© Бианки В. В., насл., 2017
© Состав., оформление. ООО Издательство «Родничок», 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Ребята пускали по реке кораблики. Брат вырезал их ножиком из толстых кусков сосновой коры. Сестрёнка прилаживала паруса из тряпочек.
На самый большой кораблик понадобилась длинная мачта.
– Надо из прямого сучка, – сказал брат, взял ножик и пошёл в кусты.
Вдруг он закричал оттуда:
– Мыши, мыши!
Сестрёнка бросилась к нему.
– Рубнул сучок, – рассказывал брат, – а они как порскнут! Целая куча! Одна вон сюда, под корень. Погоди, я её сейчас…
Он перерубил ножиком корень и вытащил крошечного мышонка.
– Да какой же он малюсенький! – удивилась сестрёнка. – И желторотый! Разве такие бывают?
– Это дикий мышонок, – объяснил брат, – полевой. У каждой породы своё имя, только я не знаю, как этого зовут.
Тут мышонок открыл розовый ротик и пискнул.
– Пик! Он говорит, его зовут Пик! – засмеялась сестрёнка. – Смотри, как он дрожит! Ай! Да у него ушко в крови. Это ты его ножиком ранил, когда доставал. Ему больно.
– Всё равно убью его, – сердито сказал брат. – Я их всех убиваю: зачем они у нас хлеб воруют!
– Пусти его, – взмолилась сестрёнка, – он же маленький!
Но мальчик не хотел слушать.
– В речку заброшу, – сказал он и пошёл к берегу.
Девочка вдруг догадалась, как спасти мышонка.
– Стой! – закричала она брату. – Знаешь что? Посадим его в наш самый большой кораблик, и пускай он будет за пассажира!
На это брат согласился: всё равно мышонок потонет в реке. А с живым пассажиром кораблик пустить интересно.
Наладили парус, посадили мышонка в долблёное судёнышко и пустили по течению. Ветер подхватил кораблик и погнал его от берега. Мышонок крепко вцепился в сухую кору и не шевелился. Ребята махали ему руками с берега.
В это время их кликнули домой.
Они ещё видели, как лёгкий кораблик на всех парусах исчез за поворотом реки.
– Бедный маленький Пик! – говорила девочка, когда они возвращались домой. – Кораблик, наверно, опрокинет ветром, и Пик утонет.
Мальчик молчал. Он думал, как бы ему извести всех мышей у них в чулане.
КораблекрушениеА мышонка несло да несло на лёгком сосновом кораблике. Ветер гнал судёнышко всё дальше от берега. Кругом плескались высокие волны. Река была широкая – целое море для крошечного Пика.
Пику было всего две недели отроду. Он не умел ни пищи себе разыскивать, ни прятаться от врагов. В тот день мышка-мать первый раз вывела своих мышат из гнезда – погулять. Она как раз кормила их своим молоком, когда мальчик вспугнул всё мышиное семейство.
Пик был ещё сосунком. Ребята сыграли с ним злую шутку. Лучше б они разом убили его, чем пускать одного, маленького и беззащитного, в такое опасное путешествие. Весь мир был против него. Ветер дул, точно хотел опрокинуть судёнышко, волны кидали кораблик, как будто хотели утопить его в тёмной своей глубине.
Звери, птицы, гады, рыбы, – все были против него. Каждый не прочь был поживиться глупым беззащитным мышонком.
Первыми заметили Пика большие белые чайки. Они подлетели и закружились над корабликом. Они кричали от досады, что не могут разом прикончить мышонка: боялись с лёта разбить себе клюв о твёрдую кору. Некоторые опустились на воду и вплавь догоняли кораблик.
А со дна реки поднялась щука и тоже поплыла за корабликом. Она ждала, когда чайки скинут мышонка в воду. Тогда ему не миновать её страшных зубов.
Пик слышал хищные крики чаек. Он зажмурил глаза и ждал смерти.
В это время сзади подлетела крупная хищная птица – рыболов-скопа. Чайки бросились врассыпную.
Рыболов увидал мышонка на кораблике и под ним щуку в воде. Он сложил крылья и ринулся вниз.
Он упал в реку совсем рядом с корабликом. Концом крыла он задел парус, и судёнышко перевернулось.
Когда рыболов тяжело поднялся из воды со щукой в когтях, на перевёрнутом кораблике никого не было.
Чайки увидели это издали и улетели прочь: они думали, что мышонок утонул.
Пик не учился плавать. Но когда он попал в воду, оказалось, что надо было только работать лапками, чтобы не утонуть. Он вынырнул и ухватился зубами за кораблик.
Его понесло вместе с перевернувшимся судёнышком.
Скоро судёнышко прибило волнами к незнакомому берегу. Пик выскочил на песок и кинулся в кусты.
Это было настоящее кораблекрушение, и маленький пассажир мог считать себя счастливцем, что спасся.
Страшная ночьПик вымок до последней шерстинки. Пришлось вылизать всего себя язычком. После этого шёрстка скоро высохла, и он согрелся. Ему хотелось есть. Но выйти из-под куста он боялся: с реки доносились резкие крики чаек.
Так он и просидел голодным целый день.
Наконец стало темнеть. Птицы угомонились. Только звонкие волны разбивались о близкий берег.
Пик осторожно вылез из-под куста.
Огляделся – никого. Тогда он тёмным клубочком быстро покатился в траву.
Тут он принялся сосать все листья и стебли, какие попадались ему на глаза. Но молока в них не было.
С досады он стал теребить и рвать их зубами.
Вдруг из одного стебля брызнул ему в рот тёплый сок. Сок был сладкий, как молоко мыши-матери.
Пик съел этот стебель и стал искать другие такие же. Он был голоден и совсем не видел, что творится вокруг него.
А над макушками высоких трав уже всходила полная луна. Быстрые тени бесшумно проносились в воздухе: это гонялись за ночными бабочками вёрткие летучие мыши. Тихие шорохи и шелесты слышались со всех сторон в траве. Кто-то копошился там, шмыгал в кустах, прятался в кочках.
Пик ел. Он перегрызал стебли у самой земли. Стебель падал, и на мышонка летел дождь холодной росы. Зато на конце стебля Пик находил вкусный колосок. Мышонок усаживался, поднимал стебель передними лапками, как руками, и быстро съедал колосок.
Плюх-шлёп! – ударилось что-то о землю недалеко от мышонка. Пик перестал грызть, прислушался.
В траве шуршало.
Плюх-шлёп!
Кто-то скакал по траве прямо на мышонка.
Надо скорей назад в кусты!
Плюх-шлёп! – скакнуло сзади.
Плюх-шлёп! Плюх-шлёп! – раздалось со всех сторон.
Плюх! – раздалось совсем близко впереди.
Чьи-то длинные, вытянутые ноги мелькнули над травой, и – шлёп! – перед самым носом Пика шлёпнулся на землю пучеглазый маленький лягушонок.
Он испуганно уставился на мышонка.
Мышонок с удивлением и страхом рассматривал его голую скользкую кожу…
Так они сидели друг перед другом, и ни тот, ни другой не знали, что́ дальше делать.
А кругом по-прежнему слышалось: «Плюх-шлёп! плюх-шлёп!» – точно целое стадо перепуганных лягушат, спасаясь от кого-то, скакало по траве.
И всё ближе и ближе слышалось лёгкое быстрое шуршанье.
И вот на один миг мышонок увидел: позади лягушонка взметнулось длинное гибкое тело серебристо-чёрной змеи.
Змея скользнула вниз, и длинные задние ноги лягушонка дрыгнули в её разинутой пасти.
Что дальше было, Пик не видел.
Он опрометью кинулся прочь и сам не заметил, как очутился на ветке куста, высоко над землёй.
Тут он и провёл остаток ночи, благо брюшко у него было туго набито травой.
А кругом до рассвета слышались шорохи и шелесты.
Хвост-цеплялка и шёрстка-невидимкаГолодная смерть больше не грозила Пику: он уже научился находить себе пищу. Но как ему одному было спастись от всех врагов?
Мыши живут всегда большими стаями: так легче защищаться от нападения. Кто-нибудь да заметит приближающегося врага, свистнет, и все спрячутся.
А Пик был один. Ему надо было скорей отыскать других мышей и пристать к ним. И Пик отправился на розыски. Где только мог, он старался пробираться кустами. В этом месте было много змей, и он боялся спускаться к ним на землю.
Лазать он научился отлично. Особенно помогал ему хвост. Хвост у него был длинный, гибкий и цепкий. С такой цеплялкой он мог лазать по тоненьким веточкам не хуже мартышки.
С ветки на ветку, с сучка на сучок, с куста на куст – так пробирался Пик три ночи подряд.
Наконец кусты кончились. Дальше был луг.
Мышей в кустах Пик не встретил. Пришлось бежать дальше травой.
Луг был сухой. Змеи не попадались. Мышонок расхрабрился, стал путешествовать и при солнце. Ел он теперь всё, что ему попадалось: зёрна и клубни разных растений, жуков, гусениц, червей. А скоро научился и новому способу прятаться от врагов.
Случилось это так: Пик раскопал в земле личинки каких-то жуков, уселся на задние лапки и стал закусывать.
Ярко светило солнце. В траве стрекотали кузнечики.
Пик видел вдали над лугом маленького сокола-трясучку, но не боялся его. Трясучка – птица величиной с голубя, только потоньше, – неподвижно висела в пустом воздухе, точно подвешенная к небу на верёвочке. Только крылья у неё чуть-чуть тряслись, да голову она поворачивала из стороны в сторону.
Он и не знал, какие зоркие глаза у трясучки.
Грудка у Пика была белая. Когда он сидел, её далеко было видно на бурой земле.
Пик понял опасность, только когда трясучка разом ринулась с места и стрелой понеслась к нему.
Бежать было поздно. У мышонка от страха отнялись ноги. Он прижался грудью к земле и замер.
Трясучка долетела до него и вдруг опять повисла в воздухе, чуть заметно трепеща острыми крыльями. Она никак не могла взять в толк, куда исчез мышонок? Сейчас только она видела его ярко-белую грудку, и вдруг он пропал. Она зорко всматривалась в то место, где он сидел, но видела только бурые комья земли. А Пик лежал тут, у неё на глазах.
На спине-то шёрстка у него была жёлто-бурая, точь-в-точь под цвет земли, и сверху его никак нельзя было разглядеть.
Тут выскочил из травы зелёный кузнечик.
Трясучка кинулась вниз, подхватила его на лету и умчалась прочь.
Шёрстка-невидимка спасла Пику жизнь.
С тех пор, как замечал он издали врага, сейчас же прижимался к земле и лежал не шевелясь. И шёрстка-невидимка делала своё дело: обманывала самые зоркие глаза.
День за днём Пик бежал по лугу, но нигде не находил никаких следов мышей.
Наконец опять начались кусты, а за ними Пик услышал знакомый плеск речных волн.
Пришлось мышонку повернуть и направиться в другую сторону. Он бежал всю ночь, а к утру забрался под большой куст и лёг спать.
Его разбудила громкая песня. Пик выглянул из-под корней и увидел у себя над головой красивую птичку с розовой грудью, серой головкой и красно-коричневой спинкой. Мышонку очень понравилась её весёлая песня. Ему захотелось послушать певичку поближе. Он полез к ней по кусту.
Певчие птицы никогда не трогали Пика, и он их не боялся. А эта певичка и ростом-то была немного крупнее воробья. Не знал глупый мышонок, что это был сорокопут-жулан и что он хоть и певчая птица, а промышляет разбоем. Пик и опомниться не успел, как жулан накинулся на него и больно ударил крючковатым клювом в спину.
От сильного удара Пик кубарем полетел с ветки.
Он упал в мягкую траву и не расшибся. Не успел жулан опять накинуться на него, как мышонок уже шмыгнул под корни.
Тогда хитрый «соловей-разбойник» уселся на куст, запел и стал ждать, не выглянет ли Пик из-под корней.
Он пел очень красивые песенки, но мышонку было не до них. С того места, где сидел теперь Пик, ему был хорошо виден куст, на котором сидел жулан.
Ветки этого куста были усажены длинными острыми колючками. На колючках, как на пиках, торчали мёртвые, наполовину съеденные птенчики, ящерки, лягушата, жуки, кузнечики. Тут была воздушная кладовая разбойника.
Сидеть бы на колючке и мышонку, если бы он вышел из-под корней.
Целый день жулан сторожил Пика. Но когда зашло солнце, разбойник забрался в чащу спать. Тогда мышонок тихонько вылез из-под куста и убежал.
Может быть, впопыхах он сбился с пути, только на следующее утро он опять услышал за кустами плеск реки. И опять ему пришлось повернуть и бежать в другую сторону.
Конец путешествияПик бежал теперь по высохшему болоту. Здесь рос один сухой мох; бежать по нему было очень трудно, а главное – нечем было подкрепиться: не попадались ни черви, ни гусеницы, ни сочная трава.
На вторую ночь мышонок совсем выбился из сил.
Он с трудом взобрался ещё на какой-то пригорок и упал. Глаза его слипались. В горле пересохло. Чтобы немножко освежиться, он лёжа слизывал со мха капельки холодной росы.
Начало светать. С пригорка Пик далеко видел покрытую мхом долину. За ней снова начался луг. Сочные травы там стояли высокой стеной. Но у мышонка не было сил подняться и добежать до них.
Выглянуло солнце. От его горячего света быстро стали высыхать капельки росы.
Пик чувствовал, что ему приходит конец. Он собрал остатки сил, пополз, но тут же свалился и скатился с пригорка. Он упал на спину, лапками вверх, и видел теперь прямо перед собой только обросшую мхом кочку.
Прямо против него в кочке виднелась глубокая чёрная дырка, такая узкая, что Пик не мог бы всунуть в неё даже голову.
Мышонок заметил, что в глубине её что-то шевелится.
Скоро у входа показался мохнатый толстый шмель. Он вылез из дырки, почесал лапкой круглое брюшко, расправил крылья и поднялся на воздух.
Сделав круг над кочкой, шмель вернулся к своей норке и опустился у её входа.
Тут он привстал на лапках и так заработал своими жёсткими крылышками, что ветер пахнул на мышонка.
Жжжуу! – гудели крылышки. – Жжжуу!..
Это был шмель-трубач. Он загонял в глубокую норку свежий воздух – проветривал помещение – и будил шмелей, ещё спавших в гнезде.
Скоро один за другим вылезли из норки все шмели и полетели на луг – собирать мёд. Последним улетел трубач. Пик остался один. Он понял, что надо сделать, чтобы спастись.
Кое-как, ползком, с передышками, он добрался до шмелиной норки. Оттуда ударил ему в нос сладкий запах. Пик ковырнул носом землю. Земля подалась. Он ковырнул ещё и ещё, пока не вырыл ямку. На дне ямки показались крупные ячейки серого воска. В одних лежали шмелиные личинки, другие были полны душистым жёлтым мёдом. Мышонок жадно стал лизать сладкое лакомство. Вылизал весь мёд, принялся за личинок и живо справился с ними.
Силы быстро возвращались к нему: такой сытной пищи он ещё ни разу не ел с тех пор, как расстался с матерью. Он дальше и дальше разрывал землю – теперь уже без труда – и находил всё новые ячейки с мёдом, с личинками.
Вдруг что-то больно кольнуло его в щёку. Пик отскочил. Из-под земли лезла на него большая шмелиная матка.
Пик хотел было кинуться на неё, но тут загудели, зажужжали над ним крылья: шмели вернулись с луга.
Целое войско их накинулось на мышонка, и ему ничего не оставалось, как броситься в бегство.
Со всех ног пустился от них Пик. Густая шёрстка защищала его от страшных шмелиных жал. Но шмели выбирали места, где волос покороче, и кололи его в уши, в ноги, в затылок.
Одним духом – откуда и прыть взялась! – домчался он до луга и спрятался в густой траве.
Тут шмели отстали от него и вернулись к своему разграбленному гнезду.
В тот же день Пик пересёк сырой, болотистый луг – и снова очутился на берегу реки.
Пик находился на острове.
Постройка домаОстров, на который попал Пик, был необитаемый; мышей на нём не было. Жили тут только птицы, только змеи да лягушки, которым ничего не стоило перебраться сюда через реку.
Пик должен был жить здесь один.
Знаменитый Робинзон, когда он попал на необитаемый остров, стал думать, как ему жить одному. Он рассудил, что сперва надо выстроить себе дом, который защищал бы его от непогоды и врагов. А потом стал собирать запасы на чёрный день.
Пик был всего только мышонок: он не умел рассуждать, и всё-таки он поступил как раз так же, как Робинзон. Первым делом он принялся строить себе дом.
Его никто не учил строить: это было у него в крови. Он строил так, как строили все мыши одной с ним породы.
На болотистом лугу рос высокий тростник вперемешку с осокой – отличный материал для мышиной постройки. Пик выбрал несколько растущих рядом тростинок, влез на них, отгрыз верхушки и концы расщепил зубами. Он был так мал и лёгок, что трава легко держала его.
Потом он принялся за листья. Он влезал на осоку и отгрызал лист у самого стебля. Лист падал, мышонок слезал вниз, поднимал передними лапками лист и протягивал его сквозь стиснутые зубы. Размочаленные полоски листьев мышонок таскал наверх и ловко вплетал их в расщепленные концы тростника.
Он влезал на такие тонкие травинки, что они гнулись под ним. Он связывал их вершинами одну с другой.
В конце концов у него получился лёгкий круглый домик, очень похожий на птичье гнёздышко. Весь домик был величиной с детский кулак.
Сбоку мышонок проделал в нём ход, внутри выложил мхом, листьями и тонкими корешками. Для постели он натаскал мягкого, тёплого цветочного пуха. Спаленка вышла на славу.
Теперь у Пика было где отдыхать и прятаться от непогоды и врагов. Издали самый зоркий глаз не мог бы приметить травяное гнёздышко, со всех сторон скрытое высоким тростником и густой осокой.
Ни одна змея не добралась бы до него: так высоко оно висело над землёй. Лучше придумать не мог бы и сам настоящий Робинзон.
Проходили дни за днями. Мышонок спокойно жил в своём воздушном домике. Он стал совсем взрослым, но вырос очень мало. Больше расти ему не полагалось, потому что Пик принадлежал к породе мышей-малюток. Эти мыши ещё меньше ростом, чем наши маленькие серые домовые мыши.
Пик теперь часто подолгу пропадал из дому. В жаркие дни он купался в прохладной воде болота, неподалёку от луга.
Один раз он с вечера ушёл из дому, нашёл на лугу два шмелиных гнезда и так наелся мёду, что тут же забрался в траву и заснул.
Домой вернулся Пик только утром. Ещё внизу он заметил что-то неладное. По земле и по одному из стеблей тянулась широкая полоса густой слизи, а из гнезда торчал толстый кургузый хвост.
Мышонок не на шутку струсил. Гладкий жирный хвост похож был на змеиный. Только у змей хвост твёрдый и покрыт чешуёй, а этот был голый, мягкий, весь в какой-то липкой слизи.
Пик набрался храбрости и влез по стеблю, поближе взглянуть на незваного гостя. В это время хвост медленно зашевелился, и перепуганный мышонок кубарем скатился на землю. Он спрятался в траве и оттуда увидел, как чудовище лениво выползало из его дома.
Сперва исчез в отверстии гнезда толстый хвост. Потом оттуда показались два длинных мягких рога с пупырышками на концах.
Потом ещё два таких же рога – только коротких. И за ними, наконец, высунулась вся отвратительная голова чудовища.
Мышонок видел, как медленно-медленно выползло, точно пролилось, из его дома голое, мягкое, слизкое тело гигантского слизняка. От головы до хвоста слизняк был длиной больше мышонка Пика.
Слизняк начал спускаться на землю. Его мягкое брюхо плотно прилипало к стеблю, и на стебле оставалась широкая полоса густой слизи.
Пик не стал дожидаться, когда тот сползёт на землю, и убежал. Мягкий слизняк ничего не мог сделать ему, но мышонку было противно это холодное, вялое, липкое животное.
Только через несколько часов Пик вернулся. Слизняк куда-то уполз.
Мышонок залез в своё гнездо. Всё там было вымазано противной слизью. Пик выкинул весь пух и постелил новый. Только после этого он решился лечь спать. С тех пор, уходя из дому, он всегда затыкал вход пучком сухой травы.
Дни становились короче, ночи – холоднее.
На злаках созрели зёрна.
Ветер ронял их на землю, и птицы стаями слетались к мышонку на луг подбирать их.
Пику жилось очень сытно, он с каждым днём полнел, шерстка на нём лоснилась.
Теперь маленький четырёхногий Робинзон устроил себе кладовую и собирал в неё запасы на чёрный день. Он вырыл в земле норку и конец её расширил. Сюда он таскал зёрна, как в погреб. Потом этого ему показалось мало. Он вырыл рядом другой погреб и соединил их подземным ходом.
Всё шли дожди. Земля размякла сверху, трава пожелтела, намокла и поникла. Травяной домик Пика опустился и висел теперь низко над землёй. В нём завелась плесень.
Жить в гнезде стало плохо. Скоро трава совсем полегла на землю, гнездо приметным тёмным шариком висело на тростнике. Это уже было опасно.
Пик решил перейти жить под землю. Он больше не боялся, что к нему в норку заползёт змея или потревожат его непоседливые лягушата: змеи и лягушата давно куда-то исчезли.
Мышонок выбрал себе для норки сухое и укромное местечко под кочкой.
Вход в норку Пик устроил с подветренной стороны, чтобы холодный воздух не задувало в его жилище. От входа шёл длинный прямой коридор. Он расширялся в конце в небольшую круглую комнатку. Сюда Пик натаскал сухого мху и травы – устроил себе спальню.
В его новой подземной спальне было тепло и уютно. Он прорыл из неё под землёй ходы в оба свои погреба, чтобы ему можно было бегать, не выходя наружу. Когда всё было готово, мышонок плотно заткнул травой вход в свой воздушный летний домик и перешёл в подземный.
Снег и сонПтицы больше не прилетали клевать зерно. Трава плотно легла на землю, и холодный ветер свободно разгуливал по острову.
К тому времени Пик ужасно растолстел. Какая-то вялость на него напала. Ему лень было много шевелиться. Он всё реже вылезал из норки.
Познавая природу, мы неизбежно познаем и себя
В. Бианки
Виталий Бианки // ФормасловСовершенством становится результат, когда ты наслаждаешься процессом.
Когда ты любишь то, что делаешь. И не просто любишь — живешь этим. Виталий Бианки — детский писатель, автор книг о природе. Да, это тот самый Бианки, который — «Мышонок Пик», «Лесная газета», «Аришка-трусишка», «Кто чем поёт», «Оранжевое горлышко», «Лесные домишки» и многое другое. Это писатель, который дал тысячам детей «Синичкин календарь» и научил с его помощью ориентироваться во временах года и природных явлениях.
«Ноябрь Враг — и страшный враг — появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрём и сказал, что это третий, и последний, месяц осени. Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается зверёк, только отстанет от стаи птица — всё равно ночью, днём ли, — глядь, их уж и в живых нет. Никто не знал, кто этот таинственный разбойник: зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных зверей и птиц только и было разговору, что о нём. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу.
Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного Зайчонка. Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей. — Я боюсь, — сказала Зинька Зинзиверу. — Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки» («Синичкин календарь», Виталий Бианки)
Всю свою жизнь Бианки посвятил изучению птиц и писательству. Он родился 11 февраля 1894 года в Санкт-Петербурге. Необычная фамилия — дар немецко-швейцарских предков. Прадед писателя был известным оперным певцом, и в одном из турне сменил фамилию с Вайс («белый» на немецком) на Бианки («белый» на итальянском). Отец Виталия Бианки был ученым-энтомологом при Зоологическом музее Академии наук и сыграл основополагающую роль в интересах сыновей (у Виталия было два брата).
Семья Виталия Бианки.
Родители и братья.В доме семьи Бианки всегда было много животных. Отец — Валентин Львович — устроил настоящий зоопарк. Однажды на их дачном участке даже поселился лось. Дети могли играть с ним и ухаживать, пока животное не пристроили в зоопарк. Летучие мыши, птицы, ящерицы, грызуны, змеи, рыбы, черепахи и многие другие жили бок о бок с людьми и, если Бианки уезжали на дачу, вся эта орава следовала за ними.
В таких «животных» условиях просто нельзя было пойти по другому жизненному пути, и братья Бианки связали себя с природой навсегда. А наш любимый детский писатель и вовсе замахнулся на вечность — много лет прошло с его смерти, а книги до сих пор переиздают и перечитывают.
Виталий Бианки говорил: «Весь огромный мир кругом меня, надо мной и подо мной полон неизведанных тайн. И я буду их открывать всю жизнь, потому что это самое интересное, самое увлекательное занятие в мире».
Эти тайны он раскрывал всю жизнь, успевая заниматься и наукой, и семьей, и даже политикой.
В юности Виталий примкнул к эсерам и ходил под знаменами Колчака. За это его долго время преследовали, однажды даже отправили в ссылку в Казахстан.
Несколько лет Виталий прожил на Алтае, в городе Бийск. Он занимался с детьми — читал лекции по орнитологии, биологии, устраивал походы и экспедиции и писал. Писал заметки, наблюдения, мысли — всё о природе, разумеется. И они стали основой для его многочисленных рассказов и сказок.
«Вдруг Оранжевое Горлышко быстро, но осторожно тюкнула клювом одно из яиц. Кусочек скорлупы отлетел, и сейчас же из дырочки блеснули два черных булавочных глаза и показалась мокрая взъерошенная головка цыплёночка. Мать ещё раз тюкнула клювом, — и вот весь цыплёночек выскочил из развалившейся скорлупы. — Вышел, вышел! — закричал Подковкин и запрыгал от радости. — Не кричи! — строго сказала Оранжевое Горлышко. — Бери скорей скорлупки и унеси подальше от гнезда. Подковкин ухватил клювом половинку скорлупки, стремглав помчался с ней в рожь. Он вернулся за второй половинкой очень скоро, но в гнезде накопилась уже целая грудка битой скорлупы.
Жаворонок видел, как один за другим выходили из яиц цыплята. Пока Оранжевое Горлышко помогала одному, другой уже сам разбивал скорлупу и выкарабкивался из неё. Скоро все двадцать четыре яйца были разбиты, все двадцать четыре птенчика вышли на свет — смешные, мокрые, взъерошенные!» («Оранжевое горлышко», Виталий Бианки)
Аккуратно и увлекательно Виталий знакомит детей с бытованием птиц и животных, с природными явлениями, опасностями, которые подстерегают и детей, и самих животных в лесу, на воде, в степи, в горах. Он рассказывает о том, что любит, что любил… И именно это помогает нам так легко и с удовольствием воспринимать его истории. Не только язык мастера и жизненный опыт играют здесь роль — но и душа писателя. А Бианки всецело принадлежала природе.
Первый рассказ Виталия Бианки, «Путешествие красноголового воробья», был опубликован в 1923 году, затем появилась первая книга — «Чей нос лучше?», а затем — «Лесные домишки», «Мышонок Пик».
Рассказы Виталия Валентиновича написаны ярким языком, понятным для детей, убедительным и честным. Этим он быстро завоевал сердца маленьких читателей и их родителей.
С 1928 по 1958 год Виталий Бианки выпускал удивительный труд — «Лесную газету». Аналогов ему не было и, кажется, нет и сейчас. «Лесная газета» — это своего рода летопись лесной жизни, календарь событий и явлений. Почему именно «выпускал», если это все-таки не периодическое издание, а книга? Потому что каждый год Виталий Бианки дополнял и переиздавал её, насыщая новыми рассказами, заметками и даже письмами читателей.
«Нашим читателям может показаться, что лесные и городские новости, напечатанные в Лесной газете, — старые новости. Это не так. Правда, каждый год бывает весна, но каждый год она новая, и, сколько лет ни живи, не увидишь двух одинаковых весен.
Год — что колесо с двенадцатью спицами — месяцами: промелькнут все двенадцать спиц, колесо сделает полный оборот — и опять мелькнёт первая спица.
А колесо уже не там — далеко укатилось.
Опять придёт весна — и лес проснётся, вылезет из берлоги медведь, вода затопит подвальных жильцов, прилетят птицы. Снова начнутся игры и пляски у птиц, родятся детёныши у зверей. И в Лесной газете читатель найдёт все свежие лесные новости.
Мы помещаем здесь лесной календарь на каждый год. Он мало похож на обыкновенные календари, но в этом нет ничего удивительного.
Ведь у зверей и птиц всё не по-нашему, не по-людски; у них и календарь свой особенный: в лесу все живут по солнцу.
За год солнце делает широкий круг по небу. Каждый месяц оно проходит одно из созвездий, один из знаков Зодиака, как называются эти двенадцать созвездий.
Новый год в лесном календаре не зимой, а весной, — когда солнце вступает в созвездие Овна. Весёлые праздники бывают в лесу, когда там встречают солнце; грустные дни — когда его провожают.
Месяцев в лесном календаре мы насчитали столько же, сколько и в нашем, — двенадцать.
Только назвали мы их по-другому — по-лесному». («Лесная газета», Виталий Бианки)
Виталий был женат дважды и воспитывал четверых детей. Три мальчика и дочка. Все они так или иначе тоже оказались связанными с природой, ведь Бианки повторял методы воспитания своего отца. Дети Бианки всегда были окружены зверьем, часто выезжали за город, исследовали и изучали повадки животных, обсуждали все это вечерами.
В 50-х годах прошлого века Виталий Бианки участвовал в создании радиопередачи для детей «Вести из леса», а также активно работал с молодыми детскими писателями. Например, Святослав Сахарнов называл Бианки своим учителем.
Многие рассказы Виталия Бианки были экранизированы — «Высокая горка», «Муравьишка-хвастунишка», «Рысь идет по следу». Причем это происходило вплоть до двухтысячных — «Последняя охота» была экранизирована в 2006 году.
Сын писателя — Виталий Витальевич Бианки (орнитолог и доктор наук) рассказывал, что отец старался чаще вывозить малышей в деревню, увлеченно проводил время с семьей.
Он был жизнерадостным, умел находить приятные стороны даже в самых трудных периодах жизни. Бианки любил встречи с маленькими читателями, охотно ездил с выступлениями по школам и детским садам. Каждую такую встречу старался сделать увлекательной и необычной.
Виталий Бианки о самом мимолетном — о детстве: «Как далеки мы от дней нашего детства, когда любой лесок за околицей был населен для нас неизвестными чудами: зверями, которых мы не умели назвать, и — на равных с ними правах — лешими, русалками, кикиморами и другой нежитью. Сказка потеряла всю свою силу над нами, потеряла обаяние тайны…»
Виталий Бианки в старости // ФормасловУмер Виталий Бианки в 1959 году после продолжительной болезни, вынуждавшей его всё больше времени проводить дома. А это для любителя свободы и природы это было невыносимым. Его внук Александр Бианки рассказывал, что несколько лет перед смертью Виталий Валентинович мучился от непреодолимого желания — «Как хочется жить и написать еще что-то».
За свою жизнь Бианки написал более трёхсот рассказов, сказок, повестей и статей, выпустил 120 книг общим тиражом в 40 миллионов экземпляров.
Мисс Бьянка
Сара Парецки
Эбигейл прошлась по клеткам, добавляя воду во все поилки. С едой было сложнее, потому что не все мыши получали одинаковую еду. Ей было десять лет, и это была ее первая работа; она серьезно относилась к своим обязанностям. Она читала этикетки на клетках и тщательно отмеряла корм из разных пакетов. У всех животных на спинах черными чернилами были написаны номера; она сверила их со списком, который Боб Фаррис дал ей вместе с инструкциями по кормлению.
«Это как быть рабыней», — сказала Эбигейл, когда Боб показал ей, как сопоставить числа на мышах с директивами о еде. «Несправедливо называть их по номерам, а не по имени, и подло писать на их красивом меху».
Боб только рассмеялся. — Это единственный способ, которым мы можем отличить их друг от друга, Эбби.
Эбигейл ненавидела имя Эбби. — Это потому, что ты не смотришь им в лица. Они все разные. Я начну называть вас номер три, потому что вы третий ученик доктора Киля. Как вам это понравится?»
— Номер девятнадцать, — поправил ее Боб. «Я его девятнадцатый студент, но остальные шестнадцать получили докторскую степень и добились славы. Не давайте мышам имен, Эбби: вы слишком к ним привязываетесь, и они долго не живут.
На самом деле, на следующей неделе, когда Эбигейл начала кормить животных одна, часть мышей исчезла. Других перевели в комнату заражения, куда она не должна была идти. У мышей там были тяжелые болезни, которые могли убить ее, если она прикоснется к ним. Туда заходили только аспиранты или профессора в перчатках и масках.
Эбигейл начала шепотом называть некоторых мышей. Свою любимую, номер 139, она назвала «мисс Бьянка» в честь белой мыши из книги «Спасатели». Мисс Бьянка всегда садилась у дверцы клетки, когда появлялась Эбигейл, поглаживая свои изящные усы розовыми лапками.
Она поднимала голову и смотрела на Эбигейл яркими черными глазами.
В книге мисс Бьянка возглавляла группу по спасению заключенных, поэтому Эбигейл считала справедливым, если она в свою очередь должна спасти мисс Бьянку или, по крайней мере, дать ей побыть некоторое время вне клетки. Сегодня днем она огляделась, чтобы убедиться, что никто не смотрит, затем вытащила мисс Бьянку из клетки и сунула в карман платья.
— Вы можете послушать, как я тренируюсь, мисс Бьянка, — сказала ей Эбигейл. Она вошла в нишу за клетками, где стояли большие раковины.
Доктор Киль думал, что скрипка Эбигейл добавила класс в лабораторию, по крайней мере, так он сказал матери Эбигейл, но мать Эбигейл сказала, что быть матерью-одиночкой достаточно сложно, не будучи уволенной в придачу, поэтому Эбигейл должна практиковаться там, где она хотела бы. не мешать занятиям в лекционных аудиториях и не раздражать других профессоров.
Эбигейл должна была прийти в лабораторию прямо из школы. Она делала уроки на прикроватном столике возле стола матери, а потом кормила животных и играла на скрипке в нише.
— Сегодня мисс Эбигейл Шервуд сыграет для вас Баха, — величественно объявила она мисс Бьянке.
Она настроила скрипку как могла и начала упрощенную версию первой сонаты для скрипки. Мисс Бьянка высунула голову из кармана и вопросительно посмотрела на скрипку. Эбигейл подумала, что сделает мышь, если она посадит ее внутрь. Мисс Бьянка, вероятно, могла бы протиснуться через отверстие F, но вытащить ее было бы трудно. Мысль о ярости матери, не говоря уже о докторе Киле или даже Бобе Фаррисе, заставила ее отказаться от этого.
Она снова взяла свой лук, но услышала голоса за клетками. Выглянув наружу, она увидела, как Боб разговаривает с незнакомцем, маленькой женщиной с темными волосами.
Боб улыбнулся ей. «Это Эбби; ее мать – секретарь доктора Киля. Эбби помогает нам, кормя животных».
— Это Эбигейл, — чопорно сказала Эбигейл.
– И одна из мышей, Эбигейл, она живет в вашем… вашем… – женщина указала на мисс Бьянку.
— Эбби, положи мышь обратно в клетку, — сказал Боб.
«Если вы будете играть с ними, мы не можем позволить вам их кормить».
Эбигейл сердито посмотрела на женщину и на Боба, но посадила мисс Бьянку обратно в клетку. — Простите, мисс Бьянка. Мамелук наблюдает за мной.
«Мамлюк?» сказала женщина. — Я думаю, тебя зовут Боб? знайте, что множественное число слова «мышь» было «мыши», а не «мыши».
— Это Елена, — сказал Боб Эбигейл. — Она новая посудомойка доктора Киля. Ты можешь помочь ей, когда не играешь на скрипке и не изучаешь геометрию.
«Разрешено ли детям работать в лаборатории?» — спросила Елена. «В моей стране правительство не разрешает детям работать».
Эбигейл еще больше нахмурилась: Боб просматривал ее домашнюю работу, пока она была здесь с мышами. «У нас в Америке рабство, — объявила она. — Мыши тоже рабы.
«Эбигейл, я думал, тебе нравится кормить животных». Доктор Киль вошел в комнату для животных так, что все трое этого не заметили.
Он носил туфли на креповой подошве, которые позволяли ему бесшумно передвигаться по лаборатории.
Невысокий коренастый мужчина с карими глазами, он мог смотреть на вас с теплотой, от которой вам хотелось бы рассказать ему свои секреты, но как только вы думали, что можете ему доверять, он приходил в ярость из-за того, что Эбигейл не могла понять. Она слышала, как он кричал на Боба Фарриса, и это испугало ее. Кроме того, доктор Киль был начальником ее матери, а это означало, что она никогда не должна была вести себя с ним дерзко.
«Извините, доктор Киль», — сказала она, покраснев. «Я только говорил Бобу, что мне не нравятся клейменные мыши, они все разные, их можно отличить по внешнему виду».
«Вы можете отличить их друг от друга, потому что они вам нравятся и вы их знаете», — сказал доктор Киль. — Остальные из нас не так проницательны, как ты.
— Долан, — добавил он мужчине, проходившему по коридору. «Приходите познакомиться с моей новой посудомойкой — Еленой Мировой».
Доктор Долан и доктор Киль не любили друг друга. Доктор Киль всегда был громким и сердечным, когда разговаривал с доктором Доланом, изо всех сил стараясь не показывать свою неприязнь.
Доктор Долан обшаривал лабораторию в поисках ошибок, допущенных учениками доктора Киля. Он сообщал о них с фальшивой шуткой, как будто считал забавным оставлять пипетки немытыми в раковине, хотя на самом деле это его злило.
У доктора Долана было лицо, похожее на лицо гигантского младенца, маленький нос, сплющенный вверх, щеки круглые и румяные; когда Боб Фаррис забрал две мензурки из лаборатории доктора Долана, он вошел в лабораторию доктора Киля со словами: «Жаль слышать, что ты сломал обе руки, Фаррис, и не смог помыть собственное оборудование».
Сейчас он вошел в комнату для животных и улыбнулся так, что его глаза сузились. Совсем как у кошки. Он поздоровался с Еленой, но добавил доктору Килу: «Я думал, что твоя новая девочка появится на прошлой неделе, Нейт».
«Она приехала неделю назад, но была не в духе; вы бы никогда не позволили мне забыть, если бы она загрязнила ваши бутерброды с ветчиной — я имею в виду ваши чашки Петри.
Доктор Долан нахмурился, но сказал Елене: «Слухи ходят по зданию весь день.
Это правда, что вы из Восточной Европы?
Голос Долана был мягким, заставляя всех наклоняться к нему, если они хотели его услышать. Абигейл с трудом понимала его, и она видела, что Елена тоже, но Абигейл знала, что было бы ошибкой просить доктора Долана говорить медленнее или громче.
Лицо Елены было грустным. “Правда. Я беженец из Чехословакии».
«Как ты сюда попал?» — спросил Долан.
— Как и твои предки, Пэт, — сказал доктор Киль. — Твое место на корабле. Елена летела в третьем классе самолета. Мы поднимаем фонарь у золотой двери для чехов так же, как и для ирландцев».
«А для русских?» — сказал Долан. — Разве не оттуда родом твои люди, Нейт?
— Русские хотели бы так думать, — сказал Киль. «Это была Польша, когда уехал мой отец».
«Но вы говорите на жаргоне, не так ли?» Долан настаивал.
Наступило короткое молчание. Эбигейл видела, как пульсирует вена на правом виске доктора Киля. Долан тоже это увидел и довольно ухмыльнулся.
Он снова повернулся к Елене.
«Как вы оказались в Канзасе? От Праги сюда далеко.
— Я встречаюсь с доктором Килом в Братиславе, — сказала Елена.
– Я был там в 66-м, знаете ли, – сказал доктор Киль. «Муж Елены редактировал Чешский журнал вирусологии и бактериологии, и Советам не нравилась их редакционная политика — журнал решил, что они будут брать только статьи, написанные на английском, французском или чешском, но не на русском языке».
Боб рассмеялся. «Смелый. Это потребовало некоторой смелости».
Эбигейл шепотом запоминала слова, чтобы спросить у матери за ужином: проницательная, редакционная политика, дерзкая.
«Возможно, не очень хорошая идея. Когда в прошлом году подошли российские танки, они посадили мужа в тюрьму», — сказала Елена.
— Что ж, добро пожаловать на борт, — сказал доктор Долан, протягивая Елене свою мягкую белую руку.
Она держала руки близко к боку, но когда она пожала руки, Эбигейл увидела огромный синяк на внутренней стороне ее руки, зеленый, фиолетовый, желтый, распространяющийся большим овалом вверх и вниз от локтя.
”Они избили тебя перед уходом?” — спросил доктор Долан.
Глаза Елены широко раскрылись; Эбигейл подумала, что ей страшно. — Это я, только, — сказала она, — я… не знаю по-английски.
«Что сегодня в программе?» — резко спросил доктор Киль у Эбигейл, указывая на свою скрипку.
«Бах».
«Вы должны бросить эту старую мягкую рубашку. Бетховен. Я говорю вам, начните играть эти сонаты Бетховена, они оживят вас». Он взъерошил ей волосы. «Кажется, я видел, как твоя мать закрывала крышку своей пишущей машинки, когда я спускался».
Это означало, что Эбигейл должна была уйти. Она посмотрела на мисс Бьянку, которая пряталась в стружке позади своей клетки. — Хорошо, что ты боишься, — тихо сказала ей Эбигейл. Не позволяйте им поймать вас, они причинят вам вред или заставят вас заболеть плохой болезнью.
РОЛИ, Северная Каролина — Сердечная маленькая коза вернулась в больницу через несколько недель после сложной операции по поводу болезненного состояния.
Владелец Бьянки сказал, что коза пережила интенсивную операцию несколько недель назад, когда ее вымя набухло от избыточного молока, которое мама-коза не могла перестать продуцировать. Теперь Бьянка снова в больнице с серьезным, но очень распространенным осложнением после операции.
«Ее швы прекрасно заживали, за исключением самой глубокой части разреза», — сказала Келли Грей, владелица Бьянки.
Грей сказал, что команда ветеринаров в ветеринарной больнице Университета штата Северная Каролина заметила осложнение со швами Бьянки. Теперь Бьянке приходится оставаться в ветеринарной больнице, пока она не выздоровеет.
“Бьянка проделала такой долгий путь и почти дошла до финиша, если только мы сможем помочь ей преодолеть это последнее препятствие”, – сказал Грей.
Узнав о проблемах Бьянки, Кэролайн Уокер создала страницу GoFundMe для козла.
«Она никогда не встречалась ни со мной, ни с Бьянкой, но была настолько тронута историей Бьянки, что бросилась нам на помощь и по собственной инициативе запустила GoFundMe», — объяснил Грей.
Уокер нанял Шелли Белк и Ван Юра, основателей Фонда Надежды, чтобы помочь собрать деньги для Бьянки, и широкая публика последовала за ними.
«Значит, эти удивительные три женщины, три совершенно незнакомые нам женщины, собрались вместе, чтобы позаботиться об этой козе, и именно они спасли ей жизнь», — сказал Грей.
Грей сказал, что Бьянка любит обниматься и за эти годы изменила свою жизнь и жизнь бесчисленного множества других людей.
В прошлом месяце Бьянке сделали срочную операцию, потому что она не могла перестать вырабатывать молоко, из-за чего ее вымя набухло. Благодаря ветеринарной больнице при Университете штата Северная Каролина и краудфандинговым пожертвованиям от любителей животных она сможет продолжить свою работу, помогая другим.
Грей, которая превратила свой дом в убежище для спасенных животных, начала заботиться о Бьянке шесть лет назад. В то время Бьянка была беременна и попала в ужасную ситуацию, когда она и другие животные были обезвожены и голодали.
GoFundMe: Бьянка, самая милая мама-коза
“Очень легко злиться на людей, которые позволяют этому случиться с животными, но факт в том, что человек, у которого были эти животные, пережил травматическое событие и стал серьезно психически больным в результате», — сказал Грей. «[Владелица] боялась покидать свой дом и не могла даже пойти в сарай, чтобы позаботиться о своих животных».
Грей, не зная, как Бьянка впишется со своей спасенной лошадью, цыплятами, инвалидом петухом и собаками, не хотел даже козу. Многие из ее животных имели особые потребности или пострадали от жестокого обращения, и Грей не решался принять еще одно спасение. Затем беременная коза покорила ее сердце.
“Когда моя старшая лошадь-спасатель впервые увидела Бьянку, она буквально упала на колени, наклонившись, чтобы коснуться носами этой маленькой белой козочки. В тот момент я понял, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Бьянке и ее ребенка, которого мы назвали Флэшем».
Грей влюбился в Бьянку, которая помогла ей пережить проблемы с психическим здоровьем, развод и финансовые проблемы.
Грей называет Бьянку «эмоциональной козочкой», которая будет сидеть с людьми и прижиматься лбом к их щеке.
«Она просто стоит очень неподвижно, и каким-то образом вы понимаете, что она излучает вам самую прекрасную энергию», — описал Грей. «Даже когда она испытывала, должно быть, ужасный дискомфорт, у Бьянки был один приоритет — утешить кого-то».
Мирное присутствие Бьянки стало пугающим, когда добрая коза не смогла отнять от груди своего детеныша Флэша.
“Бьянка просто не высохнет”, сказал Грей. «Это быстро стало опасным, потому что она производила до галлона молока в день. Нам было очень трудно удерживать ее вес, потому что она сжигала слишком много калорий, производя молоко».
Грей сказала, что за эти годы она потратила более 4000 долларов на визиты к ветеринару, специалистов и комплексное лечение Бьянки. Она даже наняла людей и купила машину, чтобы доить козу, но Бьянка продолжала доить.
«Я обращался за помощью ко многим известным ветеринарам, но большинство из них не рассматривали операцию, потому что это очень рискованно и очень дорого», — сказал Грей.
Грей сказал, что Бьянка несколько раз чуть не погибла, но никогда не переставала проявлять привязанность.
«Она прижимала людей к земле», — сказал Грей. Люди, которые боролись, спрашивали, могут ли они прийти просто посидеть с Бьянкой.
Многие спрашивали Грей, почему она не усыпила Бьянку, когда она не реагировала на лечение.
«Встретиться с Бьянкой — значит понять, что эта маленькая коза хочет жить и процветать», — объяснил Грей. «Она столько пережила, что я не мог бросить ее сейчас».
Опасное состояние усугубилось, когда на Бьянке образовалась рубцовая ткань. Молоко больше не могло сцеживаться, поэтому ее вымя неконтролируемо набухало.
«На прошлой неделе она едва могла ходить, потому что ее вымя было таким огромным, — сказал Грей. «День, которого мы боялись, настал».
Грей позвонил в ветеринарную клинику штата Северная Каролина, последний шанс Бьянки. Во время той первой операции врачи удалили 8 фунтов рубцовой ткани с вымени Бьянки после слива молока.