное или впечатляющее; превосходящие обычные (особенно по размеру или масштабу (2), составляющие или имеющие отношение к литературному эпосу или предполагающие его
(1) Он занимается беспрецедентным разнообразием греческой и римской письменности; каждый жанр, не только эпос, оставляет свой след в идиоме стихотворения.(2) Поскольку он не пишет ни драмы, ни эпоса, сказал он, его стихи могут быть только лирическими. (3) Я знаю, что, как бы эпичны ни были выступления спортсменов, были такие же героические вклады, которые почти полностью игнорируются (4). Ваш отзыв, хотя и дипломатичный, совершенно не соответствует действительности – этот фильм – эпическая трата времени. (5) Точно так же в «Метаморфозах» Овидий ниспровергает эпос, литературный жанр, наиболее подходящий для программы культурного классицизма Августа. (6) I Я пытаюсь рассказать вам о чем-то грандиозном, эпическом.(7) Постановка основана на эпической поэме Генри Уодсворта Лонгфелло о коренном американце по имени Гайавата, реальном мужчине, жившем около 500 лет назад. (8) Герой Эль Сид, который стал героем эпической поэмы, смоделирован эти качества. (9) Его редактор не мог удержаться от попытки перевести великую эпическую поэму на английский. (10) К седьмому веку писцы записали англосаксонские хроники и устное эпическое стихотворение Беовульф (11). ) Вчера вечером я встречался с Сэйдж и ее другом Крейгом из Сиднея, что означало ночь эпической выпивки.(12) Взяв националистическую, идеализированную и древнюю форму эпоса и объединив ее с повествованием о торговых открытиях, CamÔö £ ües воплощает раннюю современную эпистемологическую тревогу.