Читать пушкин спящая царевна и семь богатырей: Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях (читать онлайн)

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях, Пушкин А.С, читать

О сказке

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.

 Ждет пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.

 Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.

Ей в приданое дано
Было зеркальце одно:

 Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мои, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»

 И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет:
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать.
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась.
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла.
Поднялась — и расцвела.

 Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисеи.

 Сват приехал, царь дал слово.
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь.
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,

Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне всех милее.
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».

 Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди все царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна все ж милее,
Все ж румяней и белее».

 Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,

Позвала к себе Чернавку

И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».

 Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.

 «Что? — сказала ей царица,—
Где красавица-девица?»
— «Там, в лесу, стоит одна,-
Отвечает ей она,-
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем все шла да шла
И на терем набрела.

 Ей навстречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;

 В ворота вошла она,
На подворье тишина.

 Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.

Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Все порядком убрала,

Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.

 Старший молвил: «Что за диво!
Все так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.

 Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;

Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.

 Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;

Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.

 Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Все в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,

 Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,

 А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу

Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.

 Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.

 Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».

 

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонись, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том».

— «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».

 Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:

 «Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все ж тебя милей».

 И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!..»
Та призналася во всем:

 Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».

 Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,

 Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —

 Ей царевна говорит, —
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
«Благодарствую, — сказала. —

 Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит…

 Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед», —

 Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,

Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,

 Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Все на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…

 Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,

В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной

 Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,

 И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:

 «Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:

«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.

 «Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».

Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!

 Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой, —

 Отвечает месяц ясный,—
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала». — «Как обидно!» —

Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее». — «Постой, —

 Отвечает ветер буйный,—
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.

 Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.

 Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.

 И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг

 Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,

 Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»

 И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.

 В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,

 И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,

 Говоря: «Я ль-всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна все ж милее,
Все румяней и белее».

 Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;

 И никто с начала мира
Не видал такого пира;

 Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

 

Александр Сергеевич Пушкин

У Лукоморья, аудиосказка (1974)

Сказка о золотом петушке, аудиосказка (1991)

Сказка о попе и работнике его Балде, аудиосказка (1971)

Сказка о рыбаке и рыбке, аудиосказка (1971)

Сказки Пушкина, Н.Литвинов, аудиосказка (1971)

Сказки Пушкина, аудиосказки (1969)

Сказка о царе Салтане, аудиосказка (1969)

Сказка о попе и работнике его Балде, аудиосказка (1969)

Сказка о рыбаке и рыбке, аудиосказка (1969)

Сказка о попе и о работнике его Балде (1981)

Хуа-Хин в Тайланде – 12 месяцев лета

Мои жёны

Корреспондент

Не в духе

Николай Исаич Пушкин

Три пояса

Я люблю нашу улицу

Дорогой товарищ слон

Ай, да Балда! спектакль сказка (1978)

Сказка о попе и о работнике его Балде, спектакль сказка (1973)

Сказка о царе Салтане, спектакль (1974)

Сказка о рыбаке и рыбке, спектакль сказка (1973)

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях, спектакль сказка (1973)

Судьба барабанщика

Чему научила сказка

Пушкин в лицее, диафильм (1970)

Детство Пушкина, диафильм (1969)

Тиха украинская ночь

Как я гостил у дяди Миши

Главные реки

ВСЕ СКАЗКИ С КАРТИНКАМИ

← Предыдущая

Следующая →

Сказка Мертвая царевна и семь богатырей

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.

День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”

“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — ив комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.

Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

Сказка Мертвая царевна и семь богатырей А. С. Пушкина – о девушке, чья мать умерла сразу после родов, а отец женился на злобной мачехе. У новой царицы есть говорящее зеркало, которому она всегда задавала один и тот же вопрос: «Кто на свете всех милее?», а в ответ слышала: «Ты». Когда в один прекрасный день зеркальце сказало, что молодая царевна краше, мачеха заревновала и выгнала ее в лес. К счастью, чернавка пожалела девушку и не привязала к дереву, как было велено, а позволила сбежать в лес. И вот, блуждая там, она нашла терем, где жили 7 могучих богатырей…

Вообще этот сюжет известен многим народам. Например, в Восточной Африке есть «Волшебное зеркало» — похожая история, но с местным колоритом, и главными героями там являются 10 охотников. В Монголии же свой вариант, «Волшебный мертвец» про семь братьев – сыновей хана, которые приютили изгнанную коварной мачехой девушку. Но в России всем полюбилась сказка о 7 богатырях и мертвой царевне, которую придумал А. С. Пушкин. Написанная в стихотворной форме, она нравится не только детям, но и взрослым!

Сказка о мертвой царевне и семи богатырях сказка Пушкина

Со своей свитой Царь ушел.
Сердобольная Царица
У окна сидела одна,
Желая поскорее домой.
Весь день каждый день она ждала,
Глядя до своего посвященного
Глаза ослабели от напряжения,
Глядя на пустую равнину,
Ни следа любимого!
Только снежинки спешили
На лужайку наваливались сугробы.
Земля была белой настолько, насколько это вообще возможно.
Девять долгих месяцев она сидела и ждала,
Не ослабляла своего бдения.
Потом от Бога в канун Рождества
Она дочь получила.
На следующий день рано утром,
Любовью и верностью наградив,
Снова домой из странствий дальних
Пришел наконец царь-батюшка.
Один ласковый взгляд она бросила на него,
Задохнулась от радости с тонкими губами,
Потом упала на свою кровать
И к молитве время было мертво.

Долго сидел Царь одинокий, задумчивый.
Но он тоже был всего лишь человеком.
Слезы за один печальный год он пролил…
И еще одна женщина вышла замуж.
Она (если уж быть строго правдивой)
Родилась Царицей? Юной,
Стройной, высокой, красивой на вид,
Умной, остроумной? и так далее.
Но она была в равной мере
Упрямой, надменной, своенравной, ревнивой.
В приданом богатом и обширном
Зазеркалье было маленькое.
У него была уникальная особенность:
Он мог говорить с идеальной дикцией.
Только с этим стеклом она
В приятном настроении будь.
Много раз на дню приветствовала бы она его
И кокетливо умоляла:
“Скажи мне, хорошенькая зеркальце,
Ничего, кроме правды, я спрашиваю:
Кто на свете прекрасней всех
И имеет красоту редчайшей ?”
И зеркало ответило:
“Ты, этого нельзя отрицать.
Ты прекрасней всех на свете
И твоя красота редчайшая”.
Царица весело засмеялась,
Весело пожала плечами,
Надула щеки и захлопала веками,
Щелкнула пальцами застенчиво, лукаво,
Скачала, уперев руку в бока,
Надменность на губах.

Все это время Царская дочь
Тихо, как учила Природа,
Росла, росла и скоро пришла
Как цветок распустилась:
Чернобровая, белокурая,
Дыхание доброты и ласки.
И выбор жениха
Загорелся на князе Елисее.
Костюм изготовлен. Царь согласился
И ее приданое было отступлено:

Семь городов с богатым магазином,
Особняки ? семьдесят.
В ночь перед свадьбой
На свадебный наряд
Царица, пора уходить,
Поболтал с зеркалом:
“Кто на свете прекрасней всех
И красотою редчайшей?”
Что тогда ответило стекло?
“Ты прекрасна, я не могу отрицать.
Но Принцесса прекраснейшая
И ее красота редчайшая. ”
Вверх прыгнула гордая Царица.
По столу как она бухала,
Гневно хлопать зеркалом,
Яростно стучать каблуком туфельки!
“О ты, омерзительное зеркало,
Врать нагло, как медь!
По какому праву она мне соперница?
Такую юную глупость я обуздаю.
Так она выросла? Мне назло!
Неудивительно, что она такая белая :
Глядя на пухлую мать
На этот снег?Что тут удивительного
А теперь посмотри сюда, объясни мне
Как она может быть прекраснее?
Не правда ли? – закричала она.
Зеркало все-таки ответило:
“Но царевна прекраснейшая
И красота ее редчайшая”.
Под ближайшим шкафом,
И когда она отдышалась,
Позвала Смудж, свою горничную,
И ей по указанию отдала:
“В лес Принцессу отвести,
Связать ей руки, ноги и лоб
К дереву! Когда приходят волки
Пусть съедят девушку заживо!”

Женский гнев устрашит дьявола!
Протест бесполезен.
Вскоре Принцесса ушла с Пятачком.
В лес. Так далеко они
плелись, Что Принцесса догадалась в чем причина.
Напуганная до смерти такой гнусной изменой,
Громко она молила: “Жизнь мне пощади!
Я невиновна!
Не убивай меня, умоляю тебя!
И когда я стану царицей
Я дам тебе богатую награду. ”
Смадж, которая очень любила своего подопечного,
Не желая ее ни убивать, ни связывать,
Отпустить, ласково заметив:
“Бог с тобой! Не стонать!”
И, сказав это, вернулся один.
“Ну?” — спросила Царица,
. — Где это хорошенькое создание?
“В лесу одна”,
Смазница ответила. “И там она останется.
К дереву я крепко привязал ее.
Когда на нее нападет голодный зверь
Ей мало времени будет плакать
И тем быстрее она умрет!”

Слух распространился и вызвал панику:
“Что, царская дочь пропала!”
Печальным был в тот день Царь.
Но юный князь Елисей
Предложил Богу усердную молитву
И ушел тут же
Искать и возвращаться проводника
Свою кроткую, юную невесту.
Тем временем его юная невеста шла
По лесу до утра,
Неясно, где она.
Внезапно она заметила дом.
Выбежала собака, рыча, тявкая,
Потом сел, хвостом постукивая.
У ворот не было охраны.
На дворе все было тихо.
Ближе к пятке добрая собака прыгнула
Пока принцесса медленно поднималась
По лестнице на жилой этаж,
Повернула кольцо на двери.
Тихо распахнулась дверь
И перед глазами развернулась
Светлая палата: кругом
Скамейки, усыпанные ковриками, Она нашла,
Доска дубовая под иконой
И печь с изразцами, на которой можно лежать.
Принцессе было ясно
Здесь жили добрые люди
Кто не откажет ей в убежище.
Однако дома никого не было.
Вот она принялась, почистила кастрюли,
Сделала весь дом с иголочки,
Зажгла в углу свечу,
Подожгла огонь, чтобы было теплее,
Залезла на кровать-платформу
Там, чтобы положить свою сонную голову.

Время ужина. Загудел двор,
коня топнули, спешились люди.
Густоусый и румяный,
Вошли семь крепких рыцарей.
Старший сказал: “Какое чудо!
Все так аккуратно! Полыхает огонь!
Здесь кто-то убирался
И ждет где-то рядом.
Кто там? Выходи из укрытия!
Будь другом миролюбивым!
Если ты старый и седой,
Будь нашим дядей навеки!
Если ты молод и любишь потасовки.

Мы обнимем тебя как брата.
Если почтенная дама,
Тогда будет “мать” твое имя.
Если дева прекрасная, мы будем звать тебя
Наша дорогая сестра и обожаем тебя.0004 Подчеркивая добрые пожелания,
Краснея и извиняясь
Что в их восхитительный дом
Она пришла без приглашения.
Сразу же они увидели ее речь свидетельствовала
Присутствие принцессы.
Так расчистили угловое место,
Предложили ей пирог с мясом,
Налили бокал вина и подали
На подносе, как заслужила.
Но бокал пьянящего вина
Она вежливо отказалась
И пирог разломила осторожно,
Смакуя малюсенькую порцию.
Сославшись на то, что она очень устала,
Вскоре она изящно удалилась
И Семь рыцарей перенесли ее
В лучшую и самую светлую комнату
И, пока они ползли,
Она крепко засыпала.

Дни пролетели? Принцесса живая
Все время, не сомневаясь
В лесу, никогда не скучно
С семью рыцарями за границей.
Тьма покрыла бы землю еще
Когда на рассвете семеро братьев
Выехали бы попытать счастья
С длинным луком, стреляя в утку,
Иль мечом в бою скрестить
И сарацина расседлать,
Стремительно на татарина пойти,
Голову отрубить ударом,
Иль черкеса погнать,
Из леса лихо послать его.

Она, как хозяйка дома,
Роза намного позже, переехала около
Вытирание пыли, полировка и приготовление пищи,
Ни разу Рыцари не упрекнули.
Они тоже никогда не бранили ее.
Дни пролетели как паутина.

И со временем они полюбили ее.
После этого все семь братьев
Вскоре после рассвета однажды
К ней в покои пробились
И обратился к ней Старейший Рыцарь:
«Как ты знаешь, ты наша сестра. И мы все желаем твоей благосклонности.
Но этого не должно быть. Боже, спаси нас!
Найди способ дать нам мир!
Хоть одному будь женой,
Остальным оставайся сестрой!
Но ты качаешь головой .Это к
Сказать, что вы отказываетесь от нашего предложения?
Ничего из нашего ассортимента вы не выберете?”
“О мои храбрые и милые братья,
Добродетельнее всех остальных!”
В ответ Принцесса сказала,
“Боже на небесах, порази меня насмерть”
Если мой ответ не честен:
У меня нет выбора? Моя рука обещана!
Вы все равны в моих глазах,
Все такие доблестные и мудрый,
И всех вас люблю, братцы мои!
Но сердце мое к другому
На веки вечные заложено. Однажды
Я выйду замуж за князя Елисея!”

Замолчав, братья остались на месте,
В отчаянии почесали лбы.
“Как хочешь! Теперь мы знаем”,
С поклоном сказал Старейшина.
“Пожалуйста, прости нас? И я обещаю
Больше ты ничего от нас не услышишь!”
«Я не сержусь», — ответила она.
“Клятву я должен соблюдать.”
Низко кланяясь, семеро женихов
Покинули комнату с приглушенными страстями.
Так снова в ладу
Жили и царила дружба.

Царица все еще была в ярости
Каждый раз, когда она видела в памяти
Яркую Принцессу.
Длинное зеркало, лежащее там,
Был объектом ее ненависти;
Но, наконец, ее гнев утих.
Так случилось однажды
Что она взяла зеркало
Вновь встала и села перед ним,
Улыбнулась и по-прежнему умоляла его:
“Здравствуй, хорошенькая зеркальце!
Скажи мне всю правду, Я спрашиваю:
Кто во всем мире прекрасней
И имеет редчайшую красоту?”
Сказало зеркало в ответ:
“Вы прекрасны, я не могу отрицать.
Но где Семь Витязей едут верхом
В зеленой дубраве, живущей
Смиренно живет тот, кто
Прекраснее тебя.”
Гнев Царицы сошел
На служанку: “Какая глупость соблазнила
Тебя на ложь? Ты ослушался!»
Размазать полное признание, сделанное. ..
Изрекая угрозу пыток,
Царица мрачно поклялась
Послать царевну на смерть
Или не переводить дух. ее братья домой спешат
Сидела юная принцесса и пролетала
Вдруг пёс начал
Лай. По двору сновала
Бедная нищенка, встревоженная
Собакой отгоняла
Палкой своей. “Не уходи!
Стой, стой!” крикнула Принцесса,
Из окна, высунувшись наружу.
“Дай я позову собаку на пятки
И я угощу тебя.”
И нищенка ответила:
“Красотка, ты мне нравишься!
Из-за этой твоей собаки, видишь ли,
Могла бы быть смертью меня.
Смотри, как он рычит, топорщится вон там!
Иди сюда, дитя!» Царевна хотела
Выйти и взяла хлеб.
Но собака свое тело сплела
Вокруг ее ног, не пустила ее
Шагнуть к нищей женщине.
Когда женщина тоже , приблизился,
Более дикий, чем разъяренный медведь
Он напал на нее. Как недоумение!
“Плохо спала, я думаю!”
Сказала Принцесса. “Лови его! Вот!”
И хлеб полетел по воздуху.
Бедная нищенка поймала его.
“Покорнейше благодарю тебя, доченька,
Боже милостивый!” сказала она.
“Взамен возьми это от меня!”
Яркое яблоко, которое она держала,
Только что сорванное, свежее, спелое и золотое,
Прямо на Принцессу летела…
Как собака бросился в погоню!
Но Принцесса ловко поймала его
В ладони. “Наслаждайся яблоком
На досуге, питомец!
Спасибо за буханку хлеба…”
Сказала нищенка, размахивая
В воздухе палкой и исчезла…
Вверх по лестнице Принцесса побежала
С собакой, которая потом начала
Жалко глядела, скулила
Как будто сердце томилось
За дар речи сказать:
“Бросьте подальше это яблоко!”
Она торопливо погладила его по шее:
“Эй, Соколко, что с тобой?
Ложись!” Войдя еще раз
Своя комната, она закрыла дверь,
Сидела там с ее веретеном напевая,
Ожидая прихода своих братьев.
Но она не могла оторвать взгляда
От яблока, где оно лежало
Полное благоухания, розовое, пылающее,
Свежий и сочный, спелый и золотистый,
Сладкий, как мед на губах!
Она даже могла видеть точки. ..

Сначала принцесса подумала подождать
До обеда. Но искушение
оказалось слишком сильным. Схватила яркое
Яблочко, откусила украдкой
И с белокурой щечкой сладко долбила
Лакомый кусочек проглотила.
Вдруг ее дыхание остановилось,
Вяло опустились ее белые руки.
С ее колен розовое яблоко
Упало на пол. несчастный
Дева закрыла обморочные глаза,
Пошатнулась и упала без крика,
На скамейку ударилась лбом,
Потом легла под иконой… очередная воинственная вылазка.
Вышел им навстречу в лес
Вышел пес и, на бегу,
Повел их прямо во двор.
Сказали рыцари: “Дурное предзнаменование!
Приготовлено горе!” Дверь они открыли,
Зашли в комнату и ахнули.
Но пёс молниеносно метнулся
За яблоком и съел его.
Смерть в одно мгновение одолела его.
Ибо яблоко было, пилили,
Наполнено ядом до сердцевины.
По умершей принцессе братья
Склонили головы в слезах и произнесли
Святую молитву о спасении ее души;
Ничто не могло утешить их горе.

Со скамейки ее подняли, одели,
Хотели в могиле упокоить,
Потом передумали. Ибо она
Была румяна, словно сон
Гирлянды покоя венчали
Вокруг нее? хотя она не дышала.
Целых три дня они ждали, но
По-прежнему ее глаза были плотно закрыты.
Так в ту ночь с торжественным ритуалом
В гроб из хрусталя
Положили тело красивое
Принцессы и оттуда
В глубокую гору унесли ее,
Где могилу соорудили для нее:
Железные цепи использовали прикрепить
Ее стеклянную витрину к шестым колоннам
С должной осторожностью и установить
Железные перила для ее защиты.

Тогда Старший ударил себя в грудь
И обратилась мёртвая Принцесса:
“Вечно мирным будет твой сон!
Хоть дней твоих было мало
На этой земле? Злоба взяла своё?
Но пусть небеса приютят твою душу.
С чистой любовью смотрели мы на тебя,
За любимого мы тебя охраняли,
Но ты не к жениху пришла,
Только в холодный темный склеп. ”

В тот же день злая Царица,
Ожидая хороших новостей,
Тайно зеркало взяло
И поставила свой обычный вопрос:
“Кто сейчас намного прекрасней
И имеет редчайшую красоту?”
И ответ удовлетворил:
“Ты, этого нельзя отрицать.
Ты прекрасней всех на свете
И твоя красота редчайшая!”

В погоне за милой невестой
По стране далекой и широкой
Едет еще князь Елисей,
Горько плачет. Никаких вестей!
Кого ни спроси
Люди либо отворачиваются
Иль самым грубым образом качаются со смеху:
Никто не знает, чего он добивается.
Теперь к яркому Солнцу в усердии
Воззвал ли дерзкий юный Принц:
“Солнце, милое Солнце! Целый год бегущий
По небу, в весеннюю оттепель
Из холода земли зимнего снега!
Ты наблюдаешь за всеми нами внизу.
Неужели ты не пожалеешь ответа?
Скажи, ты когда-нибудь
Видел принцессу, которую я почитаю?
Я ее жених.” “Дорогой мой,”
Сказало Солнце с некоторой настойчивостью,
“Я нигде не видел вашу Принцессу,
Так что она умерла, мы должны предположить,
То есть, если мой друг, Луна,
Не встречал ее в своих странствиях
Или видел ключи, которые ты можешь разгадать. ”

Сквозь темную ночь Елисей,
Чувствуя что угодно, только не веселье,
С настойчивостью любовника
Ждал появление Луны.
“Луна, о Луна, мой друг!” он сказал,
“Золото рога и круглой головы,
Из самых темных теней, поднимающихся,
Твоим взором мир оценивающий,
Ты, кто звезды с любовью смотрит
Пока вы устанавливаете свою ночную стражу!
Не пожалеете ответа?
Скажи мне, ты когда-нибудь видел
Принцессу, которую я почитаю?
Я ее жених.” “Дорогая!”
Сказала Луна в испуге,
“Нет, я не видела деву.

В моем раунде я иду только
Когда приходит моя очередь, знаете ли.
Казалось бы, я отдыхал
Когда она прошла.” “Как очень досадно!”
Громко закричал князь Елисей.
Но Луна продолжала:
“Погоди! Я предлагаю вам
Пусть ветер придет на помощь.
Позвони ему сейчас же! Стоит попробовать.
И взбодриться немного! Прощай!»

Елисей, не теряя мужества,
В обитель Ветра поспешил теперь.
«Ветер, о Ветер! Властелин неба,
Стаи туч в вышине гонит,
Волнует синий океан,
Весь воздух приводит в движение,
Никого не боится
Спасает Бога на небе одном!
Неужели ты не пожалеешь ответа?
Скажи мне, ты когда-нибудь видел
Принцессу, которую я почитаю?
Я ее жених.” “Слушай!”
Сказал Ветер в суматохе дует.
“Там, где течет тихий ручей
Стоит гора высокая и крутая
В ней лежит пещера глубокая;
В этой пещере в тенях унылых
Качается гроб, сделанный из хрусталя.
Подвешенный на цепях к шести столбам.

Круглый это бесплодная земля, в которой
Ни один человек никогда не встречает другого.
В этой могиле твоя невеста найдет!”
С воем Ветер ушел.
Елисей громко и долго плакал.
К бесплодной земле он путешествовал
Отчаянно, печально тоскуя
Вновь увидеть свою невесту.
Он ехал. Гора высокая
Поднималась перед ним, взмывая круто
Из земли совершенно опустошенной.
У его подножия вход в полумраке.
Елисей быстро вошел.
Там он увидел, в тенях унылых
Колыхался гроб из хрусталя
Где царевна покоилась
В глубоком сне блаженных.
И принц в слезах растворялся
Бросился на гроб…
И он разбился! Дева прям
Ожила, села, в великой
Чудо огляделась и зевнула
Когда она поставила постель на качелях
Сказала, раскинув хорошенькие руки:
“Боже мой! Как долго я спал!”
Вниз она вышла из гроба.
О вздохи и рыдания!
Неся свою невесту, он шагал
Назад к дневному свету. Домой они ехали,
За приятной беседой
Пока не достигли места назначения.
Быстро распространился слух:
“Принцесса цела и невредима!”
Так получилось Царица
В своей комнате лениво сидела
У своего волшебного зеркала
И чтобы скоротать время спросила:
“Кто на свете прекрасней всех
И красотою редчайшей?”
Сказало зеркало в ответ:

“Ты прекрасна, я не могу отрицать,
Но Принцесса прекраснейшая
И ее красота редчайшая!”
Царица прыгнула и разбила
На полу свое зеркало,
Бросившись к двери, она увидела
Прекрасную молодую Принцессу, идущую к ней.
Побежденный горем и злобой,
Той ночью умерла Царица.
Из могилы, где она похоронена
На свадьбу спешили люди,
За доброго князя Елисея
Венчались с его Царевной в тот же день.
Никогда с сотворения мира
Не было такого праздника;
Я там был, медовуху пил, а
Еле усы намочил.

русских сказок | Сказки и народные сказки Wiki

Русские сказки — наименование сказок, собранных в России. ^[1]

Содержание

• 1 История
  • 1.1 XIX век
  • 1,2 20 век
  • 1.3 21 век
• 2 См. также
• 3 Каталожные номера

История[]

XIX век[]

Некоторые из наиболее значительных писателей русского романтизма были сильно вдохновлены национальными традициями, чтобы писать сказки, в значительной степени заимствованные из устной традиции. Александр Пушкин (1799-1837) опубликовал несколько сказок в стихах, самая известная из них – Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне-лебеди , изданная в 1832 году, в которой царевич разоблачает двух своих злых теток с помощью царевны-лебедя. Хотя некоторые сказки Пушкина явно имели аналоги среди сказок братьев Гримм, как, например, «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» и «Сказка о рыбаке и рыбке» , Пушкин всегда утверждал, что он вдохновлен услышанными им устными рассказами, и в них легко почувствовать влияние русской культуры. Дело друга Пушкина Василия Жуковского (1783-1852), опубликовавшего в 1832 году сказку в 9 стихе0625 Сказка о спящей царевне , история очень похожа на Спящая красавица , но, как и многие сказки Пушкина, она также вдохновлена ​​русской устной традицией. Меньше всемирно известен Петр Ершов (1815–1869), несмотря на то, что он является автором одной из самых любимых литературных русских сказок «Конек-Горбунок », впервые опубликованной в 1834 году. Как и пушкинская, ершовская сказка была написана стихами и сильно вдохновленный русскими устными сказками, рассказывающий историю крестьянского мальчика, которому с помощью волшебного титульного коня удается выполнить множество необоснованных требований царя. Сергей Аксаков (1791-1859) был еще одним автором, опубликовавшим устную сказку, знакомую ему с детства. Это была сказка Аленький цветочек , версия Красавица и Чудовище , которая в России превосходит по популярности сказку Бомонта. Аксаков впервые опубликовал сказку в приложении к своему роману «Детские годы внука Багрова », в 1858 году.

Несмотря на такое раннее влияние русского фольклора на русскую литературу, только в середине XIX века были опубликованы наиболее важные сборники русских сказок. Александр Афанасьев (1826-1871) считается самым значительным из русских коллекционеров. Его коллекция «Русские народные сказки» , начатая в 1855 г. и оконченная в 1863 г., насчитывает более 500 сказок, среди которых такие знаковые сказки, как «Сказка об Иване-царевиче, Жар-птице и Сером волке» , «Василиса Прекрасная». , Марья Моревна , Буренушка, рыжая коровка , Терешечка , Волшебные гуси-лебеди , Лягушка-царевна и , а также известные сказки, многие а также многие сказки, а также многие версии Волшебного кольца Красавица и чудовище ( Очарованный царевич ), Белоснежка ( Волшебное зеркало ) или Золушка ( Чернушка , Золотая туфелька ) со своим русским колоритом. Но то, что Афанасьев считается самым значительным собирателем русских народных сказок, не означает, что он был единственным. Ивана Худякова (1842-1876) можно считать вторым по значимости русским коллекционером этого века, чья коллекция Великие русские сказки издавался с 1860 по 1862 год. Другим собирателем, заслуживающим упоминания, был Дмитрий Садовников (1847-1883), чей сборник Сказки и легенды Самарской области был посмертно издан в 1884 году.

Положение русских авторов под влиянием устной традиции и фольклора не прекратилось и во второй половине века. Несмотря на то, что Лев Толстой (1828-1819) считается одним из самых важных русских авторов как в целом, так и в реалистическом движении10) видел значение сказок как средства воспитания подрастающих поколений, поэтому в 1872 году издал сборник «Азбука ». Эстетически на сказки сильно повлияли сказки, собранные Афанасьевым и другими авторами, но идеологически на сказки повлияла политика Толстого. Некоторые из историй были пересказами известных международных сказок, таких как Три медведя , пересказ Златовласки и Трех медведей ;

Сказки стали популярным источником вдохновения для русских композиторов. Петр Ильич Чайковский (1840-189)3) особенно известен своими балетами. Премьера его первого балета « Лебединое озеро » состоялась в Москве в 1877 году, но критики раскритиковали спектакль, и он провалился. Но, несмотря на это, в 1888 году Иван Всеволожский, директор Российских Императорских театров, заказал Чайковскому балет по мотивам пьесы Шарля Перро «Спящая красавица в лесу» . Балет, поставленный Мариусом Петипа (1818-1910), был впервые показан в Санкт-Петербурге в 1890 году и имел такой успех, что два года спустя в Санкт-Петербурге состоялась премьера новой совместной работы Чайковского и Петипа, на этот раз по мотивам литературной сказки 9.0625 Щелкунчик и Мышиный король немецкого автора Э.Т.А. Хоффманн. Балет имел еще один успех, но Чайковский, к сожалению, умер через год. В честь Чайковского в Санкт-Петербурге в 1895 году состоялась премьера новой версии балета «Лебединое озеро» в хореографии Петипа, что помогло переоценить балет в гораздо более положительном свете. Николай Римский-Корсаков (1844-1908) черпал вдохновение как в народных, так и в зарубежных сказках. Его симфоническая сюита Sherazade , вдохновленная Тысяча и одна ночь , а его опера Майская ночь , премьера которой состоялась в 1892 году, была основана на литературной сказке Гоголя.

Переводы русских народных сказок на другие языки быстро начали появляться в конце 19 века, особенно сказок Афанасьева. В немецком языке мы должны упомянуть Russische Märchen Вильгельма Гольдшмидта, изданного в 1883 году, а в английском языке мы должны упомянуть Russian Folk-Tales W.R.S. Ральстон (1828–1889), опубликованный в 1873 году; «Мифы и сказки русских, западных славян и мадьяр» Иеремии Куртина (1835–1906), опубликованная в 1890 г., на которую также вошли чешские и венгерские сказки; и «Русские сказки » Роберта Нисбета Бейна (1854–1909), опубликованные в 1892 году.

ХХ век[]

Народные сказки продолжали собираться в годы, предшествовавшие революции. В 1908 году Николай Ончуков (1872–1942) издал свой сборник « северных сказок» . Но, несомненно, самым крупным коллекционером первой половины века является Павел Бажов (1879 г.-1950). Его сборник Малахитовая шкатулка , изданный в 1939 году, содержал 14 сказок Уральского края, и многие из них быстро стали классикой, например Хозяйка Медной горы , Каменный цветок и Серебряное копытце . Сказки также продолжали быть источником вдохновения как для композиторов прошлого века, которые все еще работали в первой половине века, так и для новых композиторов. Среди композиторов прошлого века есть Римский-Корсаков, написавший несколько опер по мотивам сказок Пушкина, самая известная из которых 9.0625 Сказка о царе Салтане . Из новых композиторов у нас появился Игорь Стравинский (1882-1971), ученик Римского-Корсакова, прославившийся после премьеры в Париже в 1910 году его балета «Жар-птица » в хореографии Сергея Дягилева (1872-1929) по вдохновению по сказкам Афанасьева, с сюжетом, в котором Иван-царевич должен победить Кощея Бессмертного и ему помогает титулованная Жар-птица. Сезар Кюи (1835-1918) написал несколько опер, рассчитанных на детскую аудиторию, на основе иностранных сказок, таких как Красная Шапочка и Кот в сапогах . Сергей Прокофьев (1891–1953) был еще одним из этой группы новых композиторов, черпавших вдохновение в сказках для многих своих произведений. Его самая известная опера, «Любовь к трем апельсинам» , премьера которой состоялась в Чикаго в 1921 году, была основана на одноименной пьесе Карло Гоцци. Прокофьев также сочинил балеты, вдохновленные сказками, в том числе балет по мотивам оперы Перро « Золушка », премьера которого состоялась в Москве в 1945 году, и его последний балет 9.0625 Сказка о каменном цветке , вдохновленная сказками Бажова, премьера которой состоялась посмертно в 1954 году.

Перед Великой Отечественной войной международный интерес к русским сказкам сохранялся, публиковались новые переводы. Август фон Лёвис из Менара (1881–1930) опубликовал в 1914 году свой сборник под простым названием Russische Volksmärchen . Надо сказать, что из 52 сказок сборника не все собственно русские, в том числе и украинские и белорусские сказки. Английский журналист Артур Рэнсом (1884-1919 гг.)67) опубликовал свой собственный сборник русских сказок, переведенных на английский язык, в 1916 году под названием «Русские сказки старого Петра », прочитав сборник Ралстона и посчитав его язык слишком сложным для более молодой аудитории.

После русской революции Коммунистическая партия относилась к классическим сказкам довольно антагонистически, считая их прославлением царской эпохи. Несмотря на это положение, это не помешало некоторым ученым заняться их изучением и даже выдвинуть некоторые теории, которые впоследствии приобретут мировую известность. Наиболее известен Владимир Пропп (189 г.5-1970), чья книга «Морфология сказки », впервые опубликованная в 1928 году, объясняет, что есть тридцать одна повторяющаяся точка, которые появляются по крайней мере более чем одна из них во всех сказках почти всегда в одном и том же порядке, хотя никогда не все из них в одном и том же, создавая постоянную структуру во всех сказках. Ситуация изменилась в 1934 году, когда Максин Горький, глава Союза писателей, заявил, что Коммунистическая партия неправильно понимает народные сказки, называя их историями, прославляющими старый режим, когда многие из них на самом деле были приключениями простых героев и героинь, сражающихся против власти царей, которые во многих сказках изображались как злодеи истории, что делало их применимыми для обучения социалистическим ценностям.

Вскоре после этого советские кинематографисты начали снимать фильмы по мотивам сказок. Среди наиболее значимых фигур этого времени следует отметить украинского режиссера Александра Птушко (1900-1973), который начал снимать короткометражные фильмы с куклами, среди которых можно найти «Сказка о рыбаке и рыбке» по сказке Александра Пушкина. одноименного произведения, вышедшего в 1937 году, к столетию со дня смерти Пушкина. Птушко снова адаптировал сказку Пушкина в 1966 году, на этот раз выбрав свою самую известную, Сказка о царе Салтане , на этот раз в прямом эфире. Другим наиболее важным режиссером, адаптировавшим русские сказки для киноэкрана, был русский режиссер ирландского происхождения Александр Роу (1906–1973). Роу, в отличие от Птушко, предпочитал снимать игровые фильмы и адаптировал многие сказки Афанасьева, такие как По щучьему велению в 1938 году и Лягушка-царевна в 1939 году, под новым названием Василиса Прекрасная . Кроме Афанасьева Роу также вдохновлялся Павлом Ершовым, адаптировав свою любимую сказку в стихе 9.0625 Конек-Горбунок в 1941 году. Область анимации быстро стала популярным полем для адаптации сказок, с Иваном Ивановым-Вано (1900-1987) как наиболее примечательной фигурой, с фильмографией, включающей адаптации сказок Ершова, таких как «Конек-Горбунок» , выпущенный в 1947 году; сказки Афансьева типа Волшебные гуси-лебеди в 1949 году; и сказки Пушкина типа Сказка о мертвой царевне и семи богатырях 1951 года, а также мультипликационный фильм по пьесе Самуила Маршака Двенадцать месяцев , основанная, в свою очередь, на одноименной словацкой сказке Немцовой, выпущенной в 1956 году. Близким Иванову-Вано является Лев Атаманов (1905–1981), который адаптировал сказку Аксакова Аленький цветочек в 1952 году.

Помимо русских сказок, советские кинематографисты адаптировали и иностранные сказки, фаворитом кинематографистов был датский писатель Ганс Христиан Андерсен. Русалочка была адаптирована как в анимации в 1968 году, так и в живом действии в 1976 году. Тот же случай с «Снежная королева» , который получил анимационную адаптацию в постановке Атаманова в 1957 году и игровую в 1967 году. Между тем Дикие лебеди получили анимационную адаптацию в 1962 году и Дюймовочка в 1964 году. Фильм Принцесса и Горох , выпущенный в 1977 году, не только адаптировал одноименную сказку Андерсена, но также включил элементы из других сказок, таких как «Свинопас» и «Попутчик ». Надежда Кошеверова (1902-1989) вместо этого очень любила адаптировать сказки французского писателя Шарля Перро, как мы можем видеть по ее адаптации Золушка в 1947 году и Ослиная шкура в 1982 году, хотя она также использовала две сказки Андерсена, Нитингейл и Новая одежда императора , как вдохновение для ее фильма Соловей , выпущенного в 1979 году.

Во второй половине века литературные сказки продолжали издаваться. Софья Прокофьева, невестка Сергея Прокофьева, прославилась сказками типа Лоскутик и Облако , впервые опубликованная в 1972 году, история о королевстве, правитель которого является тираном, владеющим всей водой в королевстве, и его подданные должны платить за доступ к ней, сказка с социалистическим посылом не трудно интерпретировать. Героиня, Лоскутик, девочка-сирота, которая дружит с облаком и соглашается помочь им спасти их друга-жабу из королевского дворца.

21st Century[]

Анимация, как в кино, так и на телевидении, продолжала использоваться для того, чтобы национальные и зарубежные сказки были более известны молодой аудитории. В этой области анимационная студия «Мельница», вероятно, является самой важной студией с момента их дебюта в 2003 году с фильмом 9.0625 Длинноносый Ильи Максимова по мотивам литературной сказки немецкого писателя Вильгельма Гауфа. Одна из самых известных их постановок — « Иван-царевич и Серый волк » Владимира Торопчина, вольная экранизация сказки Афанасьева, коммерческий успех которой породил несколько сиквелов.