| 12+ Свидетельство СМИ ЭЛ № ФС 77 – 70917 Лицензия на образовательную деятельность №0001058 | Пользовательское соглашение Контактная и правовая информация |
Педагогическое сообщество | Бесплатные всероссийские конкурсы | Бесплатные сертификаты | Нужна помощь? Инструкции для новых участников | Бесплатная онлайн-школа для 1-4 классов |
Всё для аттестацииПубликация в сборникеВебинарыЛэпбукиПрофтестыЗаказ рецензийНовости
Библиотека
▪Учебно-методические материалы
▪Презентации
Материал опубликовала
6
#4 класс #Чтение #Литература #Учебно-методические материалы #Презентация #Учитель начальных классов #Школьное образование
Презентация к уроку литературного чтения в 4 класс «Лев Николаевич Толстой.
Детство»
Презентация
PPTX / 2.69 Мб
УМК: Школа России
Класс: 4
Предмет: Литературное чтение
Тема: Лев Николаевич Толстой «Детство»
Цель урока – ознакомление с жизнью и творчеством Л.Н.Толстого.
Презентация содержит:
Источники:
Кутявина С.В. Поурочные разработки по литературному чтению. 4 класс. – М.: ВАКО, 2015.
Идея второго слайда подсмотрена у Пролубщиковой Натальи Владимировны, участницы сайта урок.рф
Картинки найдены с помощью поисковой системы Яндекс.
Опубликовано в группе «Дополнительные материалы к уроку»
Чтобы написать комментарий необходимо авторизоваться.
Закрыть
Конспект урока
по литературному чтению в 4 классе
по теме
«Лев Николаевич Толстой « Детство» .
«Не выкрикивай!»
«Не перебивай!»
«Уважай товарища!»
Раздел«Чудесный мир классики»
1.Магуль-Мегери
2. свадьбу
3.
волне
4.пять
5. туча
6.королевич
7.земли
8. очарованье
k
t
d
y
b
r
j
k
f
t
d
b
x
n
j
k
c
n
j
q
«Чуткому сердцу откроются тайны»
Л.Н. Толстой
Годы жизни
(1828 – 1910 гг.)
Цель урока
1)продолжим знакомиться с творчеством _________________________
2)будем учиться правильно, выразительно читать и анализировать ______________,
отвечать на _______________ .
Цель урока
1.Познакомиться с творчеством Л.Н.
Толстого;
2.Учиться правильно, выразительно читать и анализировать рассказ, 3.Отвечать на поставленные вопросы.
1 группа
1.«Старый дед и внучек»
2.«Акула»
3.«Прыжок»
4.«Филиппок»
5.«Лев и собачка»
«Филиппок»
«Прыжок»
2 группа
«Лев и собачка»
«Старый дед и внучек»
«Акула»
1.Крепкую дружбу и топором не разрубишь «Лев и собачка»
2.Кто родителей почитает, тот во век не погибает «Старый дед и внучек»
3.«Кто грамоте горазд, тому не пропасть» «Филиппок»
4 Гордится отец, что у него сын – храбрец. «Акула»
3 группа
Чистоговорка
Речевая разминка
Детство
У каждого есть в жизни «Берег детства»,
Где море сказок и волшебных снов.
На эту красоту не наглядеться…
Так хочется вернуться вновь и вновь…
У каждого есть в жизни «Берег детства»,
Где море сказок и волшебных снов.
На эту красоту не наглядеться…
Так хочется вернуться вновь и вновь…
У каждого есть в жизни «Берег детства»,
Где море сказок и волшебных снов.
На эту красоту не наглядеться…
Так хочется вернуться вновь и вновь…
У каждого есть в жизни «Берег детства»,
Где море сказок и волшебных снов.
На эту красоту не наглядеться…
Так хочется вернуться вновь и вновь…
Д обрые
Е динственные
Т еплые
С ветлые Т аинственные
В ажные
О ставшиеся ….
Л.Н.Толстой «Детство»
это три произведения одного
автора, где второе и третье
являются продолжением первого.
Трилогия –
Детство – это возраст от рождения до 10 лет.
Отрочество – это подростковый возраст от 11-14 лет
Юность – это возраст человека от 15 до 21 года.
Высшая степень удовольствия
лелеять
Нежное чувство, возбуждаемое чем-нибудь трогательным .
наслаждение
добродетели
Положительное, нравственное качество .
Нежить, заботливо ухаживать.
умиление
Рефлексия
Домашнее задание
1.Написать рассказ о своей маме
2. Подготовить выразительное чтение отрывка. Стр.115-118
Многие аспекты жизни — карьера, любовь и брак, врачи и медицина, социальная власть и статус — не соответствуют своим идеалам. Наша поверхностная жизнь может включать в себя карьеру с высоким статусом, брак и семью, доступ к первоклассному медицинскому обслуживанию и широкий круг друзей. Окруженные этими богатыми отношениями, мы верим, что любимы, защищены, поняты и что наша жизнь имеет смысл. Толстой раскрывает более мрачную правду: люди редко способны превзойти свое эго, чтобы по-настоящему понять и полюбить другого. В невзгодах мы оказываемся одни.
Некоторые персонажи Толстого отчаянно пытаются избавиться от своего эго, но обнаруживают, что избавиться от эго не так-то просто.
Для других кризис или трагедия разрушают их счастливое существование, заставляя их осознать — часто слишком поздно — пустоту жизни, которую они вели.
Семейное счастье:
Марья Александровна («Маша»), 17-летняя девушка, влюбляется в 36-летнего мужчину, намного старше его. Пара устраивается семейной жизнью в деревне, Маша зачинает ребенка, но вскоре наступает скука. в. В поисках приключений они едут в Санкт-Петербург, где Машу хвалит и лебезит высший свет. Муж Маши не в восторге, и их брак натянут. Когда на сцену появляется еще более молодая и красивая девушка, Маша оказывается в стороне. Под покровом благопристойности, теплоты и заботы общество оказывается поверхностным и черствым.
Смерть Ивана Ильича:
У Ивана, казалось бы, идеальная жизнь: он изучает юриспруденцию, удачно женится, имеет детей, последовательно поднимается на более высокие должности и доходы и в правильном порядке приобретает все атрибуты успешной жизни. Тем не менее, когда у него появляется боль в боку, которая постепенно усиливается, ему предлагается подвести итоги своей жизни.
Оказавшись по-настоящему одиноким перед смертью, он с ужасом обнаруживает, что вся его жизнь была прожита неправильно.
Ни его коллеги и друзья, играющие в бридж, ни знаменитые врачи, призванные его лечить, ни даже его жена и дочь не способны ни на какое истинное чувство или сострадание. Они заняты своими делами, точно так же, как когда-то Иван был своими.
Иван повсюду встречает людей, которые интересуются его здоровьем, говоря правильные вещи, но едва скрывая свое равнодушие. Они не он; его боль и страдания не принадлежат им, и его растущее осознание того, что он скоро умрет, не побуждает их задуматься о собственной смертности.
«Силлогизм… ‘Кай есть человек, люди смертны, следовательно, Кай смертен’ всегда казался ему правильным применительно к Каю, но уж никак не применительно к нему самому».
Ивана утешает только его простой слуга Герасим, единственный бескорыстный и искренний в своих чувствах сострадания.
Этот рассказ был моим любимым из сборника.
Помнить о нашей смерти, пролистывая вперед до конца, — это ценная линза для оценки ценности нашей жизни.
Казаки:
В этом рассказе Толстой показывает нам свой идеал хорошей жизни, но также и тщетность его осуществления.
Дмитрий Оленин, рожденный в привилегированной и богатой семье, отказывается от ожидающей его легкой жизни, вместо этого соглашаясь на работу на отдаленном и горном Кавказе. Он влюбляется в пейзаж, в простой и естественный образ жизни казаков и в девушку по имени Марьянка.
«Для него было совершенно естественно проснуться на рассвете. Выпив чаю и полюбовавшись с крыльца горами, утром и Марьянкой, он надевал рваную воловью шубу, лапти из промокшей сырой кожи, пристегивал кинжал, брал ружье, клал папиросы и обед в мешочек, позовет свою собаку и вскоре после пяти часов отправится в лес за деревню».
«Люди живут так, как живет природа: умирают, рождаются, соединяются и еще рождаются – воюют, едят и пьют, радуются и умирают без всяких ограничений, кроме тех, которые природа накладывает на солнце и траву, на животных и дерево.
У них нет других законов».
Увлеченный казачьим бытом, Оленин понимает, что счастье заключается в жизни любви и самопожертвования.
Оленин пытается жить так и дарит дорогого коня казаку из альтруизма, но вместо благодарности его подарок встречает с подозрением. Увы, жизнь среди казаков не так проста, как он себе представлял. Оленин застрял между двумя мирами: тот, который он оставил, ему уже не подходит, а казачий мир остается загадочным и не вполне обитаемым.
Несмотря на желание покинуть прежний мир, Оленин слишком самосознателен и обременен сознанием, чтобы преодолеть непреодолимую пропасть между собой и казачьим народом.
Дьявол
Эта история о мужчине Евгении Иваныче, который устраивается на семейную жизнь со своей женой Лизой. Однако Юджин в ужасе от того, что его темное прошлое разрушит жизнь, на которую он надеется. До женитьбы на Лизе у Евгения был роман со Степандидией, крестьянкой из деревни, муж которой работал в соседнем городе. Юджин боится, что Лиза узнает о его прошлом и, что еще более тревожно, что его непрекращающееся желание Степандиды не может сдержаться.
История продолжается темой, что от себя не убежишь. Наше прошлое формирует нас и следует за нами повсюду.
Крейцерова соната
В этой истории мужчина, охваченный ревностью и ненавистью к своей жене, которую он считает неверной, решает ее убить.
Во время долгой поездки на поезде мужчина утверждает, что любовь и брак — это притворство; они создают иллюзию духовной связи, когда на самом деле существует лишь кратковременное сексуальное желание.
«…любовь в теории есть нечто идеальное и возвышенное, а на деле есть нечто гнусное, свинское, о чем противно и стыдно упоминать или вспоминать».
«Женщина…. очень хорошо знает, что все разговоры о возвышенных предметах – только разговоры, а что мужчине нужно ее тело и все, что представляет его в самом обманчивом, но соблазнительном свете; и она действует соответственно».
Несмотря на то, что взгляды этого мужчины на любовь и брак являются редукционистскими, его доводы до ужаса знакомы любому, у кого были длительные отношения.
Первоначальное увлечение новой возлюбленной неизбежно проходит, и появляются раздражение и раздражение. Когда дети появляются, они нуждаются в постоянном внимании и беспокоят нас, добавляя еще больше напряжения в отношения.
Тем не менее духовная связь часто возникает и сохраняется в браке и на протяжении всего брака. Я не уверен, испытал ли Толстой неприятную грань отношений или просто воображает, какими они должны быть. В любом случае, история заставит вас задуматься о значении любви и брака.
Хозяин и Человек
Купец Василий Андреевич и его слуга Никита застигнуты врасплох метелью. Поскольку впереди ничего не видно, они вынуждены остановить лошадь и переждать бурю. Но они не могут прожить долго и вскоре умрут от воздействия.
Эта история напоминает мне “Смерть Ивана Ильича”. Для Василия, как и для Ивана, перспектива неминуемой смерти заставляет его оглянуться назад и изменить свое суждение о том, что важно или стоит.
«И он вспомнил свои деньги, свою лавку, свой дом, куплю-продажу и миллионы Миронова, и трудно было ему понять, зачем этот человек, по имени Василий Брехунов, утруждал себя всеми теми вещами, которыми он был обеспокоен».
Слуга Никита подобен персонажу Герасима в «Иване Ильиче»: простой, верный крестьянин, спокойный, не обремененный ни притворством, ни страхом.
«Никита не шевелился. Как и все живущие в связи с природой и познавшие нужду, он был терпелив и мог ждать часами, даже днями, не становясь ни беспокойным, ни раздражительным».
«Мысль о том, что он может и, весьма вероятно, умрет этой ночью, пришла ему в голову, но не казалась особенно неприятной или ужасной».
В конце Василий ложится поверх Никиты в снегу, последний акт бескорыстной любви спасает жизнь его слуге.
«Он вспомнил, что Никита лежит под ним и что он согрелся и жив, и ему казалось, что он Никита и Никита это он, и что жизнь его не в нем самом, а в Никите».
Таким образом, Василий выходит за пределы своего эго и испытывает духовную гармонию, но зловеще только после смерти.
Отец Сергий
Этот рассказ — притча о природе честолюбия и гордыни, второй мой любимый рассказ в сборнике.
В детстве к Степану Касатскому успех шел легко. Он направляет свои огромные таланты и амбиции на накопление достижений и продвижение по служебной лестнице в российской армии.
«Помимо своего главного призвания, которое было служением своему Царю и Отечеству, он всегда ставил перед собой какую-нибудь особую цель, и, как бы незначительна она ни была, отдавался ей всецело и жил ею до тех пор, пока она не была осуществлена. И как только она будет достигнута, тут же предстанет другая цель, заменяющая предыдущую. Эта страсть отличиться или совершить что-то, чтобы отличиться, наполняла его жизнь».
Когда Катацкий узнает, что его невеста была любовницей царя, его мировоззрение рушится. Он решает отказаться от всего, что волнует других людей и что раньше беспокоило его. Отрекшись от всех мирских желаний, он становится монахом.
Он легко приспосабливается к аскетической жизни, к дисциплине, молитве и уединению, которые характеризуют монашество. Единственным источником его страданий является его сильное желание женского тела.
«Зачем существует весь мир со всеми его прелестями, если он греховен и от него нужно отказаться? Зачем ты создал это искушение?»
Когда молодая женщина приходит в его одиночную камеру с намерением соблазнить его, он настолько охвачен желанием, что отрубает себе палец топором, чтобы сопротивляться ей. Он говорит ей:
«Дорогая сестра, почему ты хотела погубить свою бессмертную душу? Искушения должны прийти в мир, но горе тому, от кого искушение приходит. Молитесь, чтобы Бог простил нас!»
Инцидент вдохновляет женщину отказаться от прежней жизни и стать монахиней. Вскоре ходят слухи, что Касатский обладает способностью излечивать людей от любых болезней и недомоганий, и толпы людей ищут его.
Касатски меняется. Он начинает верить, что действительно может творить чудеса, и его жизнь снова становится сосредоточенной на достижениях; на этот раз исцеление всех людей, которые просят, чтобы их вылечили.
В этот момент Касатски ломается и понимает, что он потерпел неудачу и позволил своему эго снова править.
«Насколько далеко то, что я делаю для Бога, и насколько это для людей? Это был вопрос, который настойчиво мучил его и на который он не столько не мог дать себе ответа, сколько не мог встретить ответ лицом к лицу».
В своем последнем падении Касатски уступает своей похоти и спит с молодой женщиной, которая искала его исцеляющие способности.
После этого Касатский сможет дольше поддерживать фарс своей жизни. Руководствуясь сном, в котором он вспоминает друга детства Пашеньку, он одевается нищим и разыскивает ее.
Пашенька сама почти нищая, но тем не менее встречает неузнаваемого Касацкого с любовью и милосердием. Побежденный, Касатский открывает ей свое сердце:
«Пашенька, послушай, пожалуйста, что я тебе скажу, как исповедь перед Богом в последний час мой. Пашенька, я не святой человек, я даже не до простого человека; Я гнусный, гнусный и гордый грешник, заблудший и если не хуже всех, то по крайней мере хуже большинства очень плохих людей.
Ты, наверное, преувеличиваешь, Стива?
Нет, Пашенька.
Я прелюбодей, убийца, богохульник и обманщик».
Касатский думает:
«Так вот что значил мой сон! Пашенька — это то, чем я должен был быть, но не стал. Я жил для мужчин под предлогом жизни для Бога, а она живет для Бога, воображая, что живет для мужчин».
Всю свою жизнь Касатский искал передышки от своего эго. Он стремился подавить свою гордость и надеялся, что жизнь монаха обеспечит такое спасение.
Как и персонажи Толстого в других рассказах, Касатский встревожен, обнаружив, что демоны, преследовавшие его в молодости, всегда были внутри него и не собирались умирать.
Горшок Алеша
Это очень короткая сказка о христоподобном персонаже Алеше, который всецело посвящает себя другим, никогда не задумываясь о себе и своих нуждах. Все вокруг него относятся к нему как к рабу, кроме служанки Устиньи, в которую он влюбляется. К сожалению, семья, которой он служит, запрещает союз, и он принимает этот указ с таким же жизнерадостным отношением.
Алеша наконец умирает на работе.
Даже на смертном одре он никогда не отклоняется от своего спокойного и самоотверженного образа жизни.
У Алеши вообще нет эго, и поэтому он противоположен персонажам других историй, эго которых вызывает их страдания и гибель.
ПРИМЕЧАНИЕ: Я не писал рецензию на Хаджи-Мурата, который, как я заметил, является любимым рассказом многих рецензентов этого сборника. Мне понравилась эта история, но я решил исключить ее из своего обзора, так как она сильно отличается от других по своей теме.
I: Детство
Карл Иваныч, Воспитатель
В 7 часов утра 12 августа 18 года, ровно на третий день после моего десятого дня рождения, когда я получил такие замечательные подарки, Карл Иваныч разбудил меня мухой мухобойка из оберточной бумаги на конце палки, которой он прихлопывал муху прямо над моей головой. Он сделал это так неловко, что тряхнул портрет моего ангела-хранителя, висевший на дубовом изголовье моей кровати, и дохлая муха упала прямо мне на голову.
Я высунул нос из-под одеяла, поддержал рукой еще качающуюся картину, смахнул мертвую муху на пол и бросил сонный, но гневный взгляд на Карла Иваныча. А он, одетый в свой пестрый стеганый халат, стянутый в талии поясом из той же материи, в красной вязаной тюбетейке с кисточкой и в мягких козьих шкурах на ногах, продолжал патрулировать стены. , целясь в мух и прихлопывая их.
“То, что я маленький, – подумал я, – почему он должен меня беспокоить? Почему он не прихлопает мух у кровати Володи? Там их куча! Нет, Володя старше меня; и Я младше всех: оттого он и мучает меня до смерти. Он все время думает только о том, — прошептала я себе, — о том, как бы мне быть неприятным. Он прекрасно знает, что разбудил меня. и напугал меня, а делает вид, что не заметил… какой противный человек! И халат его, и фуражка, и кисточка – все противно!
Пока я таким образом мысленно выражал свое неудовольствие Карлу Иванычу, он подошел к своей постели, посмотрел на часы, висевшие над ней в расшитом бисером и вышитым кожаным туфельке, повесил мухобойку на гвоздь и повернулся к нам в чем-то явно отличное настроение.
— Ауф, Киндер, ауф!.. s’ist Zeit. Die Mutter ist schon im Saal, — воскликнул он своим добрым немецким голосом; потом подошел ко мне, сел у изножья кровати и достал из кармана табакерку. Я притворился, что сплю. Сначала Карл Иваныч понюхал табаку, вытер нос и щелкнул пальцами и только тогда обратил внимание на меня. Улыбаясь, он начал щекотать мои пятки. “Монахиня, монахиня, Фауленцер!” он сказал.
Как бы я ни боялся щекотки, я все же воздержался от того, чтобы вскочить в постели и не ответил ему, а только еще глубже засунул голову под подушки, изо всех сил брыкался ногами и изо всех сил старался не рассмеяться.
Какой он добрый и как любит нас, а ведь я могла так плохо о нем думать!
Мне было досадно и на себя, и на Карла Иваныча; Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Мои нервы были на пределе.
“Ach, lassen Sie, Карл Иваныч!” Я плакала со слезами на глазах, высунув голову из-под подушек.
Карл Иваныч растерялся. Он оставил мои ноги в покое и стал расспрашивать меня, в чем дело и не приснился ли мне дурной сон.
. . . Его доброе, немецкое лицо и забота, с которой он старался угадать причину моих слез, заставили их течь еще быстрее: мне стало стыдно, и я не мог понять, как минуту назад я был способен не любить Карла Иваныча и найти его халат, кепка, и кисточка противная. Теперь, наоборот, все они казались мне необыкновенно милыми, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты. Я сказал ему, что плачу оттого, что мне приснился дурной сон, что maman умерла и ее увозят хоронить. Все это я выдумал потому, что не имел ни малейшего воспоминания о том, что мне приснилось в ту ночь; но когда Карл Иваныч, тронутый моим рассказом, стал меня утешать и успокаивать, мне стало казаться, что я действительно видел этот страшный сон и слезы мои текли теперь совсем по другой причине.
Когда Карл Иваныч ушел от меня и я села в постели и стала натягивать носки на свои ножки, слезы мои немного поутихли, но меня по-прежнему терзали мрачные мысли о придуманном мною сне. Вошел наш слуга Николай. Это был крошечный опрятный человечек, всегда серьезный, правильный и почтительный и большой друг Карла Иваныча.
Он нес нашу одежду и обувь: сапоги для Володи, а мне еще приходилось носить эти ненавистные туфли с ленточками. Мне было бы стыдно плакать в его присутствии. Кроме того, в окна весело лилось утреннее солнышко, и Володя, подшучивая над Марьей Ивановной (гувернанткой нашей сестры), так весело и задорно смеялся, стоя над умывальником, что даже серьезный Николай, стоя с полотенцем на плече, , в одной руке мыло, а в другой тазик, сказал с улыбкой:
“Сойдет, Владимир Петрович, займитесь, пожалуйста, стиркой”.
Я совсем повеселел.
“Ты лысый фертиг?” — послышался из класса голос Карла Иваныча.
Его голос был строгим, в нем больше не было той доброты, которая растрогала меня до слез. Карл Иваныч был в классе совсем другим человеком: он был школьным учителем. Я быстро умылся и оделся и, все еще держа в руке расческу, на ходу приглаживая мокрые волосы, ответил на его зов.
Карл Иваныч, в очках на носу, с книгой в руке, сидел на своем обычном месте между дверью и окном.
Слева от двери две полки: одна наша, детская; другой принадлежал Карлу Иванычу. У нас были всякие книжки – школьные и нешкольные: одни стояли, другие лежали плашмя. Только два больших тома «История путешествий» в красных переплетах степенно стояли, прислонившись к стене; потом длинные, толстые, большие, маленькие – обложки без книг и книги без обложек; там все сдавливалось и запихивалось перед игрой, когда нам велели расправить библиотеку, как громогласно назвал полку Карл Иваныч. Коллекция книг на его собственной полке, хотя и не такая большая, как у нас, была еще более разнородной. Я помню их три: немецкую брошюру о навозе капусты без переплета; один том истории Семилетней войны на пергаменте, который был сожжен на одном углу; и полный курс гидростатики. Карл Иваныч большую часть времени проводил за чтением и даже портил этим себе глаза; но он никогда ничего не читал, кроме этих книг и журнала «Северная пчела».
Среди предметов, лежавших на полке у Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает.
Это был картонный диск, закрепленный на деревянной стойке, в которой диск двигался с помощью маленьких штифтов. На диске была наклеена картинка, изображающая карикатуру на какую-то даму и цирюльника. Карл Иваныч очень хорошо клеил вещи и сам изобрел этот диск, чтобы защитить глаза от сильного света.
Я вижу сейчас перед собой его длинную фигуру в стеганом халате и красной шапке, из-под которого выглядывают редкие седые волосы. Он сидит возле маленького столика, на котором стоит диск с изображением парикмахера, отбрасывающий тень на его лицо; в одной руке он держит книгу, а другой опирается на подлокотник кресла; рядом часы с изображением охотника на циферблате, клетчатый носовой платок, круглая черная табакерка, зеленый футляр для очков и табакерки на подносе. Все это так чинно и аккуратно лежит на своих местах, что из одного этого порядка можно заключить, что у Карла Иваныча совесть чиста и сердце спокойно.
Бывало, когда надоест бегать вниз по салону, прокрадываешься на цыпочках в класс и смотришь – а там Карл Иваныч сидит один в кресле и читает одну из своих любимых книжек, с выражением спокойной серьезности на лице.
Иногда я ловил его на минуты, когда он не читал: его очки съезжали на его большой орлиный нос, его голубые полуприкрытые глаза имели какое-то особенное выражение, а губы грустно улыбались. В комнате было бы тихо; все, что можно было услышать, это его ровное дыхание и тиканье охотничьих часов.
Иногда он меня не замечал, и я стоял у двери и думал. Бедный, бедный старик! Нас много, мы можем играть и нам весело, а он совсем один и никто к нему не добр. Он говорит правду, когда говорит, что он сирота. И его жизнь была так ужасна! Помню, как он говорил Николаю – ужасно быть на его месте! И вам было так жалко его, что вы иногда подходили к нему, брали его за руку и говорили: «Либер Карл Иваныч!» Ему нравилось, когда я ему это говорил. Он всегда ласкал меня, и было видно, что он тронут.
Карты висели на другой стене; все они были почти в клочьях, но искусно склеены Карлом Иванычем. В середине третьей стены была дверь, ведущая вниз, с одной стороны которой висели две линейки: одна, вся забитая, была наша; другой, новенький, принадлежал ему самому и использовался скорее для ободрения, чем для рисования линий.
По другую сторону двери находилась классная доска, на которой ряд кружков обозначал наши основные проступки, а мелкие крестиками. Слева от доски был угол, в котором нас заставили встать на колени.
Как хорошо я помню этот уголок! Я помню заслонку на печке и вентиляционное отверстие в заслонке, а также шум, который она издавала, когда ее поднимали. Иногда ты становился на колени и становился на колени там, в углу, так что у тебя болели колени и спина, и ты думал: Карл Иваныч забыл обо мне. Ему, должно быть, очень приятно сидеть в этом мягком кресле и читать о гидростатике — а как же я? стена; но если слишком большой кусок вдруг с грохотом падал на пол, то, право, один испуг был хуже всякого наказания. А когда оглянешься на Карла Иваныча, так он и сидит с книгой в руках, как будто ничего не замечая.
Посреди комнаты стоял стол, покрытый рваной черной клеенкой, сквозь которую во многих местах виднелись края, все обрезанные перочинными ножами. Вокруг стола стояло несколько табуреток, некрашеных, но отполированных за долгие годы.
В четвертой стене было три окна. Вид из них был таков: прямо под окном была дорога, каждая рытвина, каждый камешек и каждая колея которой были мне давно знакомы и родны; за дорогой была аллея опыленных лип, сквозь которую местами виднелась калитка; за аллеей виднелся луг, с амбаром по одну сторону его и лесом по другую; в глубине леса виднелась хижина егеря. Из окна справа была видна часть террасы, где обычно сидели взрослые перед обедом. Иногда, когда Карл Иваныч исправлял твою диктовку, ты, выглянув туда, мог видеть темную мамину голову и чью-то спину и слышать отдаленные звуки разговоров и смеха. Тогда вы почувствовали бы такое недовольство тем, что не можете быть там, что подумали бы: когда же я когда-нибудь вырасту и у меня не будет больше уроков, и я смогу проводить все свое время, сидя с моими близкими, а не над этими упражнениями? Недовольство переходило в грусть, и вы так озаботились, бог знает отчего и почему, что даже не слышали, когда Карл Иваныч роптал на ваши ошибки.
Карл Иваныч снял халат, надел синий сюртук с подбитыми складками на плечах, поправил перед зеркалом галстук и повел нас вниз – поздороваться с мамой.
II
Maman
Мама сидела в гостиной и наливала чай; одной рукой она держала чайник, другой — кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но хотя она смотрела прямо на него, она не заметила ни его, ни того, что мы вошли.
Так много воспоминаний о прошлом возникает, когда ваше воображение пытается воскресить черты любимого человека, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, вы видите их лишь смутно. Это слезы памяти. Когда я пытаюсь вспомнить Маму, какой она была в то время, я вижу только ее орехово-карие глаза, всегда с тем же выражением доброты и любви в них, родимое пятно на шее чуть ниже того места, где были несколько крошечных кудрявых волосков, ее белый вышитый воротничок и тонкая нежная рука, которая так часто ласкала меня и которую я так часто целовал; но ее общий вид ускользает от меня.
Слева от дивана стояло английское пианино; моя темнокожая сестричка Любочка сидела за роялем, ее розовые пальчики, только что вымытые холодной водой, с заметным трудом пробегали какие-то этюды Клементи.