Фоменко Лариса Леонидовна,
Учитель русского языка и литературы
МБОУ «Красномихайловская СОШ»
Яшалтинского района Республики Калмыкия
Урок литературы в 6 классе
Тема урока: … «Я природой живу и дышу…» И. Северянин. (Родная природа в стихотворениях русских поэтов XIX века).
Цели и задачи: 1) чтение и обсуждение пейзажных стихотворений русских поэтов о природе;
2) показать, что каждый из поэтов находит свои, неповторимые образы для передачи впечатлений и чувств.
Тип урока: изучение нового материала
Вид урока: урок поэтического творчества.
Технология: на групповой основе.
Словарная работа: пейзаж, картина, репродукция
Эпиграф к уроку:
… Я природой живу и дышу,
Вдохновенно и просто пишу,
Растворяясь душой в простоте,
Я живу на земле в красоте!
И. Северянин. «На земле в красоте», 1925г.
Предварительная подготовка к уроку:
За неделю до урока класс разбить на 4 группы по временам года: 1группа – «Зима»; 2 группа – «Весна»; 3 группа – «Лето»; 4 группа – «Осень».
Подготовить каждой команде эмблему и девиз.
Подготовить пословицы, поговорки и загадки о своём времени года.
План и ход урока.
Оргмомент.
Вступительное слово учителя.
Сегодня на уроке мы познакомимся со стихотворениями русских поэтов XIX века, посвящённых природе. Эти стихи относятся к пейзажной лирике. Описать природу можно кистями при помощи красок, как это делают
художники; можно при помощи музыки передать красоту природы, чувства, впечатления человека, бывающего на природе, как это делают композиторы; а также можно художественного слова, как это делают поэты.
Мир природы в стихах русских поэтов несёт высокие нравственные ценности. А каждое поэическое слово предстаёт перед нами как волшебство, и нам хочется снова и снова проникать в его тайны. Эпиграфом к нашему уроку являются слова из стихотворения Игоря Северянина «На земле красоте».
… Я природой живу и дышу,
Вдохновенно и просто пишу,
Растворяясь душой в простоте,
Я живу на земле в красоте!
И. Северянин. «На земле в красоте», 1925г.
Некоторые люди не любят читать поэзию, считая, что, читая стихи, они тратят зря время. По этому поводу очень тонко подметил Н.В. Гоголь, что: «
Объяснение нового материала.
Наш класс разделён на четыре группы по временам года. Каждая группа подготовила к уроку эмблемы и девицы. Сейчас, ребята, представят нам свои команды. Отгадайте загадку и тогда вы поймёте, какая команда вначале будет себя представлять.
Первая команда
Я раскрываю почки Посевы поливаю,
В зелёные листочки Движения полна
Деревья одеваю, Зовут меня …. (Весна)
Вторая команда.
Оно за весною Я соткано из зноя
К нам в гости идёт, Несу тепло с собою.
Немало забот. Я реки согреваю,
Горячие, долгие Купайтесь – приглашаю
Дарит деньки, И любите за это
Чтоб зрели скорей, Вы все меня. Я… (Лето)
На полях колоски. (Лето)
Третья команда.
Несу я урожаи, Деревья раздеваю,
Поля вновь засеваю, Но не касаюсь сосен
Птиц к югу отправляю, И ёлочек. Я … (Осень )
И четвёртая команда.
Тройка, тройка прилетела Снег на полях,
Скакуны в той тройке белы, Лёд на реках,
А в санях сидит девица, Ветер гуляет.
Белокоса, белолица. Когда это бывает? (Зимой)
Как махнула рукавом,
Всё покрылось серебром. (Зима)
– Ребята, а что значит весна в жизни природы и человека? Лето? Осень? Зима?
– Ребята, вы представили свои команды, эмблемы, девизы. А теперь мы проведём конкурс чтецов. По одному учащемуся от каждой команды необходимо прочитать стихотворение наизусть о своём времени года. Ответить на вопрос: «В чём особенность этого стихотворения? Что им хотел сказать и показать автор?»
– Сейчас по одному учащемуся от каждой команды приглашаются за первые столы. Вы будете работать самостоятельно с текстами о своём времени года. Вы должны выписать из данного текста все прилагательные и определить их разряд.
– Ребята, с незапамятных времён существуют в нашем языке пословицы и поговорки. Они приучают нас к краткости и простоте речи. Жизнь отбирает для них самые точные слова, шлифует силу мысли. Вы, ребята, должны были подготовить к уроку пословицы и поговорки о своём времени года. Проведём конкурс «Кто больше и лучше знает пословицы и поговорки».
– Вы, ребята, обратили внимание, что на доске и на стендах повешены картины известных художников. Как было сказано в начале урока, природа занимает важное место в творчестве поэтов и художников. Она помогает раскрыть внутренний мир человека, является его пристанищем и прибежищем. Сейчас вы всей группой в течение 5 минут напишите сочинение о природе. Можете использовать репродукции картин.
– Сейчас проведём игру «У кого вторая часть пословицы?» Перед вами листочки, на которых записана только часть пословицы. Вы должны соединить воедино пословицу и прочитать (работают в паре по две команды – «Зима», «Весна» и «Лето», «Осень»).
IV. Закрепление изученного материала.
Ребята, давайте теперь вернёмся к стихотворениям. Стихи классиков позволяют убедиться в том, что природа выступает для поэта как источник вдохновения. У некоторых поэтов в стихотворениях о природе трудно не уловить предпочтения какому-нибудь времени года. У Пушкина любимым временем года была осень. Мы можем вспомнить стихотворение «Осень», где изображение русской природы удивительно верна действительности:
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса…
У Ф.И. Тютчева в стихотворениях о природе проскальзывает мысль, о том, что нужно искать гармонию в природе, ведь в ней должна быть воплощена красота и целесообразность. Показательны в этом отношении его мысли о наличии души и разума в природе: Не то, что мните вы, природа,
Не слепок, не бездушный лик
В ней есть душа, в ней есть свобода
В ней есть любовь, в ней есть язык.
У Тютчева в стихотворениях о природе предпочтение отдаётся весне. И шедевром творчества является стихотворение «Весенние воды», получившее торжественную оценку Н.А. Некрасова: «Сколько жизни, весёлости, весенней свежести в стихах:… Весна идёт, весна идёт,
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперёд! »
– Ребята, а какие стихотворения о природе поэтов XIX века вы подготовили к сегодняшнему уроку. Давайте послушаем выразительное чтение этих стихотворений.
-Итак, тема природы в творчестве поэтов тесно связана с темой родины; восприятие природы поэтом всегда согласуется с его настроением; природа, как вы уже убедились, у русских поэтов одушевлена.
V. Итог урока. Подведение результатов.
Сейчас мы подведём итоги урока. Но в начале я хотела бы вам прочитать стихотворение В. Смирнова:
Есть просто храм,
Есть храм науки,
А есть ещё природы храм-
С лесами, тянущими руки
Навстречу солнцу и ветрам.
Он свят в любое время суток,
Открыт для нас в жару и стынь,
Входи сюда,
Будь сердцем чуток,
Не оскверняй его святынь.
– Я думаю, что сегодняшний урок принесёт хоть какую-нибудь пользу. Что вы будете бережней относится к природе.
к уроку литературы
«Родная природа в стихотворениях
русских поэтов XIX века»
Зима. Иван Захарович Суриков.
Белый снег, пушистый
В воздухе кружится
И на землю тихо
Падает, ложится.
И под утро снегом
Поле забелело,
Точно пеленою
Всё его одело.
Тёмный лес что шапкой
Принакрылся чудной
И заснул под нею
Крепко, непробудно.
Снежинка. Константин Дмитриевич Бальмонт
Светло-пушистая, Под ветром веющим
Снежинка белая, Дрожит, взметается,
Какая чистая, Н нём, лелеющем,
Какая смелая! Светло качается.
Дорогой бурною Его качелями
Легко проносится, Она утешена,
Не в высь лазурную, С его метелями
На землю просится. Крутится бешено.
Лазурь чудесную Но вот кончается
Она покинула, Дорога дальняя.
Себя в безвестную Земли касается
Страну низринула. Звезда кристальная.
В лучах блистающих Лежит пушистая,
Скользит, умелая, Снежинка смелая.
Средь хлопьев тающих Какая чистая,
Сохранно-белая. Какая белая!
Первый снег. Иван Алексеевич Бунин
Зимним холодом пахнуло И сегодня на широкой
Первым снегом понесло. Белой скатертью полей
Ярким пурпуром зажглися Мы простились с запоздалой
Перед закатом небеса. Вереницею гусей.
Ночью буря бушевала,
А с рассветом на село,
На пруды, на сад пустынный
Первым снегом понесло.
Награждается учени__ 6 класса МБОУ «Красномихайловская средняя школа» Яшалтинского района Республики Калмыкия ______________________, участник команды __________________, показавш___ лучшие знания по теме «Родная природа в стихотворениях русских поэтов XIX века».
Директор школы: БулановаЛ.Г.
Учитель литературы: Фоменко Л.Л.
Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура. РФ»
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: [email protected]
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all. culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Как предложить событие в «Афишу» портала?
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Если вопросы остались — напишите нам.
«Ни насыщение, ни голод и ничто другое не хорошо, если преступить меру природы»
«Лечит болезни врач, но излечивает природа»
Гиппократ (род. около 460 года до н. э) – древнегреческий врач
«Главная склонность человека направлена на то, что соответствует природе»
«Ежедневно сама природа напоминает нам, в сколь немногих, в сколь малых вещах она нуждается»
«Земля никогда не возвращает без излишка то, что получила»
«Нет ничего более изобретательного, чем природа»
Цицерон Марк Ту́ллий – древнеримский политик и философ
«Природа всегда имела больше силы, чем воспитания»
Вольтер (1694 -1778) – французский писатель, философ, историк
«Природа покоряется лишь тому, кто сам подчиняется ей»
«Природу побеждают, только повинуясь ее законам»
Бэкон, Френсис (1561 – 1626) – английский философ
«Природа всегда возьмет свое»
«Есть у природы и мука, и мякина, и гнусное, и прелестное»
«Природа-мать мудра, да сын безмозглый. »
Шекспир Уильям (1564 – 1616)- английский поэт, драматург
«Природа так обо всем позаботилась, что повсюду ты находишь чему учиться»
«В природе все мудро продумано и устроено, всяк должен заниматься своим делом, и в этой мудрости — высшая справедливость жизни»
Леонардо да Винчи (1452-1519)- итальянский художник (живописец, скульптор, архитектор)
«Природой брак не предусмотрен»
Наполеон Бонапарт (1769-1821) – великий полководец и государственный деятель, император французов в 1804 – 1815 гг.
«Познать природу родного края можно либо своими глазами, либо с помощью книги»
Ломоносов Михаил Васильевич (1711-1765) – русский учёный-естествоиспытатель, поэт, историк
«Природа сказала женщине: будь прекрасной, если можешь, мудрой, если хочешь, но благоразумной ты должна быть непременно»
Бомарше Пьер (1739-1799) – французский драматург, публицист
«Как великий художник, природа умеет и с небольшими средствами достигать великих эффектов»
Гейне Генрих (1797 – 1856)-немецкий поэт, публицист, критик
«Природа – творец всех творцов»
«Природа не имеет органов речи, но создает языки и сердца, при посредстве которых говорит и чувствует»
«Природа – единственная книга, на всех своих страницах заключающая глубокое содержание»
«Природа всегда права; ошибки же и заблуждения исходят от людей»
«Пьесы природы всегда новы, потому что каждый раз появляются новые зрители»
«Бог прощает и люди прощают. Природа не прощает никогда»
Гёте Иоганн Вольфганг (1749-1832)- немецкий поэт, мыслитель и естествоиспытатель
«Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми: все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какою была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять»
Лермонтов Михаил Юрьевич (1814-1841) – русский поэт
«Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик –
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…»
Тютчев Федор Иванович (1803 -1873)- русский поэт
«Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами. Одна природа делает великое даром»
«Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся, в него впадают, как в океан»
«В природе ничто не возникает мгновенно и ничто не появляется в свет в совершенно готовом виде»
Герцен Александр Иванович (1812-1870) – русский писатель, публицист, философ
«Болезнь есть целебное средство самой природы с целью устранить расстройство в организме; следовательно, лекарство приходит лишь на помощь целительной силе природы»
Шопенгауэр Артур (1788 -1860) – немецкий философ
«Великая книга природы открыта перед всеми, и в этой великой книге до сих пор… прочтены только первые страницы»
Писарев Дмитрий Иванович (1840 – 1868) – литературный критик, публицист
«Бог хитёр, но не злонамерен. Природа скрывает свои секреты за счёт присущей ей высоты, а не путём уловок»
«Радость видеть и понимать есть самый прекрасный дар природы»
Эйнштейн Альберт (1879 – 1955) – физик-теоретик, один из основателей современной теоретической физики…
«Природа никогда не ошибается; если она порождает дурака, значит, она этого хочет»
Шоу Генри (1818 – 1885) – американский писатель
«Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее – наша задача»
Мичурин Иван Владимирович (1855 – 1935) – биолог, селекционер
«Предзнаменований не существует. Природа не посылает нам вестников – для этого она слишком мудра или слишком безжалостна»
«Природа – отнюдь не выпестовавшая нас мать. Она есть наша творение».
«Если природа – это материя, стремящаяся стать душой, то искусство – это душа, выражающая себя в материальном»
«Главное назначение природы, видимо, в том, чтобы иллюстрировать строки поэтов»
Уайльд Оскар (1854-1900)- английский философ, эстет, писатель, поэт ирландского происхождения.
«Человечество на Земле и окружающая его живая и неживая природа составляют нечто единое, живущее по общим законам природы»
«Человек совершил огромную ошибку, когда возомнил, что может отделить себя от природы и не считаться с её законами»
Вернадский Владимир Иванович (1863-1945) – русский учёный, естествоиспытатель, основатель геохимии, биогеохимии, радиогеологии, общественный деятель.
«Первая и несомненная обязанность человека есть участие в борьбе с природой за свою жизнь и жизнь других людей»
Толстой Лев Николаевич (1828-1910) – русский писатель
«Соприкосновение с природой есть самое последнее слово всякого прогресса, науки, рассудка, здравого смысла, вкуса и отличной манеры»
Достоевский Федор Михайлович (1821-1881) – русский писатель
«Любовь к родной стране начинается с любви к природе»
«Понимание природы, гуманное, бережное отношение к ней – один из элементов нравственности, частица мировоззрения»
Паустовский Константин Георгиевич (1892-1968) – русский писатель.
«Все мы рано или поздно приходим к выводу, что если в природе и есть что-то естественное и рациональное, то придумали это мы сами»
«Природа чудовищно несправедлива. Талант — тому свидетельство»
Хаксли Олдос (1894-1963) – английский писатель
«Человек, не будучи одеян благодетельною природою, получил свыше дар портного искусства»
«Человек! Возведи взор свой от земли к небу, — какой, удивления достойный, является там порядок!»
«Ветер есть дыхание природы»
Козьма Прутков – коллективный псевдоним Алексея Толстого и братьев Алексея, Владимира и Александра Жемчужниковы
«Экология стала самым громким словом на земле, громче войны и стихии. Оно характеризует собой одно и то же понятие вселенской беды, никогда прежде не существовавшей перед человечеством»
Распутин Валентин Григорьевич (р. 1937) – российский писатель
«Быть может, Бог и сотворил пустыню для того, чтобы человек улыбался деревьям»
Коэльо Пауло (р. 1947) – бразильский прозаик, поэт
«Бывают дни – почти как близнецы, только погода разная»
Мураками Харуки ( р. 1949) – японский писатель и переводчик
«В экологии есть два раздела: экология биологическая и экология культурная или нравственная. Убить человека биологически может несоблюдение законов биологической экологии, убить человека нравственно может несоблюдение экологии культурной. И нет между ними пропасти, как нет чётко обозначенной границы между природой и культурой»
Лихачёв Дмитрий Сергеевич (1906-1999) – филолог, литературовед, историк, публицист
“Ничто в природе бесполезно, даже сама бесполезность.“
Мишель Монтень
“В природе нет ни воздаяний, ни наказаний, — а только последствия.“
Роберт Ингерсолл
“Грош цена вашей физике, если она застилает от вас все остальное: шорох леса, краски заката, звон рифм. Это какая-то усеченная физика, если хотите – выхолощенная. Я, например, в нее не верю… Любая замкнутость прежде всего свидетельствует об ограниченности. Физик, не воспринимающий поэзии, искусства, — плохой физик.“
Л.Д. Ландау
“Я природой живу и дышу,
Вдохновенно и просто пишу,
Растворяясь душой в простоте,
Я живу на земле в красоте.”
И. Северянин
С тех пор как человек пахать обрел уменье,
Украсить дом и двор он ощутил стремление
И стал вокруг себя сажать для красоты
По вкусу своему деревья и цветы.
Жак Делиль
Осень – это вторая весна, когда каждый листок – это цветок.
Альбер Камю
Стихи Сологуба интересны своей самобытностью и необычно легким, воздушным и легким слогом. Биография писателя полна его творческими исканиями и переживаниями, которые находят отражение в стихах: они легки и читаются на одном дыхании. Основная тематика стихотворений — это свойственные символизму и декадансу темы грусти, страдания, существования без смысла и цели жизни.
Мистические темы влияния на жизнь высших сил прослеживаются в стихотворениях «Чертовы качели» и «Одноглазое лихо». Также слабость человека, его бессилие перед жизненными препятствиями, размышления о смысле жизни проходят через всю поэзию Сологуба.
Лирический герой поэзии Сологуба — это во многом маленький человек Гоголя, Пушкина, Достоевского и Чехова. В его поэзии легко находимы истеричная бедность, извечный страх перед жизнью, любовь-ненависть, собственная малость, униженность, скорбность.
Мрачная жизнь со всех сторон обступает провинциального мечтателя. Ощущение тяжести и беспросветности жизни — «больные дни», «босоногость», «неотвязная нужда», «бесцветное житьё» — в конце концов преображается в стихотворениях конца 80-х гг. в полуфольклорные фантастические видения — «лихо неминучее», «злую мару» (это славянская ведьма, высасывающая по ночам кровь у спящих). Появляются мотивы смерти, но это не переход в лучший мир, а желание спрятаться, скрыться от этого мира.
На этой странице собраны лучшие стихотворения о природе, о войне, о революции, о Боге и вере, о Родине и России. Короткие и длинные, они привлекают внимание тем, что заставляют думать и размышлять: о себе, о жизни, о судьбе людей.
Инаугурационный поэт Ричард Бланко с консультантом по поэзии Наташей Третви в Поэтическом зале библиотеки.
В преддверии своего выступления на второй инаугурации президента Барака Обамы биография Ричарда Бланко – первого открытого гея и первого латиноамериканского инаугурационного поэта – была в центре внимания средств массовой информации. Однако в прошлый понедельник Бланко, наконец, получил возможность позволить своим стихам занять центральное место. Инаугурационная поэма Бланко «One Today» была и остается праздником общего американского опыта, опытом, который стал возможным не вопреки, а благодаря разнообразию нашей индивидуальной истории и культурного происхождения.
Бланко, как и всем первым поэтам, стояла настоящая задача: написать вступительное стихотворение, которое не только соответствует требованиям случая, но и само по себе стоит. Любое вступительное стихотворение должно иметь форму, тон и уровень дикции, подходящие для потребления миллионами американцев, а также одинаково позитивный взгляд на нацию, тщательно избегающий явной и скрытой критики в адрес нашего правительства. Учитывая эти ограничения (не говоря уже о жестких временных ограничениях на написание стихотворения), Бланко превосходно справляется с задачей.
В течение девяти строф (69 строк) «One Today» предлагает захватывающий вид на Америку в течение одного дня, от восхода до заката. Первая строфа связывает географически разные районы страны через изображение восходящего солнца:
Одно солнце взошло сегодня над нами, зажглось над нашими берегами,
выглянуло из-за Смоки, приветствовало лица
Великих озер, распространило простую истину
на Великих равнинах, затем устремилось через Скалистые горы.
Один свет, пробуждающий крыши, под каждой, история
, рассказанная нашими безмолвными жестами, движущимися за окнами.
У каждого из нас, просыпающихся под «одним светом», есть рассказ, набор повседневных дел и переживаний, которые составляют основу второй строфы:
Мое лицо, твое лицо, миллионы лиц в утренних зеркалах,
каждое зевает к жизни, переходя в наши дни:
желтых школьных автобусов, ритм светофора,
фруктовых лавок: яблоки, лаймы и апельсины выстроенные как радуги
просят нас похвалы. Серебряные грузовики с маслом или бумагой –
кирпичей или молока, кишащих по шоссе рядом с нами,
на нашем пути, чтобы убрать столы, прочитать бухгалтерские книги или спасти жизни –
, чтобы преподавать геометрию или покупать продукты, как моя мама сделала
за двадцать лет, чтобы я мог написать это стихотворение.
В последних строках этой строфы, которая для меня мягко перекликается с каталогом голосов американских рабочих Уолта Уитмена в «Я слышу, как Америка поет», Бланко связывает свою собственную историю – многие годы своей матери, работающей в продуктовом магазине, – с рутинной рутиной. история миллионов других американцев, которые ходят в школу, ходят на работу и жертвуют ради своих семей.
Бланко продолжает мотив «одного света», наполняя наш опыт в третьей строфе, используя его, чтобы осветить коллективные надежды и печали страны через исторические ссылки на Мартина Лютера Кинга-младшего., и недавняя стрельба в Ньютауне:
Все мы столь же жизненно важны, как тот свет, через который мы движемся,
тот же свет на классных досках с уроками на день:
уравнений, которые нужно решить, история к вопросу или воображаемые атомы,
«У меня есть мечта», которую мы сохраняем сновидения,
или невозможный словарь печали, который не объяснит
пустые парты двадцати детей, отмеченных как отсутствующие
сегодня и навсегда. Много молитв, но один свет
, дышащий цветом в витражи,
жизнь на лицах бронзовых статуй, тепло
на ступеньках наших музеев и скамейки в парке
, когда матери смотрят, как дети скользят в день.
Управляющий образ Бланко в следующей строфе смещается с «один свет» на «один фон», и вместе с этим происходит тонкий сдвиг фокуса на более осязаемые действия, действия, связанные с работой рук:
Одна земля. Наша земля, укоренившая нас до каждого стебля
кукурузы, каждой посеянной потом пшеницы
и рук, рук, собирающих уголь или сажающих ветряные мельницы
в пустынях и вершинах холмов, которые согревают нас, руки
роют траншеи, прокладывают трубы и кабели, руки
так же изношена, как и резка сахарного тростника моего отца
, чтобы у нас с братом были книги и обувь.
Упоминая о жертвах своего отца, Бланко снова вплетает историю своей семьи в общую ткань американского опыта.
В следующих двух строфах стихотворение смещает акцент с тактильного («одна земля») на слух («один ветер»):
Пыль ферм и пустынь, городов и равнин,
смешанная одним ветром – нашим дыханием. Дышать. Слушайте
сквозь великолепный дневной шум гудящих такси,
автобусов, спускающихся по проспектам, симфонию
шагов, гитар и визга метро,
неожиданную певчую птицу на вашей веревке одежды.Слушайте: скрипящие качели на детской площадке, свист поездов,
или шепот за столиками в кафе, Слушайте: двери, которые мы открываем
друг для друга весь день, говоря: привет | шалом,
buon giorno | howdy | namaste | или buenos días
на языке, которому меня научила моя мать, – на всех языках
, произнесенных в один ветер, неся наши жизни
без предубеждений, когда эти слова срываются с моих уст.
Не только один свет, но и «один ветер» – дыхание, которое одновременно формирует и передает наши слова друг другу, – объединяет нас как людей.Наше языковое и культурное разнообразие не столько подчеркивает непреодолимые различия, сколько демонстрирует нашу более глубокую близость.
Первые строки следующей строфы предлагают возвращение к естественным ландшафтам, описанным в первой строфе:
Одно небо: с тех пор как Аппалачи и Сьерры заявили
г. о своем величии, а Миссисипи и Колорадо проложили
г. свой путь к морю.
Остальная часть строфы включает окончательный список продуктов нашего труда, прежде чем предложить более усиленный образ решимости американцев, символизируемый Башней Свободы:
Спасибо за дело наших рук:
плетение мостов из стали, вовремя завершение еще одного отчета
для босса, зашивание еще одной раны
или униформы, первый мазок кисти на портрете,
или последний этаж Башни Свободы
, выступающий в небо, уступающий нашей стойкости.
Образ «одного неба» повторяется в следующей строфе, в которой наши глаза и мысли поднимаются от физических проблем к более личным, эмоциональным размышлениям:
Одно небо, на которое мы иногда поднимаем глаза
Устали от работы: в некоторые дни мы гадаем о погоде
своей жизни, в некоторые дни благодарили за любовь
, которая тебя любит, иногда хвалят мать
, которая умела дать, или простить отца
, который не мог дать то, что вы хотели.
В заключительной строфе стихотворение завершило свое движение от восхода до захода солнца. Наступил вечер, и луна и звезды стали символами общего американского опыта:
Мы направляемся домой: сквозь блеск дождя или вес
снега, или сливовый румянец сумерек, но всегда – домой,
всегда под одним небом, нашим небом. И всегда одна луна
, как тихий барабан, стучит по каждой крыше
и каждому окну одной страны – всех нас –
обращенных к звездам
надежды – новое созвездие
ждет, когда мы нанесем его на карту,
ждет, когда мы назовем его это – вместе
«Один» мотив поэмы («одно солнце»; «один свет»; «одна земля», «один ветер»; «одно небо») находит окончательное выражение и разрешение в образе «одной страны», народы которой объединены надеждой, когда мы движемся в будущее.Мне он предлагает подходящее заключение и послание для вступительного стихотворения. Не стесняйтесь делиться своими мыслями о стихотворении Бланко в комментариях.
Для получения дополнительной информации о прошлых инаугурации, в том числе об инаугурационной поэме Роберта Фроста «Посвящение», ознакомьтесь с январским / февральским выпуском Библиотеки Конгресса Magazine .
История первых поэтов
Пять поэтов читали или декламировали стихи на инаугурации президента США:
Кроме того, Джеймс Дики прочитал «Сила полей» (текст) на инаугурационном гала-вечере Джимми Картера в Центре Кеннеди 19 января 1977 года.
«Танатопсис» был написан около 1813 года, когда Брайант был очень молодым человеком, около девятнадцати лет. Это его самое известное и живое стихотворение, которое часто цитируется за его умелое изображение и размышления о смерти.Синтаксис, образы и дикция работают вместе, чтобы описать смерть ясным и понятным образом.
На протяжении всего стихотворения Брайант рассматривает смерть как самую важную тему, но другие включают природу, единство и мир. Название «Танатопсис» означает «размышление о смерти». Слово происходит от греческого «танатос», что означает «смерть», и «опсис», что означает «взгляд» или «взгляд».
На протяжении всего этого довольно длинного стихотворения спикер Брайанта обращается напрямую к слушателю, который исповедует страх смерти. Он тратит время на описание долгой истории смерти и многих мудрых и важных мужчин и женщин, которые уже живут там. Вы, говорит спикер, будете отдыхать рядом с ними в мире с миром. Земля, которая когда-то питала вас, вернет ваше тело. Оратор объясняет, что мир мертвых значительно превосходит мир живых и что лучше жить, принимая смерть, чем сражаться с ней.Это единственный способ хорошо войти в смерть.
Темы в «Танатопсис» ясны из первых нескольких строк. Поэт интересуется, во-первых, исследованием смерти, а во-вторых, природы, духовности и единства человеческого бытия. Последнее, связь, которую мы все разделяем в силу нашей общей человечности, просматривается через использование поэтом повествовательной перспективы от второго лица. Он обращается к слушателю «ты», «твой» или «ты».Это вводит читателя в стихотворение, позволяя им рассмотреть свои собственные взгляды на смерть и помещая себя в почву для заботы и рядом с похороненными королями и мудрыми людьми.
Смерть объединяет, как и природа. Он присутствует на протяжении всей жизни, питая и лелея человечество. Но когда наступает время умереть, тело возвращается на землю, а корни и почва забирают то, что им принадлежало все время. Поэт излагает оптимистичный и воодушевляющий образ мыслей о смерти.Тон стихотворения меняется по мере того, как говорящий все глубже погружается в свои представления о смерти и чего от нее следует ожидать. Поначалу это что-то угрожающее – с чем нужно бороться. Но, в конце концов, смерть изображается как нечто мирное, как место, куда попадают все люди.
« Thanatopsis» Уильяма Каллена Брайанта – это стихотворение из восьмидесяти двух строк, которое содержится в одной строфе текста. Строки не следуют определенному шаблону рифмы, но есть множество примеров пустого стиха или ямбического пентаметра без рифмы.Это означает, что рассматриваемые строки содержат пять наборов по две доли, первая из которых безударная, а вторая – с ударной. Прекрасный пример пентаметра ямба появляется в первой строке стихотворения. Это начинает стихотворение ровным, хорошо построенным образом, давая понять читателю, что это шаблон, которому будет следовать большинство строк.
Хотя эта структура сохраняется на протяжении всего стихотворения, но есть несколько моментов, когда ямбы становятся хореями.Ударный слог является первым, а безударный – вторым. Хороший пример этого можно увидеть в строке тридцать.
Брайант использует несколько литературных приемов в «Танатопсис». Они включают, но не ограничиваются ими, примеры аллитерации, смещения, цезуры и сравнения. Когда кто-то рассматривает структуру, которую принимает это стихотворение, очень важно взглянуть на примеры enjambment и caesura.Первое, enjambment, происходит, когда одна строка переходит в следующую без знаков препинания. Переход между второй и третьей строками стихотворения – хороший тому пример.
Цезура видна, когда строки разделены знаками препинания, что создает паузы в середине строк. Например, третья строка гласит: «Другой язык; для его веселых часов »или двадцать третья строка:« Твой образ. Земля, которая тебя кормила, потребует ».
Аллитерация – это обычное средство, используемое в стихотворениях для усиления рифмы и даже рифмы, присутствующей в строках.Например, «радость» и «скользит» в четвертой и пятой строках, а также «Бичевалый», «поддержанный» и «успокаивающий» в строке семьдесят девятой.
Сравнения также разбросаны по всему «Танатопсис» . Хороший пример можно найти в следующих строках: «Последнего горького часа пришла, как упадок, / над твоим духом». Здесь говорящий сравнивает мысли о смерти с болезнью, поражающей дух.
Тому, кто в любви к природе держит
Общение с ее видимыми формами, она говорит
Другой язык; для его веселых часов
У нее радостный голос и улыбка
И красноречие красоты, и она скользит
В его более мрачные размышления, с умеренным
И исцеляющее сочувствие, крадущее
Их резкость, прежде чем он осознает. Когда мысли
В первых строках «Танатопсис», говорящий начинает описывать связь, которую некоторые, «он», могут иметь с природой. Этот человек переживает свои эмоции, отраженные в окружающем мире. Когда «она» (олицетворенная природа) говорит с ним «голосом радости». Природа улыбается этому человеку красотой и скользит «в его мрачные размышления».
Имеется в виду способность природы улучшать более счастливые моменты жизни и делать светлее более темные моменты.Она приходит с «исцеляющей симпатией». Она выражает свое понимание того, через что он проходит, и пытается улучшить его настроение. В этом непрерывном воплощении природа изображается как заботливая женщина. Кто-то, например, жена или мать, который будет рядом с этим мужчиной, когда он в них нуждается. Оратор добавляет, что природа приходит и исцеляет этого мужчину до того, как «он осознает», что она вообще есть. Ее присутствие действует доброжелательно и снисходительно.
Из последнего горького часа пришла болезнь
Над духом твоим и печальные образы
О суровой агонии, и саване, и о покрове,
И бездыханная тьма, и дом тесный,
Сделай так, чтобы ты содрогнулся и почувствовал тошноту в сердце; –
Идите вперед под открытым небом и перечислите
К учениям Природы, а отовсюду –
Земля и ее воды и воздушные глубины –
Приходит тихий голос –
Восьмая строка «Thanatopsis» разделена посередине. «Когда мысли» начинают новое предложение, которое затем вставляется в девятую строку. Теперь оратор подводит стихотворение к его главной теме – смерти. Он описывает, как этот человек временами думает о «горьком часе» смерти. Это происходит «как упадок сил» (хороший пример сравнения) на его «дух». Мысли о смерти поглощают этого человека. Это действует как болезнь, вызывая у этого человека болезнь. Они подробно останавливаются на неизбежном.
Следующие строки содержат примеры изображений, которые касаются различных смыслов.Он думает о «бездыханной тьме» смерти и погребения, а также о «саване», который окутает его тело и будет «болеть на сердце». Эти темные, вызывающие клаустрофобию образы легко доступны из-за универсальности смерти.
Спикер дает совет в пятнадцатой строке. Он говорит слушателю перейти к «Учениям Природы» и прислушаться к успокаивающему голосу, который исходит из «вод» и «глубин воздуха».
Еще несколько дней, и тебе
Солнце всевидящее не увидит более
Во всем своем курсе; ни еще в холодной земле,
Где лежала твоя бледная форма со многими слезами,
Ни в объятиях океана, не будет
Образ твой. Земля, которая кормила тебя, потребует
Рост твой, чтобы снова вернуться на землю,
И, потеряв каждый человеческий след, сдавая до
Твое индивидуальное существо, ты пойдешь
Навечно смешиваться со стихиями,
Быть братом бесчувственной скале
И к вялому кому, который грубая сволочь
Оборачивается со своей долей и наступает на нее. Дуб
Отправит корни свои за границу и проткнет твою форму.
Восемнадцатая строка из «Танатопсис» продолжает тему смерти.Эти линии темные, что указывает на отсутствие света после смерти. Солнце больше не будет обнимать «Твой образ» на своем пути по небу. Его свет не проникает в землю, где кто-то похоронен, или в океан. Твое лицо, говорит оратор, навсегда исчезнет для света.
В вашем мире произойдут и другие изменения, – добавляет спикер. «Земля», которая когда-то позволяла слушателю расти и процветать, «потребует / Твой рост» и заберет обратно все, что она давала. В свою очередь, тело слушателя будет использоваться для питания земли.После смерти ваша человечность будет потеряна. «Каждый человеческий след» исчезнет, и это «Индивидуальное существо» будет поглощено элементами земли.
Темнота затерянной для света улучшена в следующих строках. Не все так плохо. После смерти вы будете «братом скалы» и «вялым комом» или комками земли, которые перевернуты фермерами. Слушатель ощутит новое единство с природой. Не все это красиво, но естественно и неизбежно.Один из лучших примеров персонификации – это строки тридцать и тридцать первая, когда говорящий описывает, как «дуб» «пошлет» свои корни вверх, чтобы «пронзить» ваше тело после смерти.
Но не к твоему вечному покою
Ты уйдешь один, и ты не мог пожелать
Диван пышнее. Ты должен лечь
С патриархами младенческого мира – с королями,
Сильные земли – мудрые, добрые,
Прекрасные формы и седые провидцы прошлых веков,
Все в одном могильном гробе. Холмы
Скалистые ребра и древние, как солнце, – долины
.Растяжка в задумчивой тишине между;
Древние леса – текучие реки
В величии, и ручьи жалобы
Зеленеют луга; и, облит все вокруг,
Серые и меланхоличные отходы Старого океана, –
Только торжественные украшения все
Великой гробницы человека. Золотое солнце,
Говорящий говорит слушателю, что, хотя они движутся к смерти, где они потеряют свою человечность, а их тело разложится до земли, они не будут одиноки.С вами будет «великолепный» набор смертных фигур. «Патриархи» прошлых веков, короли и «Сила земли» будут приветствовать вас. Все они будут жить в одной «могиле могилы» или могиле.
Также оптимистично, оратор описывает в этих строках «Танатопсис» , насколько важна и прекрасна эта человеческая гробница. Все остальное только украшение.
Планеты, все бесконечное воинство небесное,
Сияют печальные обители смерти,
Через века. Все, что протектор
Земной шар – лишь горстка племен
Этот сон в его груди. – Взять крылья.
Утра, пронзите пустыню Баркан,
Или потеряйся в сплошном лесу
Где катится Орегон и не слышит звука,
Спасите его собственные рывки – а мертвые там:
И миллионы в этих уединении с первых
Начался полет лет, заложили их
В своем последнем сне – мертвые правят там одни.
Спикер продолжает напоминать читателю, что мир тьмы, в который им предстоит войти, не такой темный или одинокий, как можно было бы ожидать. Человечество похоронено в земле целые века, гораздо больше, чем когда-либо ходило по земле. Они «дремлют» на «недрах» земли, очень приятный образ. Мертвые правят этим миром, который простирается над всем миром. Мертвые – это все, кем «вы» хотели бы быть. От дюн пустыни до реки «Орегон». Это мир мертвых, там больше никого нет.
Так отдохнешь, а что, если ты уйдешь
В тишине от живых и без друга
Обрати внимание на твой отъезд? Все, что дышит
Разделит твою судьбу. Гей посмеется
Когда ты уйдешь, торжественный выводок заботы
Продолжай, и каждый по-прежнему будет преследовать
Его любимый фантом; но все это оставит
Их веселье и их занятия, и придут
И застелите себе постель с тобою.Как длинный поезд
Веков ускользают, сыновья человеческие,
Молодежь в зеленой весне жизни, и идущий
В полноте лет, матрона и служанка,
Безмолвный младенец и седой мужчина –
Собираются на твою сторону один за другим,
Тем, кто в свою очередь последует за ними.
Так отдохнешь и ты. В конце концов, говорит спикер, неважно, как, где и когда ты умрешь.Каждого встречает одна и та же судьба, поэтому слушатель не должен беспокоиться о смерти в одиночестве или о том, что его не пропустят. «Все, что дышит / Разделит твою судьбу». Это слова утешения перед лицом непознаваемого.
Когда вы умрете, говорит оратор, счастливые останутся такими же, как и депрессивные. Нет ничего, что могло бы это изменить, и не следует пытаться это сделать. Мир живых наполнен иллюзиями смерти, религиозными объяснениями и прочим.Те, кто наслаждается этими иллюзиями, будут продолжать взаимодействовать с ними, но, в конце концов, они тоже придут и «заправят свою постель с тобой». Со временем все эти люди, от «Младенца безмолвия» до мудрых мужчин и женщин, будут взяты на смерть. Они будут «собраны на твою сторону», как и все остальные после них.
Так живи, что когда придет твой зов присоединиться к
Бесчисленный караван, который движется
В то таинственное царство, где каждый возьмет
Его покои в безмолвных залах смерти,
Не уходи, как ночной карьер-раб,
Бросился в свою темницу, но поддержал и успокоил
Непоколебимым доверием подойди к могиле твоей,
Как тот, кто заворачивает драпировку своего дивана
О нем и ложится приятных снов.
В последних строках «Танатопсис » говорящий говорит слушателю, что вопреки всему, о чем они только что говорили, он должен жить так, чтобы допускать смерть. Вы же не хотите, чтобы это всю жизнь обременяло вас, а затем вы чувствуете себя втянутым туда, как в «темницу». Вы должны быть исполнены верой в то, что вы покоитесь с веками человечества в земле, которая вырастила вас. Если вы действительно так живете, заключает оратор, смерть наступит мирно.Он «завернет» вас как в одеяла и уложит на «приятные сны».
СвязанныеПоэзия – тема поляризующая. Признайтесь, что вам нравятся стихи, и вы, скорее всего, услышите: «О, я не понимаю стихов».
Так не должно быть. Конечно, некоторые стихи представляют собой тернистую, сложную путаницу, требующую от читателя значительного труда для понимания. Но некоторые из них, например, в новой книге Джейн Хиршфилд, Ledger , представляют собой небольшие подарки: кусочки значения, которые скользят мимо ваших поэтических защит и остаются в вашей голове.
Поэты помогут обратить внимание. Они могут смотреть на что-то обычное (дерево) и давать вам слова, чтобы лучше это увидеть, увидеть по-другому, по-новому оценить. Хиршфилд провела долгую и отмеченную наградами карьеру в поэзии, освещая свет, чтобы показать вам, мне, любому читателю что-то новое о себе и мире, в котором мы живем. Ее стихи «настроены на важные вопросы», Ledger ‘s – гласит маркетинговый текст, и я не могу найти лучшего способа сказать это. Она пишет о том, что важно в мире.
Понятно. Возможно, вам не нужно так много света на предмет, с которым может быть трудно справиться, особенно в это напряженное время. Смерть и изменение климата – даже муравьи, цветы и отношения – иногда более комфортно остаются в неведении. Ничего страшного, понимает Хиршфилд. Она раздает ложки по своим предметам (очень немногие стихотворения в книге длиннее страницы, и большинство написано короткими строками) и позволяет читателю глотать и дышать между порциями. И все же, как она сказала в интервью для Национального книжного фестиваля 2015 года в Вашингтоне, округ Колумбия, иногда нам нужно «заставить себя отказаться от общепринятого взгляда на вещи», чтобы увидеть более детальный взгляд. Этот баланс между простым показом вам чего-либо и принуждением вас увидеть что-то по-новому – вот где живет Хиршфилд.
Подход размеренный, спокойный и созерцательный. Хиршфилд учился в Калифорнийском Дзен-центре; она также является опытным переводчиком японской поэзии. Вы можете почувствовать это в ритме ее работы, и вы можете явно увидеть это в использовании ею строф в стиле хайку в своих длинных стихотворениях («9 камешков» – это девять маленьких стихотворений в одном).
Ретроспектива
Никакая фотография или картина не выдержат его –
неподвижность воды
как раз перед тем, как она начинает превращаться в лед.
Трехстрочные хайку – одни из самых простых по виду и самых сложных для написания; возможно, вы встречали их в школе где-то в третьем классе, считая их слоги на пальцах. Японский мастер хайку Басё является предметом электронной книги Хиршфилд « Сердце хайку» в 2011 году, , , , и японское влияние чувствуется во многих ее стихах. Вот оно в дистиллированной и концентрированной форме, снова в серии стихотворений, которые начинаются с одной и той же строчки: «Маленькая душа.«Это особенно заметно в том, как стихи Хиршфилда трактуют мир природы как нечто чудесное и редкое, нечто, о чем нужно заботиться и любить.
Джейн Хиршфилд глубоко думает о словах.
Возьмите слово из заглавного стихотворения: Ledger . Бухгалтерская книга, как показано на обложке, представляет собой книгу со строками на страницах, предназначенную для того, чтобы помочь человеку отслеживать, скажем, приток и отток средств на счете.Это таблица Google, созданная еще до того, как электронные таблицы Google стали реальностью; правила и линии, все на своих местах.
Это еще и пропасть – уступ – на которой стоят читатель, поэт и мир, глядя через край в темную и непознаваемую бездну. Мы все бухгалтеры.
Мой любимый раздел в книге – это серия стихов, которые начинаются со слов «Мое»: «Мое удовлетворение», «Мое достоинство», «Мои очки», вы понимаете. Каждое стихотворение глубоко личное, так как из этого следует, что поэт говорит о «моем», чем бы оно ни было, но каждому удается также быть о ком-либо.В «Мое достоинство» Хиршфилд пишет о возможности старения и смерти:
Мое достоинство, я знаю,
можно было бы отнять у меня легко,
незримо, в один-единственный миг, когда украли.
Заблудший водитель. Заблудшая скала. Блуждающий гнев.
Но слов «старение» и «смерть» нигде нет.
Вот «Мое чудо» целиком:
Это половина градуса по Цельсию.
Я ем дыню
на завтрак.
Я смотрю в овальное окно.
То, что я умею смотреть в овальное окно.
На улице холодно, а на завтрак есть дыня. Это чудо современного мира, достойное удивления, но не обязательно о нем думать. Но зато есть «чудо» в «Как будто слышишь тяжелую мебель, перемещаемую по полу над нами» (также полностью):
По мере того, как вещи становятся редкостью, они попадают в диапазон счета.
Осталось это много амурских тигров,
столько африканских слонов.Триста красноногих цапель.
Мы очищаем мир от его чудо-наклона и меандра
, как будто съедая последние сгоревшие лук и морковь из чугунной сковороды.
Закрыв глаза, чтобы лучше почувствовать вкус обыкновенной сладости.
Опять же, вы едите что-то сладкое, но теперь думаете о вымирании. Ой. Это то, что так хорошо удается Хиршфилду: она дает вам наблюдение за жизнью, как мы все живем, и за личной трагедией, которую влечет за собой жизнь, а затем она скользит по темам планетарного кризиса.Хорошие стихи дают такой удар – твердый кулак в бархатной перчатке.
Заглавное стихотворение Ledger возглавляет шестой и последний раздел книги и объединяет все собрание. В этой бухгалтерской книге записываются некоторые необычные величины – количество строк в романе Пушкина, высота острова – и делается вывод, что измерение – это одновременно и человеческое дело, и не очень полезное занятие.
Где одиннадцать по этой шкале от одного до десяти?
Просите все, что хотите, двадцать пятого часа не дадут.
Измерительные скакуны – вроде головы лося в западном баре –
занесены в каталог исчезающих незавершенных небес.
Это все время, которое мы имеем в мире, – говорит Хиршфилд. Люди записали мир в свою бухгалтерскую книгу, и для чего? Ее скачущие слоги в последней строке – без запятых – в конце, кажется, подталкивают нас к другим стихотворениям в этом заключительном разделе, все из которых так или иначе связаны с тем, что люди сделали и делают с планетой.
Фактам сказали не разглашать
и увезли.
Факты, удивленные тем, что их приняли, умолчали.
Поэтам может сойти с рук все, что угодно, просто исполняя неистовые джазовые руки и заявляя: «Я поэт! Я слежу за своей музой и не могу нести ответственность за то, куда она меня приведет ». Хиршфилд не такой уж поэт. Она ответственно подходит к выбору каждого слова, каждой строчке – продуманному ритму, каждому стихотворению – своей куколке смысла.
И чтобы эти стихи не казались трудными для понимания или не стоили вашего времени, уверяю вас, они доставляют удовольствие.Каждую следующую страницу я ловил себя на мысли: «О, я вижу, что ты там натворил, умница», как будто поэт зашла попить чаю и пристально посмотрела на меня из-за своей чашки. Эту книгу нужно читать от корки до корки, потом наугад, потом снова от корки до корки.
Стихи Хиршфилда не менее богаты тем, что общительны и доступны. Чтобы полюбить эти стихи, необязательно любить поэзию. Для их разблокировки не требуется секретный ключ. Они говорят, и мы все их слышим четко и ясно.
Кристина Джорджина Россетти (1830 – 1894) – одна из самых стойких и любимых викторианских поэтов.Она родилась в Лондоне и была младшей из четырех братьев и сестер в области искусства и литературы, самым известным из которых является поэт и художник-прерафаэлит Данте Габриэль Россетти. Ниже приведены отрывки из стихотворений Кристины Россетти, которые представляют собой небольшой фрагмент ее обширного творчества.
Ее длинное стихотворение «Гоблинский рынок» , пожалуй, самое известное ее произведение. Ее хвалили современники, в том числе Альфред, лорд Теннисон, и некоторые считали ее естественной преемницей Элизабет Барретт Браунинг .
Поэзия Кристины Россетти отражала ее преданность, страсть, задумчивость, а иногда и игривость.
Символизм и лиризм, использованные в ее творчестве, выражают земную любовь и божественное вдохновение. В ее стихах затрагивались темы природы, смерти и сексуальности.
Будучи глубоко религиозной, она черпала вдохновение из Библии и жизней святых. Россетти начал писать стихи в молодом возрасте; к шестнадцати годам она написала более пятидесяти стихотворений.
Россетти много писала на протяжении всей своей жизни, экспериментируя с различными формами, такими как гимны, сонеты и баллады. Вот некоторые из опубликованных сборников ее работ:
См. Анализ поэтических произведений Кристины Россетти по Poem Analysis и Poetry Foundation .Вот стихотворения, которые вы найдете в этом посте:
. . . . . . . . . . .
Приди ко мне в тишине ночи;
Войди в говорящую тишину сна;
Приходи с мягкими округлыми щеками и яркими глазами
Как солнечный свет на ручье;
Вернись в слезах,
О память, надежда, любовь прошедших лет.
О мечта, какая сладкая, слишком сладкая, слишком горько-сладкая,
Чье пробуждение должно было быть в Раю,
Где души, полные любви, пребывают и встречаются;
Где жаждущие жаждущие глаза
Наблюдайте за медленной дверью
Это открытие, впускание, больше не выпускает.
Но приди ко мне во сне, чтобы я мог жить
Сама моя жизнь снова, хотя и холодна в смерти:
Вернись ко мне во сне, чтобы я мог дать
Пульс за пульс, дыхание за дыхание:
Говори тихо, худощаво
Как давно, любовь моя, как давно.
. . . . . . . . . .
Вам также могут понравиться: Goblin Market by Christina Rossetti
. . . . . . . . . .
Вспомни меня, когда я уйду,
Ушел далеко в безмолвную землю;
Когда ты больше не можешь держать меня за руку,
Я не полоборота, но поворачиваюсь, останавливаюсь.
Вспомни меня, когда больше не будет день за днем
Ты рассказываешь мне о нашем будущем, которое ты не планировал:
Вспомни только меня; ты понимаешь
Тогда будет поздно советоваться или молиться.
Но если вы забудете меня на время
А потом вспомните, не горюйте:
Ибо, если тьма и тление оставят
Остаток мыслей, которые когда-то были у меня,
Лучше уж лучше забыть и улыбнуться
Чем это ты должен помнить и грустить.
. . . . . . . . . .
Фата Моргана Голубоглазый фантом задолго до
Смеется и прыгает к солнцу:
Я гоняюсь за свинцом, как свинец,
Я тяжело дышу и бегу.
Разрывает оковы солнечного света:
Поет, прыгая
В колокольчики с мечтательным звуком
Мечтательная песня.
Я смеюсь, он такой бойкий и веселый;
Это так давно, я плачу:
Надеюсь, что когда-нибудь лягу,
Ложись и спать.
. . . . . . . . . .
Крылья развевающиеся Сияние дня растопки,
Сияние заходящего солнца,
Они побуждают мою душу идти своим путем,
И сделали
Со всем, что мы схватываем, трудимся и говорим.
Облако побледнеющих роз,
Исчезающий лук, изгибающий пространство,
Они вызывают мою фантазию к моему савану,
К месту,
Лица покрыты пеленой, головы опущены и склонены.
Страна ужасных звезд,
Блуждающая звезда, чье пламя кратковременно,
Они заставляют меня биться о решетку
Моего горя;
Мое утомительное горе, двойник маршей жизни.
О беспокойное сердце металось взад и вперед,
Так рад бежать, так рад отдохнуть!
Вся слава высокая или низкая,
Восток или запад,
Тускнеет для тебя, кто так хочет идти.;
. . . . . . . . . .
Где речки без солнца плачут
Их волны в бездну,
Она спит очарованным сном:
Не разбуди ее.
Ведомая единственной звездой,
Она пришла издалека
Искать там, где тени
Ее приятный удел.
Она оставила розовое утро,
Она покинула поля кукурузы,
Для сумеречного холода и холода
И источников воды.
Сквозь сон, как сквозь пелену,
Она видит небо бледным,
И слышит соловья
Печально поет.
Отдых, отдых, идеальный отдых
Проливает через лоб и грудь;
Ее лицо обращено к западу,
Пурпурная земля.
Она не видит зерна
Созревание на холмах и равнинах;
Она не чувствует дождя.
На руке.
Покой, покой на веки веков
На моховом берегу;
Покой, покой сердцу
Пока время не остановится:
Сон, который не разбудит никакая боль;
Ночь, в которую не разобьется утро
Пока радость не настигнет
Ее совершенный покой.
.. . . . . . . . .
«Пока я сижу у двери.
Болезненно смотреть вглубь.
Мои глаза плачут от боли.
От печали и греха.
Как дерево, мой грех стоит.
Смерть – это плод, который она принесла.
«Как выросли беседки Эдема»
Без Адама, который их гнул!
Как разлетелись цветы Эдема
Распустив их сладкое дыхание
Без меня, чтобы ухаживать за ними!
Древо жизни было нашим,
Дерево с двенадцатью плодами,
Самое высокое дерево, которое цветет,
Наиболее глубоко укоренившееся:
Я выбрал дерево смерти.
‘Если бы ты сказал мне нет,
Адам, мой брат,
Я мог бы похолодать
Я, но никто другой:
Бог мог бы позволить тебе остаться
В безопасности в нашем саду,
Убрав меня
Без всякого прощения .
«Я, Ева, грустная мать
Из всех, кто должен выжить,
Я, а не другой
Сорвал горький плод, чтобы дать
Мой друг, муж, любовник -;
О бессмысленные глаза, наезжайте;
Кого, кроме меня, горевать? –
Каин убил своего брата:
Из всех, кто должен умереть, мать,
Несчастная Ева! ‘
Так она сидела и плакала,
Так Ева, наша мать,
Где лежала спящая
Убитая своим братом .
Величайший и наименьший
Каждый зверь жалкий
Чтобы услышать ее голос
Забыл свои радости
И отложил свой пир.
Мышь остановилась в шаге
И уронил свой пшеничный стебель;
Могильный скот кивнул головами
Жевал;
Орел закричал.
Со своей облачной станции.
Жаворонки на грядках из тимьяна.
Форбору, чтобы скакать или петь;
Пчелы повисли на крыло;
Ворон, сидящий на высоте
Забыл свой рацион;
Кони в своей скале,
Слабая нация,
Сотрясение сочувственно;
Пересмешник перестал насмехаться;
Огромные верблюды преклонили колени, как будто
В презрении;
Слезы доброго оленя текли;
Болтал задумчивый аист;
Голубь-голоса с умирающим падением
Ворканье запустения
Отвечаю на горе скорбью.
Только змей в пыли
Извиваясь и ползая,
Злобно ухмыльнувшись,
высунув свой язык вилкой.
. . . . . . . . . .
Дурак Я был, чтобы спать в полдень,
И просыпаться, когда ночь холодная
Под неутешительной холодной луной;
Глупец, который слишком рано сорвал мою розу,
Глупец, сорвавший мою лилию.
Мой приусадебный участок не сохранил;
Блеклый и все оставленный,
Я плачу, как никогда не плакал:
О, когда я спал летом,
Теперь я просыпаюсь зимой.
Говори, что хочешь о будущей весне
И солнечно-сладкое завтра:
Стрипп без надежды и все такое,
Больше не смеяться, не больше петь,
Я сижу один с печалью.
. . . . . . . . . .
День рождения Мое сердце как певчая птица
Которое гнездо в воде стреляет;
Мое сердце как яблоня.
Чьи ветви гнутся от плотных плодов;
Мое сердце подобно радужной раковине.
Которая гребет в безмятежном море;
Мое сердце радуется, чем все эти
Потому что моя любовь пришла ко мне.
Подними мне возвышение из шелка и вниз;
Повесьте его красками пурпурной и пурпурной;
Вырежьте на нем голубей и гранатов,
и павлинов с сотней глаз;
Обработать золотом и серебром винограда,
Листом и серебряными лилиями;
Потому что день рождения моей жизни
Настал, моя любовь пришла ко мне.
. . . . . . . . . .
Ушибленная трость, которую он не сломает Приму твою волю действовать и буду,
Ненависть твою и нетерпимость к греху,
По крайней мере твоя воля к любви, которая горит внутри
И жаждет после Меня:
Так сделаю плодовитым, еще благословляющим,
Зародыши и малые начала в сердце твоем,
Потому что твоя воля прилепляется к лучшему.-
Увы, не могу.
Не хочешь, бедняжка? И все же Я получаю
Внутренние невидимые стремления души,
Я направляю их, обращаясь ко Мне; Я контролирую
И очаровываю сердца, пока они не горюют:
Если ты желаешь, это все же сбудется,
Хотя ты действительно хочешь выбрать Мою любовь;
Ибо я имею власть на земле и на небе вверху.
Увы, я не могу желать!
Что, ни выбрать, ни выбрать? и все же
я все еще должен стремиться завоевать тебя и сдерживать:
Для тебя я висел на кресте в боли,
Как же я могу забыть?
Если ты еще не любишь и не ненавидишь,
Не выбираешь и не желаешь, – смирись, оставайся еще
Пока я не проникну в любовь, ненависть, тоску, волю. –
Я не осуждаю.
. . . . . . . . . .
Я встал глубокой ночью
И пошел один к решетке
Искать призрак моей Матери
Где сиял призрачный лунный свет.
Мои друзья терпели поражение один за другим,
Среднего возраста, молодые и старые,
Пока призраки не согревали меня
Чем мои друзья, которые остыли.
Я посмотрел и увидел призраков.
Точечная равнина и холм:
Они стояли в тусклом лунном свете.
Но на земле не было тени;
Они говорили беззвучно.
И они прыгнули беззвучно.
Я звал: «О, моя мама, дорогая» –
Я рыдал: «О, моя Мать,
Сделай для меня одинокую постель
И укрывай ее от ветра:
« Скажи другим, чтобы не приходили »
Чтобы увидеть меня ночью или день;
Но мне не нужно рассказывать своим друзьям
Чтобы держаться подальше ».
Моя Мать подняла глаза,
Они были пустыми и не могли видеть;
Но они держали меня взглядом.
Пока они, казалось, смотрели на меня.
Она открыла рот и заговорила,
Я не слышал ни слова
Пока моя плоть ползла по моим костям
И каждый волос был взбудоражен.
Она знала, что я не слышу
Сообщение, которое она рассказала
Надо ли мне долго ждать
Или скоро должен спать в плесени:
Я видел, как она швыряла свои волосы без теней
И заламывала руки на холоде.
Я пытался уловить ее слова
И она напряглась, чтобы заставить меня услышать,
Но ни звука слов
Не упал на мое напряженное ухо.
От полуночи до петушиного вороны
Я бодрствовал в боли
Пока тонкие призраки становились все тоньше
В грустную ночь на убыль.
От полуночи до петуха
Я наблюдал, пока все не ушли,
Кто-то спал в изменчивом море
А кто-то под дерном и камнем:
Живые потерпели неудачу, а мертвые потерпели неудачу
И я действительно был один.
. . . . . . . . . .
На что способны овечки
Всю ночь напролет?
Прижаться к своей шерстистой матери
Осторожная овца.
Что умеют делать птенцы?
В ночной росе?
Сон под крылом матери.
До нового рассвета.
Если бы в поле или на дереве
Может быть только
Такое теплое мягкое спальное место
Нашел мне!
. . . . . . . . . .
Кристина Россетти страница на Amazon *
. . . . . . . . . .
Когда я умру, моя дорогая,
Не пой мне грустных песен;
Не сажай роз у моей головы,
Ни тенистого кипариса:
Будь зеленой травой надо мной
С дождем и мокрыми каплями росы;
И если хочешь, вспомни,
И если хочешь, забудь.
Я не увижу теней,
Я не почувствую дождя;
Я не услышу соловья
Пой, как от боли:
И сны в сумерках
Не встает и не заходит,
Я, может быть, вспомню,
И, может быть, забуду.
. . . . . . . . . .
* Это партнерская ссылка Amazon. Если продукт приобретается по ссылке, Literary Ladies Guide получает скромную комиссию, которая помогает поддерживать наш сайт и помогает ему продолжать расти!
Горы кажутся огромными в культурном воображении. Они возникают и вспыхивают в наших умах так же, как и в наших пейзажах.
Есть еще много замечательных стихов о горах. Как же могло не быть? Возвышенное величие гор вдохновляло лучшие умы истории, подтверждая изречение Уильяма Блейка: «Великие дела совершаются, когда встречаются люди и горы».
В этих стихотворениях поэты – метафорические альпинисты, борющиеся с непостижимой силой гор, пытающиеся достичь вершины понимания.
«Ах, Тенерифф!»
Эмили Дикинсон
Ах, Тенерифф!
Отступающая гора!
Пурпур веков – пауза для вас –
Закат – отзывается о своем сапфировом полку –
День – бросает вам ее красное прощание!
Неподвижный – одетый в вашу кольчугу изо льда –
Бедро из гранита – и вой – из стали –
Беспечный – в равной степени – из пышности – или на прощание
Ах, Тенерифф!
Стою на коленях – все еще –
Четыре стихотворения Дикинсона посвящены горам, лучшее из которых, «Ah Teneriffe» , черпает вдохновение в горе на Канарских островах. Гора превращается в грозного воина, облаченного в ледяные доспехи, которому подчиняется королевская власть этого мира – «Пурпур веков». Все, что может сделать поэт, – это поклониться в присутствии горы.
Осьминог
Марианна Мур
льда. Обманчиво сдержанный и плоский,
, он находится «в величии и массе»
под морем движущихся снежных дюн;
точки цикламеново-красного и темно-бордового цветов на четко очерченном
псевдоподии
из гнутого стекла – столь необходимое изобретение –
, состоящее из двадцати восьми ледяных полей от пятидесяти до пятисот
футов толщиной,
невообразимой утонченности.
«Собирая барвинки из трещин»
или убивая добычу с концентрической сокрушительной строгостью питона,
он летит вперед «паучьим образом
на руках», вводя в заблуждение, как кружево;
его «призрачная бледность, меняющая цвет
на зеленый металлический оттенок лужи, украшенной звездами анемона».
Так начинается стихотворение Мур из 193 строк Осьминог , самое продолжительное в ее карьере.Как и Дикинсон, олицетворяет гору – в данном случае ледник на вершине горы Рейнир, вокруг которого она когда-то ходила пешком. Однако метафора нестабильна: одноименный осьминог превращается в питона, а затем в паука. К середине стихотворения Ренье превращается в дом древнегреческих богов, гору Олимп.
Важным моментом, отмеченным в стихотворении Мура, является то, что горы – это не отдельные объекты, которые можно отделить от их ландшафта. Они бесконечно сложными способами связаны с животными, которые называют его домом, деревьями, растущими на его холмах, и людьми, которые пытаются взобраться на него.
Под моей рукой и глазом далекие холмы, твое тело
Гэри Снайдер
То, что моя рука следует по твоему телу
Это линия. Поток любви
тепла, света, что мой
глаз сладострастный
лижет
над наблюдением
далеко засыпанные снегом горы Уинта
Это тот поток
силы. что моя рука
изгибается, следуя линии.
«бедро» и «пах»
Где «I»
следит рукой и глазом
за пределом плавания вашего тела.
Как когда видение праздно тянется по холмам
Любить то, чем питается.
конусы и кратеры из мягкого шлака;
-Барабан Хэдли в Pinacate
потребовалось еще десять минут, чтобы посмотреть еще раз-
Скачок силы, разворачивающийся:
влево, вправо-вправо-
Мое сердце билось быстрее, глядя
на заснеженные горы Уинта.
Что «есть» внутри не знаю
но чувствую
тонущий с дыханием
безжалостный толчок, конечно, вниз.
Под этой долгой лаской руки и глаза
«мы» узнаем цветущее горение,
наружу, «снизу».
Снайдер, один из величайших современных американских поэтов, вырос в горах. Он родился и вырос в Орегоне, совершал восхождения в составе местной альпинистской группы Mazamas, а затем провел два сезона в качестве наблюдателя за пожаром в Северных каскадах.Природа и горы – это топливо, которым движет его поэзия.
В этой эротической тоске горы Унитах сливаются с телом возлюбленной поэта. Синтаксис стихотворения запутан до такой степени, что читатель не уверен, где кончается гора и начинается тело любовника.
Зеленая гора
Ли Бай
Вы спрашиваете меня, почему я живу в зеленой горе;
Я улыбаюсь и ничего не отвечаю, потому что мое сердце беззаботно.
Как цветок персика течет вниз по течению и уходит в неизвестность,
У меня есть особый мир, которого нет среди людей.
Ли Бай, легендарный китайский поэт, во многих своих стихах очень эффектно использует горы. Один из его самых известных, называемый по-разному «Зеленая гора» или «В горах», прекрасно передает безмятежное уединение, которое люди находят на горных вершинах.
Ночь на горе
Джордж Стерлинг
Туман поднялся с моря и увенчал его
Темные, нетронутые вершины побережья,
Где бродит голос, в крайних каньонах,
Из полуночных вод ярких и глубоких.
Высоко на каждом гранитном алтаре умирает звук,
Глубоко, как топтание бронированного воинства,
Одинокое, как причитание призрака,
Печально, как диапазон утопленников.
Гора больше не кажется бездушной,
Но скорее как форма древнего страха,
Рождение во тьме и ветрах Хаоса
Среди грохота безбожных небес –
Присутствие притаилось , огромная и суровая,
Перед чьими ногами плачут могучие воды.
Оборотная сторона поэмы Бая « Ночь на горе » Стерлинга отражает недоброжелательность, которой иногда кажутся горы. Трудно найти сердце «беззаботным» во время свирепой горной бури.
Если этот список показывает нам что-нибудь, так это то, что горы охватывают радужный спектр значений. Они красивы и уродливы, мирны и злобны, святы и нечестивы – иногда все сразу. Изменчивая природа гор будет продолжать вдохновлять и вызывать удивление, а также пугать нас.
Даже скромная подборка стихов Эмили Дикинсон показывает, что смерть – ее главный предмет; Фактически, поскольку эта тема связана со многими другими ее проблемами, трудно сказать, сколько ее стихов посвящено смерти. Но более половины из них, по крайней мере частично, и около трети в центре, имеют его.Большинство этих стихов также затрагивают тему религии, хотя она писала о религии, не упоминая о смерти. Других поэтов девятнадцатого века, таких как Китс и Уитмен, тоже преследовала смерть, но их было немного так, как Эмили Дикинсон. Жизнь в маленьком городке Новой Англии во времена Дикинсона была связана с высоким уровнем смертности среди молодежи; в результате в домах часто происходили сцены смерти, и этот фактор способствовал ее озабоченности смертью, а также ее уходу от мира, ее мукам из-за отсутствия романтической любви и ее сомнениям в отношении загробной жизни.Много лет назад интерес Эмили Дикинсон к смерти часто критиковался как болезненный, но в наше время читатели, как правило, впечатляются ее чутким и творческим подходом к этой болезненной теме.
Ее стихи, посвященные смерти и религии, можно разделить на четыре категории: те, которые фокусируются на смерти как возможном исчезновении, те, которые драматизируют вопрос о том, выживет ли душа после смерти, те, которые утверждают твердую веру в бессмертие, и те, которые напрямую касаются заботы Бога о людях. жизни и судьбы.
Очень популярная фраза «Я слышал шум мухи – когда я умер» (465) часто рассматривается как представитель стиля и взглядов Эмили Дикинсон. Первая строка – это самое захватывающее открытие, которое можно себе представить. Описывая момент ее смерти, говорящий дает нам понять, что она уже умерла. В первой строфе тишина комнаты смерти контрастирует с жужжанием мухи, которое слышит умирающий, а напряжение, пронизывающее сцену, сравнивается с паузами во время шторма. Вторая строфа посвящена заинтересованным зрителям, чьи напряженные глаза и собранное дыхание подчеркивают их концентрацию перед лицом священного события: прихода «Короля», который есть смерть.В третьей строфе внимание переключается обратно на говорящего, который наблюдает за собственной смертью со всей силой своих оставшихся чувств. Последнее, что она хотела сделать, – это психологическое событие, а не то, о чем она говорит. Уже отстраняясь от своего окружения, она больше не интересуется материальными благами; вместо этого она оставляет после себя все, что люди могут ценить и помнить. Она готовится вести себя к смерти. Но в последний момент вмешивается жужжащая муха; фраза «а затем» указывает на то, что это случайное событие, как если бы ее смерть никоим образом не прерывала обычный образ жизни. “Голубое жужжание мухи!” является одним из самых известных произведений синестезии в стихотворениях Эмили Дикинсон. Этот образ представляет собой слияние цвета и звука ослабляющими чувствами умирающего. Неуверенность в стремительных движениях мухи соответствует ее душевному состоянию. Полет между светом и ею, кажется, что он одновременно сигнализирует о моменте смерти и представляет мир, из которого она уезжает. Последние две строки показывают смущение глаз говорящей и окон комнаты – психологически острое наблюдение, потому что поломка окон – это ее неудача. собственными глазами, что она не хочет признавать.Она одновременно дистанцирует страх и раскрывает свою непривязанность к жизни.
Критики не согласны с символической мухой, некоторые утверждают, что она символизирует оставленный драгоценный мир, а другие настаивают на том, что она символизирует разложение и разложение, связанное со смертью. Хотя мы отдаем предпочтение первому из них, компромисс возможен. Муха может быть отвратительной, но также может означать жизнеспособность. Синестетическое описание мухи помогает изобразить беспорядочную реальность смерти, события, которое можно надеяться найти более воодушевляющим.Поэма изображает типичную сцену смерти девятнадцатого века, когда зрители изучают умирающее лицо в поисках признаков загробной судьбы души, но в остальном стихотворение, кажется, избегает вопроса о бессмертии.
В «Этот мир – не заключение» (501) Эмили Дикинсон драматизирует конфликт между верой в бессмертие и серьезным сомнением. Ее первые редакторы опустили последние восемь строк стихотворения, искажая его смысл и создавая однообразный вывод. Полное стихотворение можно разделить на две части: первые двенадцать строк и последние восемь строк.Он начинается с решительного утверждения, что есть мир за пределами смерти, который мы не можем видеть, но который мы все еще можем понять интуитивно, как мы делаем музыку. Строки с четвертой по восьмую представляют конфликт. Бессмертие привлекательно, но загадочно. Даже мудрые люди должны пройти через загадку смерти, не зная, куда они идут. Неграмматическое «не» в сочетании с возвышенным словечком «философия» и «проницательность» предполагает раздражительность маленькой девочки. В следующих четырех строках говорящий изо всех сил пытается отстаивать веру.Озадаченные ученые менее достойны восхищения, чем те, кто отстаивал свои убеждения и претерпел смерть, подобную Христовой. Оратор хочет быть похожим на них. Теперь ее вера предстает в виде птицы, ищущей причины верить. Но имеющиеся свидетельства оказываются неуместными, как ветки, и такими же неопределенными, как направления, показанные вращающимся флюгером. Отчаяние птицы, бесцельно ищущей свой путь, аналогично поведению проповедников, чьи жесты и аллилуйя не могут указать путь к вере.Эти последние две строки предполагают, что наркотик, который предлагают эти проповедники, не может успокоить их собственные сомнения в дополнение к сомнениям других.
В «Я знаю, что Он существует» (338) Эмили Дикинсон, как и капитан Ахав Германа Мелвилла в «Моби-Дике », стреляет стрелами гнева против отсутствующего или предающего Бога. Это стихотворение также имеет большое разделение и переходит от утверждения к крайнему сомнению. Однако его общий тон отличается от «Этот мир не Заключение». Последнее стихотворение показывает противоречие между детской борьбой за веру и слишком простой верой обычных верующих, и гнев Эмили Дикинсон, таким образом, направлен против ее собственного недоумения и двуличия религиозных лидеров.Это неистовая сатира, содержащая крик боли. В первом лице «Я знаю, что Он существует» (338) говорящий бросает вызов смерти и обращается к Богу с леденящим кровь гневом. Однако оба стихотворения ироничны. Здесь первая строфа провозглашает твердую веру в существование Бога, хотя она не может ни слышать, ни видеть его. Вторая строфа объясняет, что он остается скрытым, чтобы сделать смерть блаженной засадой, где счастье становится неожиданностью. Намеренно чрезмерная радость и восклицательный знак – признаки зарождающейся иронии.Она описывала приятную игру в прятки, но теперь она ожидает, что игра может оказаться смертельной и что веселье может превратиться в ужас, если взгляд смерти покажется чем-то смертоносным, не приносящим ни Бога, ни бессмертия. Если это окажется так, забавная игра превратится в злую шутку, показывая, что Бог – безжалостный обманщик, который любит наблюдать за глупыми ожиданиями людей. Как только эта драматическая ирония становится видимой, становится очевидным, что первая строфа характеризует редкость Бога и грубость человека иронична.Как злобный обманщик, его редкость – обман, и если человеческое смирение не вознаграждается Богом, это просто знак того, что люди заслуживают того, чтобы их обманули. Ритмы этого стихотворения подражают его задумчивости и тревожному ожиданию. Это настолько близко к богохульству, насколько Эмили Дикинсон когда-либо упоминается в своих стихах о смерти, но это не выражает абсолютного сомнения. Скорее, это увеличивает вероятность того, что Бог не может даровать бессмертие, к которому мы стремимся.
Граница между стихотворениями Эмили Дикинсон, в которых бессмертие мучительно сомневается, и стихами, в которых это всего лишь вопрос, не может быть четко установлена, и она часто балансирует между этими позициями. Например, «Те – тогда умирающие» (1551) прагматично относятся к полезности веры. По всей видимости, написанное за три или четыре года до смерти Эмили Дикинсон, это стихотворение отражает твердую веру начала девятнадцатого века, когда люди были уверены, что смерть привела их по правую руку от Бога. Отсечение этой руки представляет собой жестокую утрату мужской веры. Вторая строфа утверждает, что без веры поведение людей становится поверхностным и мелочным, и в заключение она заявляет, что «ignis fatuus», что по-латыни означает ложный огонь, лучше, чем отсутствие озарения – никакого духовного руководства или морального якоря.В простой прозе идея Эмили Дикинсон кажется немного глупой. Но стихотворение эффективно, потому что оно драматизирует, главным образом через метафоры ампутации и озарения, силу, которая приходит с убеждениями, и противопоставляет ее безвкусному отсутствию достоинства.
Нежно-сатирический портрет мертвой женщины в “Сколько раз качались эти низкие ноги” (187) обходит проблему бессмертия. Как и во многих ее стихотворениях о смерти, образы акцентируют внимание на полной неподвижности мертвых, подчеркивая их удаленность от живых.Центральная сцена – это комната, где тело кладут для погребения, но разум говорящего колеблется взад и вперед во времени. В первой строфе она оглядывается на бремя жизни мертвой домохозяйки, а затем метафорически описывает ее неподвижность. Контраст в ее чувствах – это облегчение от того, что женщина освободилась от своего бремени, и нынешний ужас ее смерти. Во второй строфе говорящая просит своих слушателей или товарищей подойти к трупу и сравнить его прежнюю лихорадочную жизнь с его нынешней прохладой: некогда подвижные пальцы стали каменными.В последней строфе внимание переключается с трупа на комнату, и эмоции говорящего усложняются. Тусклые мухи и пятнистые оконные стекла показывают, что хозяйка уже не может содержать свой дом в чистоте. Мухи предполагают нечистое угнетение смерти, а тусклое солнце – символ ее угасшей жизни. Цитируя бесстрашную паутину, оратор делает вид, что критикует мертвую женщину, начиная с иронии, усиленной намеренно несправедливым обвинением в праздности – как будто домохозяйка осталась мертвой, чтобы избежать работы. В последней строке стихотворения тело находится в могиле; эта последняя деталь добавляет типичный дикинсонский пафос.
«Сейф в их алебастровых покоях» (216) – это похожее, но более сложное стихотворение. После того, как невестка Эмили Дикинсон, Сьюзен, раскритиковала вторую строфу ее первой версии, Эмили Дикинсон написала другую строфу, а позже и еще один ее вариант. Теперь у читателя есть удовольствие (или проблема) решить, какая вторая строфа лучше всего завершает стихотворение, хотя можно сделать составную версию, содержащую все три строфы, что и сделали первые редакторы Эмили Дикинсон.Мы интерпретируем это как стихотворение из трех строф. Как и в случае с «Сколько раз эти низкие ступни качались», его самая поразительная техника – это контраст между неподвижностью мертвых и продолжающейся вокруг них жизнью. Тон, однако, скорее торжественный, чем отчасти игривый, хотя возможны легкие нотки сатиры. Первая строфа представляет собой обобщенное изображение умерших в могилах. Описание твердой белизны алебастровых памятников или мавзолеев начинает стихотворение с акцента на бесчувствии мертвых. День движется над ними, но они спят, не в силах почувствовать мягкость покрытий гробов или твердость погребального камня. Они являются «кроткими членами воскресения» в том смысле, что они пассивно ждут, каким бы ни было их будущее, хотя эта деталь подразумевает, что в конце концов они могут пробудиться на небесах.
В том, что мы будем рассматривать во второй строфе, сцена расширяется до природы, окружающей могильники. Здесь сила и жизнерадостность пчел и птиц подчеркивает неподвижность и глухоту мертвых.Птицы не осознают смерти, и прежняя мудрость мертвых, которая контрастирует с невежественной природой, погибла. В третьей строфе Эмили Дикинсон переносит свою сцену на обширную окружающую вселенную, где планеты величественно проносятся по небу. Прикосновение персонификации в этих строках усиливает контраст между продолжающейся вселенной и арестованными мертвыми. Сбрасывание диадем означает падение королей, а упоминание дожей, правителей средневековой Венеции, добавляет экзотической нотки. Беззвучное падение этих правителей снова напоминает нам о бесчувственности мертвых и заставляет процесс космического времени казаться плавным. Диск (охватывающий широкий зимний пейзаж), на который падает свежий снег, является аналогом этого политического изменения и предполагает, что, хотя такая активность так же неизбежна, как времена года, она не имеет отношения к мертвым. Эта строфа также добавляет пафоса, поскольку подразумевает, что мертвые в равной степени не имеют отношения к миру, от волнения и разнообразия которого они полностью отрезаны.Воскресение больше не упоминалось, и стихотворение заканчивается на ноте тихого трепета.
Конфликт между сомнением и верой вырисовывается в «Последней ночи, в которой она жила» (1100), возможно, самой яркой сцене смерти Эмили Дикинсон. Поэма написана во множественном числе от второго лица, чтобы подчеркнуть физическое присутствие и общие эмоции свидетелей у смертного одра. Прошедшее время показывает, что опыт был завершен, и его детали были тщательно запомнены. То, что ночь смерти обычна, указывает как на то, что мир продолжается, несмотря на смерть, так и на то, что эта постоянная общность перед лицом смерти оскорбительна для наблюдателей.Природа выглядит иначе для свидетелей, потому что им приходится сталкиваться с ее разрушительностью и безразличием. Они видят все с особой остротой, потому что смерть делает мир таинственным и драгоценным. После первых двух строф стихотворение посвящает четыре строфы контрастам между ситуацией и душевным состоянием умирающей женщины и окружающих. Входя и выходя из комнаты смерти в качестве нервной реакции на свое бессилие, наблюдатели начинают возмущаться, что другие могут жить, в то время как эта дорогая женщина должна умереть.Ревность к ней – это не зависть к ее смерти; это ревнивая защита ее права на жизнь. Когда пятая строфа заканчивается, наступает напряженный момент смерти. Гнетущая атмосфера и духовно потрясенные свидетели становятся живо реальными благодаря метафорам «узкое время» и «столкнувшиеся души». В момент смерти умирающая женщина желает умереть – это знак спасения для пуританского разума Новой Англии и контраст с нежеланием наблюдателей позволить ей умереть.
Сравнение тростника, склоняющегося к воде, придает женщине хрупкую красоту и предлагает ей принять естественный процесс.В последней строфе зеваки подходят к трупу, чтобы разложить его, с формальным трепетом и сдержанной нежностью. Сжатые последние две строчки во многом усиливают свой эффект, сдерживая ожидаемое выражение облегчения. Вместо того чтобы вернуться к прежней жизни или подтвердить свою веру в бессмертие христианина, который был готов умереть, они переходят во время досуга, в котором они должны стремиться «регулировать» свои убеждения, то есть стремиться развеять их сомнения. Тонкая ирония «ужасного досуга» высмеивает состояние жизни, предполагая, что мертвому человеку повезло больше, чем живому, потому что теперь он освобожден от всякой борьбы за веру.
«Потому что я не мог остановиться ради смерти» (712) – наиболее антологизированное и обсуждаемое стихотворение Эмили Дикинсон. Он заслуживает такого внимания, хотя трудно сказать, насколько его проблематичный характер способствует этому интересу. Мы кратко резюмируем основные интерпретации до, а не после анализа стихотворения. Некоторые критики считают, что в стихотворении изображена смерть, сопровождающая говорящую женщину в гарантированный рай. Другие считают, что смерть приходит в форме обманщика, возможно, даже насильника, чтобы увести ее к гибели.Третьи думают, что стихотворение оставляет открытым вопрос о ее предназначении. Как и «Я слышал жужжание мухи – когда я умер», это стихотворение приобретает первоначальную силу, заставляя главного героя говорить из-за пределов смерти. Однако здесь смерть во многом предшествовала действию, и ее физические аспекты лишь намекают. Первая строфа представляет собой явно веселый взгляд на мрачный предмет. Смерть добра. Он приезжает на автомобиле, символизирующем уважение или ухаживание, и его сопровождает бессмертие – или, по крайней мере, его обещание.Слово «стоп» может означать «остановиться» для человека, но оно также может означать прекращение повседневной деятельности. Имея в виду этот каламбур, доброту смерти можно рассматривать как иронию, предполагающую его мрачную решимость забрать женщину, несмотря на то, что она занята жизнью. Ее одиночество – или почти одна – со смертью помогает охарактеризовать его как поклонника. Смерть не знает спешки, потому что у нее всегда достаточно силы и времени. Теперь оратор признает, что она отложила в сторону свой труд и досуг; она отказалась от своих притязаний на жизнь и, кажется, довольна своим обменом жизни на вежливость смерти, вежливость, подходящая для жениха, но ироничное качество силы, не нуждающейся в грубости.
Третья строфа создает ощущение движения и разделения живых и мертвых. Дети продолжают жизненные конфликты и игры, которые теперь не имеют отношения к мертвой женщине. Жизненная сила природы, воплощенная в зерне и солнце, также не имеет отношения к ее состоянию; это создает пугающий контраст. Однако в четвертой строфе ее беспокоит отделение от природы и то, что кажется физической угрозой. Она понимает, что солнце проходит мимо них, а не они солнце, предполагая, что она потеряла способность к независимому движению и что время оставляет ее позади. Ее платье и шарф сделаны из хрупких материалов, и влажный вечерний холод, символизирующий холод смерти, нападает на нее. Некоторые критики считают, что она носит белые одежды невесты Христа и движется к целестиальному браку. В пятой строфе тело помещается в могилу, изображение которой в виде вздутия в земле предвещает его погружение. Плоская крыша и низкие опоры крыши усиливают атмосферу растворения и могут символизировать стремительность, с которой забывают о мертвых.
Последняя строфа подразумевает, что карета с водителем и гостем все еще едет. Если с тех пор, как тело было отложено, прошли столетия, тогда душа движется дальше без тела. Этот первый день казался длиннее, чем последующие столетия, потому что во время него она испытала шок смерти. Даже тогда она знала, что целью была вечность, но в стихотворении не говорится, наполнена ли эта вечность чем-то большим, чем пустота, в которой растворяются ее чувства. Эмили Дикинсон может предполагать, что местом назначения женщины будет рай, но в заключении не приводится описание того, на что может быть похоже бессмертие. Присутствие бессмертия в повозке может быть частью шутливой игры или может указывать на какое-то настоящее обещание. Поскольку интерпретация некоторых деталей проблематична, читатели должны решить для себя, какой доминирующий тон стихотворения.
Граница между подходом Эмили Дикинсон к смерти как имеющей неопределенный исход и ее утверждением о бессмертии не может быть четко определена. Эпиграмматика «Суета в доме» (1078) дает более определенное утверждение бессмертия, чем только что рассмотренные стихотворения, но ее тон все еще мрачен.Если бы мы хотели создать повествовательную последовательность из двух стихотворений Эмили Дикинсон о смерти, мы могли бы поместить это после «Последней ночи, в которой она жила». «Суета в доме» на первый взгляд кажется объективным описанием домашнего хозяйства после смерти дорогого человека. Еще только утро, а уже повседневная суета. Слово «суета» подразумевает оживленную занятость, возвращение к нормальности и порядку, нарушенному уходом умирающих. Трудолюбие иронично связано с торжественностью, но вместо того, чтобы высмеивать трудолюбие, Эмили Дикинсон показывает, что такая занятость – это попытка усмирить горе.Вторая строфа представляет собой смелое изменение, в соответствии с которым домашняя деятельность – которая подразумевает, что первая строфа носит физический характер – становится подметанием не дома, а сердца. В отличие от домашних вещей, сердце и любовь не откладываются на время. Их отложили до тех пор, пока мы не присоединимся к мертвым в вечности. Последняя строка подтверждает существование бессмертия, но акцент на расстоянии во времени (для мертвых) также подчеркивает тайну смерти. Это стихотворение, рассматриваемое как утро после «Последней ночи, которую она прожила», изображает повседневную деятельность как ритуализацию борьбы за веру.Такая преемственность также помогает выявить тоскливость «Суета в доме». Некоторые стихотворения Эмили Дикинсон так лаконично иллюстрируют ее смешение банального и возвышенного и ее ловкое чувство повседневной психологии.
«Часы остановились» (287) смешивает домашнее и возвышенное, чтобы передать боль потери дорогих людей, а также указать расстояние между мертвыми и живыми. Поэма представляет собой аллегорию, в которой часы представляют только что умершего человека. Первая строфа противопоставляет важнейшие «часы» некогда живого человека банальным механическим часам.Это готовит нас к гневному замечанию о том, что мужские навыки ничего не могут сделать для возвращения мертвых. Женева – это дом самых известных часовщиков, а также место, где зародилось кальвинистское христианство. Ссылка на марионетку показывает, что это часы с кукушкой с танцующими фигурами. Этот образ марионетки предполагает банальность простого тела в отличие от сбежавшей души. Вторая строфа репетирует процесс умирания. Часы – безделушка, потому что умирающее тело – всего лишь игрушка естественных процессов.Мучительная смерть наступает быстро, и вместо того, чтобы оставаться созданием времени, «человек с часами» входит в безвременное и совершенное царство вечности, символизируемое здесь, как и в других стихотворениях Эмили Дикинсон, к полудню. В третьей строфе спикер стихотворения сардонирует о бессилии врачей и, возможно, министров воскрешать мертвых, а затем со странной отстраненностью обращается к хозяину – другу, родственнику, любовнику – который умоляет мертвых вернуться.
Но все, что осталось от жизненной силы в аспектах мертвого человека, отказывается проявлять себя.Остатки времени, которые включает в себя этот «человек с часами», внезапно расширяются на десятилетия, отделяющие его от живого; эти десятилетия – время между настоящим и смертью продавца, когда он присоединится к «часовому человеку» в вечности. Высокомерие десятилетий принадлежит мертвым, потому что они достигли идеального полудня вечности и могут с презрением смотреть на просто ограниченные интересы.
В раннем стихотворении «Просто погиб, когда спасся!» (160) Эмили Дикинсон выражает радостную уверенность в бессмертии, драматизируя свое сожаление о возвращении к жизни после того, как она – или воображаемый оратор – почти умерла и получила много ярких и захватывающих намеков о мире за пределами смерти. В каждой из первых трех строк говорится о ложной радости спасения от смерти, которая на самом деле желательна. Настоящая радость заключалась в ее кратком контакте с вечностью. Когда она восстанавливает свою жизнь, она слышит, как царство вечности выражает разочарование, потому что оно разделяет ее истинную радость от того, что она почти достигла этого. Вторая строфа раскрывает ее трепет перед царством, которое она обогнула, при этом приключение представлено в метафорах плавания, моря и берега. Как «бледный репортер», она слаба из-за болезни и может дать лишь смутное описание того, что лежит за пределами небесных печатей.В третьей и четвертой строфах она объявляет в молитве нараспев, что, когда в следующий раз она приближается к вечности, она хочет остаться и подробно засвидетельствовать все, что она только мельком увидела. Последние три строчки – это празднование безвременья вечности. Она использует образ тяжеловесных движений огромного количества земного времени, чтобы подчеркнуть, что ее счастливая вечность длится еще дольше – она длится вечно.
«Еще не живые» (1454 г.), возможно, является самым сильным подтверждением бессмертия Эмили Дикинсон, но он не нашел особой поддержки у антологов, вероятно, из-за плотной грамматики.Письмо до крайности эллиптическое, что говорит о почти напряженном трансе говорящего, как если бы она с трудом могла выразить то, что стало для нее самым важным. Первые две строки утверждают, что люди еще не живы, если они не верят, что будут жить во второй раз, то есть после смерти. Следующие две строки превращают наречие «снова» в существительное и заявляют, что понятие бессмертия как «снова» основано на ложном разделении жизни и загробной жизни. Скорее, правда в том, что жизнь – это часть единой непрерывности.Следующие три строки сравнивают смерть со связью между двумя частями одной и той же реальности. Корабль, который ударяется о дно моря при прохождении канала, преодолеет этот краткий этап посадки на мель и войдет в продолжение того же моря. Это море есть сознание, а смерть – всего лишь болезненное колебание, когда мы переходим от одной фазы моря к другой. Последние три строки содержат изображение царства за пределами настоящей жизни как чистого сознания без костюма тела, а слово «диск» предполагает вневременное пространство, а также взаимность между сознанием и всем существованием.
«Behind Me – dips Eternity» (721) стремится к столь же сильному утверждению бессмертия, но он выявляет больше боли, чем «Еще не живые» и, возможно, некоторые сомнения. В первой строфе говорящий оказывается в ловушке жизни между неизмеримое прошлое и неизмеримое будущее. Смерть представлена как тьма раннего утра, которая превратится в свет рая. Вторая строфа прославляет бессмертие как царство безвременья Бога. Вместо того, чтобы прославлять троицу, Эмили Дикинсон сначала настаивает на единстве Бога вечное существо, которое разнообразит себя божественными дубликатами.Этот трудный отрывок, вероятно, означает, что достижение бессмертия каждого человека делает его частью Бога. Фраза «они говорят» и напевная настойчивость первых двух строф предполагают, что человек пытается убедить себя в этих истинах. Боль, выраженная в последней строфе, освещает эту неуверенность. Чудо позади нее – бесконечный простор времени. Чудо перед ней – это обещание воскресения, а чудо между ними – качество ее собственного существа – вероятно, то, что Бог дал ей от Себя, – которое гарантирует, что она будет жить снова.Однако последние три строчки изображают ее жизнь как сущий ад, предположительно полный конфликтов, отрицания и отчуждения. Если это так, мы можем понять, почему она жаждет бессмертной жизни. Но она все еще опасается, что ее нынешняя «полночь» не сулит и не заслуживает того, чтобы ее изменили на небесах. Эти сомнения, конечно, только подтекст. Стихотворение – это прежде всего косвенная молитва о том, чтобы ее надежды могли сбыться.
Трудно найти развивающуюся закономерность в стихах Эмили Дикинсон о смерти, бессмертии и религиозных вопросах.Ясно, что Эмили Дикинсон хотела верить в Бога и бессмертие, и она часто думала, что жизнь и вселенная не будут иметь смысла без них. Возможно, ее вера возросла в среднем и позднем возрасте; конечно, можно цитировать определенные стихи, в том числе «Еще не живые», как признаки внутреннего обращения. Однако серьезные сомнения сохраняются, видимо, до самого конца.
Эмили Дикинсон трактует религиозную веру непосредственно в эпиграмматике «Вера – прекрасное изобретение» (185), четыре строки которой парадоксальным образом утверждают, что вера является приемлемым изобретением, когда она основана на конкретном восприятии, что предполагает, что это просто способ утверждать, что упорядоченные или приятные вещи следуют принципу.Затем она заявляет, что когда мы не видим причин для веры, было бы хорошо иметь инструменты для обнаружения реальных доказательств. Здесь ей трудно поверить в невидимое, хотя многие из ее лучших стихов борются именно за это. Хотя «Утопление не так жалко» (1718) – это стихотворение о смерти, в нем есть своего рода откровенный и саркастический скептицизм, подчеркивающий общую проблему веры. Прямолинейность и интенсивность стихотворения заставляют подозревать, что его основа – личные страдания и страх потери себя, несмотря на то, что оно настаивает на смерти как на главном вызове вере. Первые четыре строки описывают тонущего человека, отчаянно цепляющегося за жизнь. В следующих четырех строках процесс утопления ужасен, и этот ужас частично объясняется страхом перед Богом. Последние четыре строки едко подразумевают, что люди не говорят правду, когда подтверждают свою веру в то, что они увидят Бога и будут счастливы после смерти. Эти строки заставляют Бога казаться жестоким. Нехарактерное отсутствие благотворительности у Эмили Дикинсон предполагает, что она думает о тенденциях человечества в целом, а не о конкретных умирающих людях.
Эмили Дикинсон отправила «Библия – старинный том» (1545 г.) своему двадцатидвухлетнему племяннику Неду, когда он был болен. В то время ей было около пятидесяти двух лет, и осталось жить всего четыре года. Стихотворение могло бы быть менее удивительным, если бы оно было произведением Эмили Дикинсон в ранние годы, хотя, возможно, она вспомнила некоторые из своих собственных реакций на Библию в юности. Первые три строки повторяют стандартные объяснения происхождения Библии как святого учения, а насмешливый тон подразумевает скептицизм. Затем он быстро резюмирует и приучает сцены и персонажей из Библии, как если бы они были повседневными примерами добродетели и греха. Строки с девятой по двенадцатую являются ядром критики, поскольку они выражают гнев против проповеди самоправедных учителей. В заключение она призывает к тому, чтобы литература была более яркой и, по-видимому, с более разнообразным материалом и менее узкими ценностями. Поэма может быть жалобой на пуританское толкование Библии и на пуританский скептицизм в отношении светской литературы.С другой стороны, это может быть просто игривое выражение причудливого и шутливого настроения.
Учитывая разнообразие взглядов и настроений Эмили Дикинсон, легко выбрать доказательства, чтобы «доказать», что она придерживалась определенных взглядов. Но такие шаблоны могут быть догматичными и искажающими. Трудно узнать последние мысли Эмили Дикинсон по многим вопросам. Помня об этой осторожности, мы можем взглянуть на резкую фразу «По-видимому, не удивительно» (1624 г. ), также написанную через несколько лет после смерти Эмили Дикинсон.Цветок здесь может показаться символом просто естественных вещей, но подчеркнутая персонификация подразумевает, что Божий способ причинения вреда скромным цветам напоминает Его обращение с человеком. Счастливый цветок не ожидает удара и не удивляется, когда его ударили, но это только «видимо». Возможно, оно действительно страдает. Образ мороза, обезглавливающего цветок, подразумевает резкую и бездумную жестокость. Олицетворение Фроста как убийцы противоречит представлению о его случайном действии. Природа в облике солнца не замечает жестокости, а Бог, кажется, одобряет естественный процесс.Это означает, что Бог и естественный процесс идентичны, и что они либо безразличны, либо жестоки по отношению к живым существам, включая человека. Тонкости и значения этого стихотворения иллюстрируют трудности, с которыми сталкивается скептический ум, имея дело со вселенной, в которой присутствие Бога нелегко продемонстрировать. Стихотворение странно и великолепно, отстраненно и холодно. Это интересно контрастирует с более личными выражениями сомнений Эмили Дикинсон и ее сильнейшими утверждениями веры.
Но твое вечное лето не исчезнет,
И не потеряешь владения этой прекрасной,
И смерть не хвастается, что ты блуждаешь в своей тени,
Когда в вечных линиях времени ты растешь;
Пока люди могут дышать или глаза могут видеть,
До тех пор, пока это живёт, и это дает тебе жизнь .