Время чтения: 2 мин.
Эту сказку ты прочтёшь
Тихо, тихо, тихо…
Жили-были серый ёж
И его ежиха.
Серый ёж был очень тих
И ежиха тоже.
И ребёнок был у них —
Очень тихий ёжик.
Всей семьей идут гулять
Ночью вдоль дорожек
Ёж-отец, ежиха-мать
И ребёнок-ёжик.
Вдоль глухих осенних троп
Ходят тихо: топ-топ-топ…
Спит давно народ лесной.
Спит и зверь, и птица.
Но во тьме, в тиши ночной
Двум волкам не спится.
Вот идут на грабёжи
Тихим шагом волки…
Услыхали их ежи,
Подняли иголки.
Стали круглыми, как мяч,-
Ни голов, ни ножек.
Говорят:
— Головку спрячь,
Съёжься, милый ёжик!
Ёжик съёжился, торчком
Поднял сотню игол…
Завертелся волк волчком,
Заскулил, запрыгал.
Лапой — толк, зубами — щёлк.
Вертит ёжика она:
У него кругом спина.
Где же шея, брюхо,
Нос и оба уха?..
Принялась она катать
Шарик по дороге.
А ежи — отец и мать —
Колют волчьи ноги.
У ежихи и ежа
Иглы, как у ёлки.
Огрызаясь и дрожа,
Отступают волки.
Шепчут ёжику ежи:
— Ты не двигайся, лежи.
Мы волкам не верим,
Да и ты не верь им!
Так бы скоро не ушли
Восвояси волки,
Да послышался вдали
Выстрел из двустволки.
Пёс залаял и умолк…
Говорит волчице волк:
— Что-то мне неможется.
Мне бы тоже съёжиться…
Спрячу я, старуха,
Нос и хвост под брюхо!
А она ему в ответ:
— Брось пустые толки!
У меня с тобою нет
Ни одной иголки.
И ушли, поджав хвосты,
Волк с волчицею в кусты.
В дом лесной вернутся ёж,
Ёжик и ежиха.
Если сказку ты прочтешь
Тихо.
Тихо,
Тихо…
Время чтения: 1 мин.
Дама сдавала в багаж
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картину,
Корзину,
Картонку
И маленькую собачонку.
Выдали даме на станции
Четыре зеленых квитанции
О том, что получен багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картина,
Корзина,
Картонка
И маленькая собачонка.
Вещи везут на перрон.
Кидают в открытый вагон.
Готово. Уложен багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Но только раздался звонок,
Удрал из вагона щенок.
Хватились на станции Дно:
Потеряно место одно.
В испуге считают багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картина,
Корзина,
Картонка…
— Товарищи! Где собачонка?
Вдруг видят: стоит у колес
Огромный взъерошенный пес.
Поймали его — и в багаж,
Туда, где лежал саквояж,
Картина,
Корзина,
Картонка,
Где прежде была собачонка.
Приехали в город Житомир.
Носильщик пятнадцатый номер
Везет на тележке багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картину,
Корзину,
Картонку,
А сзади ведут собачонку.
Собака-то как зарычит,
А барыня как закричит:
— Разбойники! Воры! Уроды!
Собака — не той породы!
Швырнула она чемодан,
Ногой отпихнула диван,
Картину,
Корзину,
Картонку…
— Отдайте мою собачонку!
— Позвольте, мамаша! На станции,
Согласно багажной квитанции,
От вас получили багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картину,
Корзину,
Картонку
И маленькую собачонку.
Однако
За время пути
Собака
Могла подрасти!
Добавлено: 2019-03-28
Дополнительное описание издания:
Содержание:Стихотворная сказка (новелла) в русской литературе. Вступительная статья А. Н. Соколова.
Стихотворения:
А. П. Сумароков; Μ. М. Херасков; А. А. Ржевский; А. В. Нарышкин; И. Ф. Богданович; А. Г. Карин; И. С. Барков; П. И. Фонвизин; В. И. Майков; Н. В. Леонтьев; М. Д. Чулков; М. И. Попов; А. О. Аблесимов; И. И. Хемницер; Μ. Н. Муравьев; А. Ф. Лабзин; Я. Б. Княжнин; В. А. Левшин; Е. И. Костров; Π.
М. Карабанов; О. Н. Беляев; С. А. Тучков; Г. Р. Державин; Π. П. Сумароков; И. И. Бахтин; И. Б. Лафитов; Д. Дягилев; П. А. Плавильщиков; А. И. Клушин; А. И. Бухарский; Η. П. Николев; И. И. Дмитриев; Д. И. Хвостов; П. И. Голенищев-Кутузов; Д. П. Горчаков; И. П. Пнин; А. А. Писарев; И. Г. Аристов; А. П. Бенитцкий; М. Олешев; В. Л. Пушкин; Б. К. Бланк; С. Н. Марин; А. Н. Нахимов; А. П. Бунина; Н. В. Неведомский; А. Е. Измайлов; Ф. Ф. Иванов; К. Н. Батюшков; В. Н. Олин; Π. П. Лобысевич; П. Ладыжинский; Н. Мацнев; В. И. Тибекин; Б. М. Федоров; Ф. Н. Глинка; И. К. Аничков; Η. Μ. Княжевич; Π. А. Вяземский; В. С. Филимонов; А. Д. Илличевский; М. А. Майков; Μ. Н. Загоскин; О. М. Сомов; М. П. Загорский; Н. Ф. Остолопов; М. Д. Суханов; Е. И. Алипанов; А. М. Зилов; А. М. Мартынов; П. А. Катенин; К. И. Цимбалин; Н. Л. Яковлев; Н. Охлебинин; К. П. Масальский.
Примечания Н. М. Гайденкова и В. П. Степанова.
Эта страница просмотрена 2582 раз(а).
Оригинал получен на сканирование из частной библиотеки.
См.: Книги из библиотеки Андрея Никитина-Перенского
43-летний Михаил Маслаков восемь лет писал сказку для своего сына.
Фото 43-летнего липчанина Михаила Маслакова в данный момент можно увидеть на странице интернет-сайта «Книга рекордов России». Рядом с фотографией указано, что житель Липецка — автор самой длинной сказки в стихах, изданной в современной России.
– По образованию я преподаватель истории, закончил Липецкий педагогический университет. Однако работаю не по диплому, а в охранных структурах, – рассказывает Михаил. – Что касается стихосложения, то начинал я с малых форм — иногда писал стихи. Однажды мой сын, которому тогда было семь лет сказал мне: «Папа, а ты можешь для меня сказку в стихах написать?» И я подумал: а почему бы и нет?
Над стихотворной сказкой для сына Михаил трудился восемь лет. Сам придумывал затейливые повороты сюжета, корпел над рифмами.
Иногда писал на работе во время ночных дежурств, чтобы не клонило в сон.
Работа над историей в стихах была завершена автором в 2013 году. Сказку под названием «Твердыня» Михаил Маслаков издал за свой счет в местном издательстве в количестве 200 экземпляров. Сейчас почти весь этот тираж автор раздарил родным, друзьям и хорошим знакомым. Сын Саша, главный вдохновитель самодеятельного поэта-сказочника, которому посвящено произведение, тоже получил экземпляр папиной книги с теплой дарственной надписью. Правда, парню уже исполнилось 15 лет, он немного из этой сказки «вырос», но такой знак внимания от отца ему приятен.
Сказка «Твердыня» написана в старинном русском былинном стиле, стиль напоминает ершовского «Конка-Горбунка». По сюжету в некотором царстве у царя Всеслава пропадает красавица-дочь и он обращается к своим подданным с просьбой отыскать и вернуть ее.
Крестьянский парень по имени Твердыня отправляется на ее поиски. По пути с ним происходят всевозможные волшебные приключения: он находит волшебную подкову, верного друга-пса, борется с нечистой силой.
– Когда сказка была уже готова, я случайно зашел на сайт «Книга рекордов России» и увидел, что там зарегистрирован рекорд некоего Олега Ершова, опубликовавшего сказку в стихах «Возвращение Горбунка», – рассказывает Михаил Маслаков. – Я прочел, что его труд составил 3 494 строки, и понял, что у меня история вышла длиннее — 6 027 строк. Я обратился на этот сайт, рассказал о своей книге. Меня попросили прислать свое фото и сказали, что мой рекорд зарегистрирован.
Рекордсмен признается: когда работал над сказкой, у него не было цели нагнать объема, больше работал над содержанием истории. Хотелось показать, как ум, смекалка, чистота помыслов и трудолюбие помогают русскому богатырю преодолеть все плохое и совершить подвиг.
– Не то, что я горжусь свои рекордом, скорее, горжусь тем, что проделал такую работу, – говорит Михаил. – Сейчас я работаю над правками к своей сказке: перечитал и понял, что она все же нуждается в корректуре.
Сейчас Михаил Маслаков работает над следующей книгой — сборником стихов, который он также издаст самостоятельно.
Сборник
Причудница: Русская стихотворная сказка
Сказка – ложь, да в ней намек…
Читать чужие письма как бы и нехорошо, но занятно, а иногда и полезно, если авторы этих писем – классики, писавшие о всяком повседневном и мелком в расчете на вечность.
Например, из письма А.С. Пушкина к брату можно узнать, что в Михайловском от безделья мерился он с пятнадцатилетней девушкой, выясняя, у кого талия тоньше. Да и то результаты оказались равными. Странное, вроде бы, времяпрепровождение, но чего не сделаешь, спасаясь от деревенской скуки?
Жизнь размеренна и нетороплива: «…до обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верьхом, вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания.
Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!»
Предусмотрительность молодого человека двадцати пяти годов удивляет. Уже тогда наметил он материал, достойный быть переложенным в стихи, хотя взялся за это не через год и не через два. Зато и материала, почерпнутого из рассказов няни Арины Родионовны, было столько, что хватило и самому поэту, и добрым его приятелям, менее запасливым или менее счастливым на встречи с носителями фольклорных традиций.
Так, сюжетом, заимствованным все из тех же нянюшкиных рассказов, пришлось поделиться с В.А. Жуковским, несмотря на старания – перебирал сказки французские, штудировал немецкие – нуждавшегося в новых сюжетах для сказок в стихах: «Дмитриев, думая критиковать Жуковского, дал ему прездравый совет. Жуковский, говорил он, в своей деревне заставляет старух себе ноги гладить и рассказывать сказки и потом перекладывает их в стихи».
Однако ж сказки крепостных старух из деревни старшего собрата по литературе со сказками Арины Родионовны не сравнишь, пусть и тут не без странностей.
Поражает глубокая, можно сказать, изощренная литературность слышанных от няни сказок. Создается впечатление, что вострая на ум и выдумку Арина Родионовна прочитала объемистый фолиант со сказками каких-нибудь братьев Гримм, или изящный томик сказок Шарля Перро, а потом обстоятельно пересказала взятое из первоисточника, расцветив повествования от себя, а кое-что и приукрасив, согласно собственному пониманию такой эстетической категории, как прекрасное.
Прибавлено было, согласимся, то, что полностью отсутствовало и у французов, и у немцев. Для пушкинских сказок характерны двусмысленности, намеки, а то и прямая скабрезность. Если уж царь желает, чтобы ему родили богатыря-сына, то и устанавливает конкретный срок – к исходу сентября. Если уж мудрец и звездочет требует себе шамаханскую царицу, то будет тут же подчеркнуто – требование это абсурдное, поскольку звездочет скопец.
И даже в неоконченной сказке, где, вроде бы, скабрезностям и места нет, медведица говорит своим малым детушкам:
Становитесь, хоронитесь за меня,
Уж как я вас мужику не выдам
И сама мужику….
выем.
Традиция, связанная со сказкой в стихах, заложенная А.С. Пушкиным, как и прочие заложенные им традиции, прижилась. И теперь об этом жанре, известном и ранее, судят по «Сказке о попе и о работнике его Балде», а то и по сказке «Царь Никита и сорок его дочерей». Традиция эта оказалась сильней традиций сказки в стихах А.Ф. Богдановича, И.И. Дмитриева, Н.М. Карамзина.
Перечитайте П.П. Ершова и увидите: не вполне скрытые намеки, опасная игра смыслами присутствуют и здесь. И дело не в том, что роль изворотливого и разворотливого менеджера, которая в сказке иностранного происхождения отдана коту, здесь выполняет конек-горбунок, чрезвычайно похожий на русского зайца.
Дело в намеках, перифразах. Старый царь ныряет в кипящее молоко и тут-то ему и приходит конец. Ибо он, старый козел, позабыл давнюю мудрость: не вари козленка в молоке. Вот и результат.
Единственный вопрос, который возникнет у любого пытливого читателя, внимательно – заново или впервые – прочитавшего те же пушкинские сказки, что за дьявольская фантазия была у милейшей Арины Родионовны, чем руководствовалась она, расцвечивая явно не народные сюжеты, пересказываемые ею, всеми этими намеками и непристойностями?
Ответ без труда можно отыскать у того же А.
С. Пушкина, в стихах хрестоматийных, но превратно, по-школьному толкуемых.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей…
Далее – по тексту.
Иван Дмитриев
Читать дальше
Сорокина Юлия Валерьевна,
учитель русского языка и литературы
школы №332 Санкт-Петербурга.
Жуковский вступил в литературу на рубеже XVIIIи XIXвеков, когда литературная сказка в России только начинала формироваться, хотя в европейской литературе этот жанр был уже достаточно развит. Опыты создания русской литературной сказки с использованием фольклорного материала были в XVIIIвеке, вспомним сборник «Пересмешник, или Славенские сказки» М.Д.Чулкова или «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказанные в памяти приключения» В.
Первые опыты писателя в данном жанре были написаны прозой, и, по мнению многих литературоведов, они уступают переводам, или, точнее, стихотворным переложениям Жуковского [6, 191; 2, 162]. Исследователь его творчества Е.П.Званцева видит причину этого в том, что проза «связывала поэтическую фантазию и давала менее свободы автору» [3, 61]. Но в 1816 году появляются первые стихотворные сказки Жуковского. Он обращается к творчеству немецкого поэта Гебеля и переводит две его стихотворные повести («Das Habermuss» и «Der Karfunkel») «Овсяный кисель» и «Красный карбункул», определяя их жанр как «сказка».
Примерно в те же годы у Жуковского появляется пристальный интерес к народной сказке. Он стал придавать большое значение собиранию фольклора, как русского, так и других европейских народов, и собрал дома целую библиотеку из сборников сказок.
Тем не менее, новых опытов стихотворной сказки, в том числе и фольклорной, в творчестве поэта мы не видим вплоть до 1831года, который во многих исследованиях считается датой первого обращения писателя к этому жанру.
Нельзя сказать, что обращение это было случайным. В 20 – 30-х г.г. изменяется характер творчества Жуковского, в нём начинает преобладать эпическое, повествовательное начало, и обращение к сказкам – один из показателей этого. Они, по мнению многих исследователей, являлись «переходным мостиком» от лирики к эпосу [5, 240; 8, 168].
Лето 1831 г. в Царском селе можно считать самым значительным этапом в освоении Жуковским сказочного жанра, и, как считают многие исследователи, одной из причин этого являлось влияние Пушкина и непосредственный контакт с ним [3, 63].
За несколько месяцев Жуковский напишет три сказки: «Спящая царевна», «Война мышей и лягушек» и «Сказка о царе Берендее, о сыне его Иване – царевиче, о хитростях Кощея бессмертного и о премудрости Марьи – царевны, Кощеевой дочери» – произведения, «разные по форме и содержанию, высокие по своим художественным достоинствам» [3, 64].
Но после царскосельского лета 1831 г. Жуковский не обращался к сказочному жанру целых 14 лет, и лишь в 1845 году поэт снова занялся сказками и за короткое время написал их три: «Тюльпанное дерево», «Кот в сапогах» и «Сказка о Иване – царевиче и Сером Волке».
Сюжеты сказок Жуковского не оригинальны, для их создания он использовал известные ему литературные и фольклорные произведения. Но к каким бы источникам ни обращался писатель, подход был один и тот же: «Пользуясь источником как претекстом, он создает на его основе свое индивидуальное произведение. Как при переводе с одного языка на другой, так и при трансформации народной сказки в литературное произведение Жуковский – не подражатель, а соавтор – творец» [7, 77-78].
Он гармонично включает в структуру каждой из сказок и фольклорное, и личное, и общечеловеческое.
Однако, несмотря на единый подход к созданию сказок, между сказками 30-х и 40-х годов есть значительная разница, и в первую очередь в адресате произведений: произведения, написанные летом 1831 г., предназначались взрослому читателю. Позднее ведущей идеей при переработке сказочных сюжетов у Жуковского становится их адресованность детям. А, по мнению поэта, детская сказка «должна быть чисто сказкою, без всякой другой цели, кроме приятного, непорочного занятия фантазии», необходимо, «чтобы в детской сказке… все было нравственно чисто; чтобы она своими сценами представляла воображению одни светлые образы, чтобы эти образы никакого дурного, ненравственного впечатления после себя не оставляли» [4, 135].
То есть мы видим, что главным в сказке для Жуковского становятся ее занимательность и нравственное впечатление, которое в ней содержится, а следовательно, из сказки почти полностью уходит дидактическое начало.
И эти сказки имели успех у детей. Мы согласимся с мнением исследователя А.П. Бабушкиной, что сказки Жуковского «эстетически воспитывали ребенка и нравственно поднимали его. Они давали необъятный простор воображению, фантазии, драматические сюжеты его сказок вызывали тонкие и сложные переживания. Его сказки были особым видом литературы, которая воспитывала истинно человеческое достоинство и высокие душевные качества» [1, 157].
Подводя итог, можно сказать: несмотря на то, что непосредственно к самому жанру сказки Жуковский обращался всего два раза, как справедливо отмечают литературоведы, в частности, Н. Трубицын, «он никогда не расставался со сказкой ни в поэтическом, ни в обыденном своем обиходе» [6, 130], «она проникла в его поэзию, он удачно использовал те или иные сказочные компоненты в произведениях других жанров» [3, 67] Так, например, на границе двух жанров – баллады и сказки – находятся и самая известная из его баллад – «Светлана», и написанная до нее баллада «Двенадцать спящих дев».
Можно сказать, что, обратившись непосредственно к жанру сказки, Жуковский лишь в более концентрированном виде применил те методы изображения событий, которые были присущи ему как поэту – романтику.
Список использованной литературы
1. Бабушкина А.П. История детской литературы. – М., 1948. – 480 с.
2. Виницкий И. Поэтическая семантика Жуковского, или Рассуждение о вкусе и смысле «Овсяного киселя» // [Русский журнал] // электронный ресурс, режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2003/61/vinnic.html
3. Званцева Е.П. Жанр литературной сказки в творчестве В.А.Жуковского. // Традиции и новаторство в художественной литературе. – Горький, 1979. – C. 59 – 67.
4. Плетнев П.А. О жизни и сочинениях В.А.Жуковского. // Сочинения и переписка П.А.Плетнева. Т. 3. – СПб., 1853. – С. 1 – 148.
5. Семенко И.М. Жизнь и поэзия В.А.Жуковского. – М.,1975. – 255 с.
6.
Трубицын Н. О сказках В.А.Жуковского. // Русский филологический вестник. – 1913. – №1. – С. 130 – 132.
7. Яновшек Н. Особенности «волшебного мира» в сказке В.А.Жуковского «Иван – царевич и Серый Волк». // Русская филология. – 1998. – №9. – С. 69 – 79.
8. Янушкевич А.С. Путь Жуковского к эпосу. // В.А.Жуковский и русская культура. – Л., 1987.C. 166 – 179.
Для тонко организованного поэтического слуха Пушкина была чрезвычайно важна акустическая составляющая текста.
С детства поэт впитывал напевную музыку русской сказки, какой он услышал её от своей няни.
Работая впоследствии над собственными сказками, Пушкин стремился сохранить ритмы народной речи.
Тем не менее, нельзя было сразу отойти от сложившегося в литературе жанрового канона. Так, сказка «Жених» написана традиционным балладным стихом:
…Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь
Без памяти вбежала.
Другая по духу и содержанию сказка Пушкина о попе и работнике его Балде писалась акцентным стихом с параллельной рифмовкой.
Она ритмически подражает раешнику – народному ярмарочному стиху, которым пользовались скоморохи.
Это необходимо поэту, чтобы подчеркнуть принадлежность сюжета к истинно народной, смеховой культуре.
В более поздних сказках Пушкин переходит к новым каноническим формам, соединяющим в себе напевность фольклорных первоисточников и лёгкость силлабо-тонического европейского стиха.
«Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди», во многом перенявшая особенности лубочной сказки «О Бове королевиче», написана четырёхстопным хореем с параллельными рифмами.
С лёгкой руки Пушкина этот стихотворный размер стали использовать другие писатели-сказочники.
«Сказка о рыбаке и рыбке» близка по ритмике к былинному стиху.
Пушкин оставляет её нерифмованной, но иногда в тексте всё же появляются отдельные рифмы:
Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо;
Ступай себе в синее море,
Гуляй там себе на просторе.
Речь старика, совершающего благородный и справедливый поступок, становится поэтичной, он восходит до уровня певца, сказителя.
Рифма «море-просторе» расширяет пространство текста, делает бескрайним мир старика.
Белый стих, напоминающий лирическое причитание, лежит в основе незавершённой пушкинской «Сказки о медведихе»:
…Как весенней тёплою порою
Из-под утренней белой зорюшки,
Что из лесу, из лесу из дремучего
Выходила медведиха
Со милыми детушками медвежатами
Погулять, посмотреть, себя показать.
Села медведиха под белой березою;
Стали медвежата промеж собой играть,
По муравушке валятися,
Боротися, кувыркатися.
Отколь ни возьмись мужик идет,
Он во руках несёт рогатину,
А нож-то у него за поясом.
А мешок-то у него за плечьми.
Среди лирических песен Русского Севера есть произведение с похожим ритмом и сюжетом:
…Как по морю, как по синю
Плыла лебедь белая,
Плыла лебедь с лебедятками,
Со малыми со дитятками…
В этой песне лебедь убивает «ясён сокол», а птица прикрывает собой детей, так же, как медведица у Пушкина. Только в фольклорной сказке творится миф о смене дня и ночи, света и тьмы, а Пушкин рассказывает историю о человеческой жестокости.
Поэт не только стремится сохранить оригинальное звучание сказок, но и открывает в ритмических возможностях фольклора новые способы обработки оригинальных авторских произведений.
| A | B |
|---|---|
| Баллада | Поэма-повествование, изначально предназначенная для пения или декламации, обычно рассказывающая о захватывающем или драматическом эпизоде, передававшаяся из уст в уста из поколения в поколение до того, как будет записано. |
| Куплет | Две последовательные, часто рифмованные стихотворные строки, которые работают вместе как единое целое, чтобы подчеркнуть мысль или выразить идею приключения и достижения одного или нескольких героических персонажей истории или религии |
| Басня | Короткий, простой рассказ, преподающий мораль или урок о человеческом поведении.Персонажи часто – животные, которые говорят и ведут себя как люди. |
| Сказка | Тип сказки, в которой присутствуют сверхъестественные элементы, такие как духи, говорящие животные и магия. Он основан на заботах обычных людей и передается через устную традицию.Поэты, которые пишут это, игнорируют традиционные правила, они используют такие приемы, как повторение и аллитерация, для создания музыкальных узоров в стихах. В первой и третьей строках по пять слогов; в средней строке семь слогов. |
| Лирическая поэзия | Поэзия, выражающая сильные личные чувства по поводу объекта, человека или события. Как правило, они короткие и музыкальные |
| Метр | Регулярная последовательность ударных и безударных слогов, которая придает стихотворной строке предсказуемый ритм |
| Миф | герои и сверхъестественные силы, пытающиеся объяснить, почему и как что-то произошло.Это может объяснить веру, обычай или силу природы. |
| Повествовательная поэзия | Стих, рассказывающий историю. Он включает в себя баллады и эпопеи, а также более короткие формы, которые обычно более избирательны и концентрированы, чем прозаические рассказы. |
| Ода | Длинное сложное лирическое стихотворение, выраженное в достойном и серьезном тоне и стиле. Некоторые отмечают человека или событие; другие являются более частными размышлениями |
| Рефрен | Строка или строки, регулярно повторяющиеся, обычно в стихотворении или песне |
| Рифма | Повторение похожих или идентичных звуков в конце слов, которые кажутся близкими друг к другу |
| Конечная рифма | Рифма в конце строк. |
| Схема рифмы | Образец тимьяна, образованный концевой рифмой в строфе или стихотворении. Он обозначается присвоением каждой новой рифме новой буквы алфавита. Например, ababcb |
| Ритм | Рисунок ударов, создаваемый расположением ударных и безударных слогов, особенно в поэзии. Это придает поэзии музыкальное качество, помогающее передать ее смысл. |
| Сонет | Лирическая поэма, состоящая из четырнадцати строк, обычно написанная ямбическим пентаментом.Он имеет строгий образец рифмовки и обычно имеет отношение к одной теме, идее или чувству. По сути, это абзацы стихотворения. Обычно они разделены пробелом. |
| Небылица | Невероятная сказка, обычно передаваемая устно, о фантастических приключениях или удивительных подвигах народных героев в реалистичной обстановке. Это фольклор, связанный с американскими границами. |
Поэма-рассказ в литературе — это поэма, рассказывающая историю.Он имеет полную сюжетную линию со всеми элементами традиционной истории. Эти элементы включают персонажей, сюжет, конфликт и развязку, сеттинг и действие. Хотя повествовательное стихотворение не нуждается в рифмовании, это стихотворение с четкими целями, направленными на достижение определенной аудитории.
Эти стихи были заимствованы из устных поэтических повествований разных культур. Повествовательные стихи включают старые эпосы, песни и баллады.
Эпос о Гильгамеше от Anonymous
«Тот, кто видел все, Я возвещу землям.
Я буду учить о том, кто испытал все вещи,
… подобно,
Ану даровал ему совокупность знаний обо всем.
Он увидел Тайну, открыл Сокрытое,
он принес информацию о (времени) до Потопа».
(Отрывок из Таблицы-1)
Это одно из старейших повествовательных стихотворений, написанных в древней Месопотамии примерно в 2100 г. до н.э. В этой поэме рассказывается история царя Урука Гильгамеша и дикаря Энкиду, которому дается задание остановить жестокость Гильгамеша по отношению к своему народу.Поэма изначально состоит из двенадцати табличек, некоторые из которых утеряны. Сохранившиеся таблички дают хорошее представление о повествовательной поэме и содержащейся в ней истории.
Кентерберийские рассказы Джеффри Чосера
«Этот Шантиклер стоял высоко на цыпочках,
Вытянув шею, и оба его глаза закрылись,
1 , для одноразового использования;
И Рассел Фокс, он сразу же вскочил,
И за горжет схватил нашего Шантиклера,
Швырнул его на спину и направился к лесу,
Ибо не было человека, который еще преследовал.
(Отрывок из сказки монахини-священника)
Это еще один пример поэмы-повествования. Всего в нем 24 рассказа, введение которых дано в прологе. Написанные в 13 или 14 века, «Кентерберийские рассказы» имеют рифмованный образец, но считаются самым длинным из сохранившихся повествовательных стихотворений английской литературы. В нем рассказаны истории почти всех профессионалов того времени, включая религиозных деятелей, таких как монахиня, монах, рукопашник и настоятельница.
Рассказы просты и показывают элементы повествовательной поэмы в действии.
Ворон Эдгара Аллена По Пока я кивал, почти вздремнув, вдруг раздался стук,
Как будто кто-то тихонько постучал, постучал в дверь моей комнаты.
— Это какой-то гость, — пробормотал я, — стучится в дверь моей комнаты —
Только это и больше ничего.
Это еще одно повествовательное стихотворение известного американского писателя и поэта Эдгара Аллена По. В нем рассказывается история ворона, который может говорить. Он навещает любовника, который оплакивает потерю своей возлюбленной Ленор. Как показывает пример, он начинается точно так же, как история, но имеет сверхъестественную атмосферу. У него также есть фиксированный образец рифмовки, который противоречит нормам других подобных повествовательных стихотворений, но это все же великое повествовательное стихотворение, в котором есть персонажи, обстановка, действие и разрешение конфликта.
«Сказание о древнем мореплавателе» Сэмюэля Тейлора Кольриджа
Это древний моряк,
И он останавливает одного из трех.
«Клянусь твоей длинной седой бородой и блестящими глазами,
Зачем же ты остановил меня?
Двери Жениха открыты настежь,
И я ближайший родственник;
Гостей встречают, пир установлен:
Да услышит веселый гам.Т. Кольридж. В стихотворении рассказывается история древнего мореплавателя. В нем представлены не только персонажи и декорации, но и показан конфликт через сверхъестественные элементы. Хотя стихотворение имеет хорошую схему рифмовки в разных строфах, имеет размерный стих и считается повествовательным стихотворением.
Пример №5Атака легкой бригады Альфреда Теннисона
Когда их слава может померкнуть?
О дикий заряд они сделали!
Весь мир удивлялся.
Выполняйте поручение, которое они сделали!
Почитай Легкую Бригаду,
Благородные шестьсот!
Это короткое стихотворение Альфреда Теннисона. Он повествует о шестистах солдатах Легкой британской бригады, которые погибли, когда командир по ошибке дал команду атаковать как раз в то время, когда противник был в полном сознании. С обстановкой поля боя и боевым командованием получается отличная повествовательная поэма.
Example #6
We Are Seven Уильяма Вордсворта
———Простое Дитя,
Слегка вздохнувшее,
И чувствующее свою жизнь в каждом члене,
Что ему знать о жизни,
?Я встретил маленькую девочку из коттеджа:
Ей было восемь лет, сказала она;
Волосы у нее были густые, со множеством завитков
Вокруг головы.Это еще одно великое повествовательное стихотворение Уильяма Вордсворта, поэта природы. Это стихотворение представляет собой короткое повествование, идеально рифмованное в стихотворение.
В повествовании два персонажа; поэт, который спрашивает девочку о ее братьях и сестрах, и маленькая девочка, которая отвечает ему.
Поэма-повествование Значение и функция
Поэма-повествование часто содержит мораль в конце стихотворения. Это потому, что он рассказывает историю, которая должна иметь некоторый конфликт и развязку. Однако моральные уроки могут быть явными или скрытыми.Следовательно, читатели должны понять смысл стихотворения посредством анализа и оценки персонажей и их действий. Еще одна функция повествовательной поэмы — создать национальный нарратив, чтобы люди могли им вдохновляться. Например, «Атака легкой бригады». Кроме того, повествовательная поэма также действует как национальная песня, национальный гимн или культурный реквием, чтобы люди знали о своем прошлом и получали указания на будущее.
сообщите об этом объявленииСказка Луизы Боган
1.Прежде чем учить, просмотрите руководство по стихотворению Кейтлин Кимбалл для этого стихотворения.
2. Предложите учащимся прослушать стихотворение.Затем в малых группах попросите их прочитать стихотворение вслух и составить краткое изложение действия сказки, включая описание обстоятельств этого персонажа, его мотивов и правды, которую он открывает. Обсудите в большой группе, предлагая группам поделиться тем, как эта история раскрывает универсальную истину или комментирует природу человеческого существования.
3. Предложите учащимся создать раскадровку или комикс, чтобы изобразить последовательность изображений в каждой сцене этой сказки.
4. Предложите учащимся сравнить W.B. «Второе пришествие» Йейтса и «Повесть» Луизы Боган, два стихотворения, исследующие темы перемен и откровений. Оба были написаны в бурную и неопределенную эпоху Первой мировой войны и имеют схожие образы. Попросите студентов подумать, как каждый поэт использует провокационные образы, чтобы передать довольно мрачный взгляд на человечество, который та эпоха вызывала у многих художников, включая художников-экспрессионистов. Крик (1893) Эдварда Мунка часто считается источником вдохновения для движения. Вы можете расширить обсуждение стихов, попросив учащихся изучить работы художников-экспрессионистов и подумать, как это направление изобразительного искусства могло повлиять на образность стихов.
Рецензия: «Похороны в Фивах», пересказ жестокой, но поэтичной истории Но одна большая вещь — сценарий — включен, и это спасает эту версию «Антигоны» от провала.
Этот сценарий, адаптированный из Софокла великим ирландским поэтом Симусом Хини, приятно слушать, несмотря на то, что он рассказывает порочную историю. В древней истории брат Антигоны Полиник был убит при попытке свергнуть город Фивы. Царь Креонт клеймит Полиника как предателя и постановляет, чтобы его тело оставалось непогребенным, «тушью для собак и птиц».
Из уважения к своему брату Антигона бросает вызов эдикту, приводя трагедию в движение и поднимая идеи, которые делают пьесу непреходящей жизненной — о том, что хорошо, а что законно, о наших обязательствах перед самими собой и о наших обязанностях перед обществом.
Версия Хини была написана в ответ на американское вторжение в Ирак. (Вначале Антигона приводит указ Креонта: «Кто не за нас, тот против нас в данном случае».) Он прекрасно сдержан и силен, и строчка за строчкой дружелюбна к актерам и цитируема, как когда Гемон, сын короля, заявляет: «Никто не может быть уверен, что он всегда прав/Те, кто полны себя таким образом/Являются самыми пустыми сосудами».
Но постановка Ирландского репертуарного театра иногда идет против сценария.Декорации — несколько веревок и искусственных камней перед экраном — и костюмы выглядят ужасно дешево и отвлекающе; конечно, голая сцена предпочтительнее той, которая отвлекает внимание от поэзии.
И хотя режиссер, Шарлотта Мур, опытна (ее «Молли Суини» 2011 года до сих пор запечатлена в моей памяти), актеры, кажется, не руководствуются каким-либо главным руководством, которые работают с разрозненными и колеблющимися акцентами, которые, вместе взятые, оказываются утомительными. . Хотя может быть неприятно наблюдать, как режиссер проявляет слишком тяжелую руку на службе концепции, может быть неудовлетворительно видеть того, кто кажется таким невмешательным.
В остальном эти актеры способны. Антигона Ребекки Брокман явно взбешена и дерзка, в то время как Пол О’Брайен олицетворяет упрямого и самоуверенного Креонта. Его схватка с Хаемоном Киарана Боулинга подчеркивает лучшие аспекты греческой драмы: зловещий характер и ощущение неизбежности.
Примерно на 70-й минуте «Похороны в Фивах» приближаются к своему завершению с жестокой уверенностью. Всегда интересно слушать, даже когда не на что смотреть.
Поэзия и сказки Эдгара Аллана По
Pirmiausia pradesiu nuo knygos apipavidalinimo. Leidykla tikrai pasistengė sukurti tikrą šedevrą- tokios prabangios Knygos Дар neturėjau: Aukso Spalvos metaliniai Kampai, Raudona atlasinė juostelė- Skirtukas, popierius ган storas л kiekvienas Lapas atspausdintas су raudono atspalvio рамки , kiekvienos istorijos Pavadinimas parašytas raudonu старого стиля šriftu, nuostabios ir tuo pačiu kraupios Harry Clarke iliustracijos, knygos gale trumpa rašytojo biografija ir kiekvienos istorijos paaiškinimai.( Nors knygoje rašoma, kad storijos sudėliotos chronologine tvarka, tačiau kai pradėjau ieškoti English originalų pamačiau, kad truputį sumaišyta chronologija ). Toks fantastiškas leidimas vertas kiekvieno mano cento ir dar daugiau.Na, o pats Poemano autoritetas ir idol . Tik jo vieno kūryba tokia artima mano juodai sielai. Aš kaip ir jis pats gyvenu „tarp realybės ir sapno“, mano pačio knygose susilieja siaubas, romantika ir keistenybės.Poe yra mano sielos dvynys ir vienas iš mylimiausių autorių. Tad turėti tokią jo knygą kaip ši- man ekstaziškai didžiausia palaima šiame niekam tikusiame gyvenime.
Книги прасидеда įžymiąja поэма „ Варнас “. Kelios dienos po šios knygos pradėjimo skaityti vaikščiojau gatvėmis ir man virš galvos sukos varna. xD Pajuto ką šiuo metu skaičiau, nelaboji.
1. МЕЦЕНГЕРШТЕЙНАС. (Метценгерштейн. 1832)
Единая история истории апи барона и кейста (velnio apsėstą xD) jo žirgą.Lyg kokia keista siaubo pasakėlė (iš rūsio) prieš miegą.2. РАНКРАШТИС, РАСТАС БУТЕЛИЕ. (Рукопись, найденная в бутылке. 1833 г.)
Юра. Лайвас. Ир kažkieno dienoraštis. Пасинер в истории ėmiau galvoti apie Davy Jones iš „ Karibų Piratų “.3. ПАСИМАТИМАС. (Назначение. 1834 г.)
Венеция… Италия… АЧ… Bet labai keista istorija su dar keistesne pabaiga.4. БЕРЕНИКЕ (Беренике. 1835 г.)
Вена иш мэгстамиаусиу историю, нес джи краупи ир су сяубинга пабайга верта сиаубо фильмо. Šitoje istorijoje rašytojas atrodo apršė mane ŽODIS ŽODIN. O_O Štai citatos, kurių negaliu užmiršti iki šiol, ir kurias skaičiau gal dešimt ar dvidešimt kartų, nes negalėjau patikėti akimis kaip TIKSLIAI tai esu.. aš. Atrodo lyg PATS būčiau užrašęs šiuos sakinius. (47 шт.)„ Tuo tarpu mano paties liga- buvau lieptas jos kitaip nevadinti- mane Visai baigė priveikti ir galop virto mįslinga, sulig kiekviena akimirka ir valanda stiprėjančia monomanija.Ji liguitai dirgino mano dvasios savybes, kurias metafizikai vadina atida. Tikriausiai daugeliui мано žodžiai автобус nesuprantami, tačiau bijau, КАД nepajėgsiu suprantamai paaiškinti neišmanančiam skaitytojui, Kaip nežmoniškai turėdavau įsitempti, norėdamas sutelkti dėmesį į КОКИ NORS daiktą, Кик kūno л sielos pastangų (netiksliai sakant) reikėdavo sutelkti, mąstant Apie paprasčiausius Aplinkos daiktus.
„Valandų valandas nepavargdamas galėjau stebeilytis į knygos paraštę arba šriftą.Visą Vasaros Diena praleisdavau atidžiai žiūrinėdamas šešėlį, nutįsusį муравей gobeleno ар Grindu, Ligi погладить paryčių leisdavau Naktis, įbedęs Акис į lempos Liepsna ар Židinio žarijas, ištisas Dienas mąstydavau Apie gėlių kvapus, nuobodžiai kartodavau Коки NORS paprastą žodį тол, кол- garsų junginys netekdavo prasmės, sėdėdavau sustingęs л suakmenėjęs, praradęs buvimo pojūtį- tokius тат pražūtingus įgeidžius sukeldavo человек manoji dvasios Busena, гал пе Tiek Retai sutinkama, Кик sunkiai paaiškinama. «
«O Visu MANO minčių objektas dažniausiai būdavo nereikšmingas dalykas, Kuris tačiau, iškreiptas sudirgusios vaizduotės, человек tapdavo ypatingai svarbus.“
5. МОРЕЛА (Morella. 1835)
Трампа, бет šiurpi ir įdomi istorija. Mirtis pagimdo gyvenimą ir vėl ratas sukasi iš pradžių- turbūt taip apibūdinčiau šią istoriją.6. ЛИГИЯ. (Лигейя. 1838)
Kaip ir daugelyje Poe kūrinių- jis pasakoja apie savo žmonos mirtį.7. НЕПРИЛИГСТАМАС ХАНСО ПФАЛИО НУОТИКИС. (Непревзойденное приключение одного Ганса Пфаалла. 1835)
Тикрай ЛАБАЙ ильга, бет прикаустанти демеси история. Kuriozinis научная фантастика balandžio 1-ajai. Pakėlė nuotaiką kaip reta ir prisijuokiau iki soties. Kaip trumpai apibudinti šitą istoriją? Галбут тайп: Tas jausmas, kai užknisa gyventi, bet nenori mirtis, tad pasidarai balioną, pasiimi nėsčią katę bei balandžių ir skrendi gyventi į Mėnulį.xD ( Kažkam reiktų sukurti meme pagal šitai. xD )8. КАРАЛИЙ МАРАС.
Siaubo komedija. xD Китай непавадинский. Tikrai man patiko ir prisijuokiau iki soties. Ypač tas lavonas kabantis ant lubų- grynai japonų „ Pagieža “ kur buvo pakabinusi negyvą vyrą ant lubu su savo plaukais, o tas supos ir su kojom bildino sieną kas sukėlė kaytarimą įytarimą. xD Кажкас turėtų sukurti filmą pagal šitą apsakymą.9. ШЕШЕЛИС.(Shadow: A Parable 1835)
Vieno lapo siaubo istorija Graikijoje. Ne kažką čia apibūdinsi plačiau iš tiek…10. TYLA. (Молчание. 1838)
Tai vos poros lapų istorija, kurią sunku suprasti, bet galima pajausti niūrią atmosferą.11. АШЕРИЮ НАМО ЖЛУГИМАС. (Падение дома Ашеров. 1839 г.)
Ниураус намо нюриу жмоню нюрус пасакодзимас. Nelabai ир suprasi kas ten kuom sirgo ir kodėl mirė- tų laikų medicinos terminai visiškai skiriasi nuo dabartinių ir sunku suprasti kaip žmogus gali mirti iš baimės.xD Galbūt belieka tik paaiškinimas, kad beprociai mirė beprotiška mirtimi.12. ВИЛЬЯМАС ВИЛСОНАС. (William Wilson. 1839)
Man gan patiko ši storija, nes veikėjas labai priminė mane patį. Iš pradžių galvojau gal tai koks paralelinio pasaulio pasireiškimas, po to baigus skaityti pagalvojau gal tai buvo psichikos liga… tačiau iki šiol nesuprantu kas tai buvo. Labiausiai man įstrigo šita citata, nes ji 100% apibudina mane patį:„ Suaugusiems mažų dienų prisiminimai retai bent kiek giliau įsirėžia atmintin.Telieka pilkas šydas- vargani prisiminimų trupiniai, padrikos liekanos smulkių džiaugsmelių ir fantasmagoriškų kančių. Mano likimas susiklostė kitaip. Tikriausiai jau jaunumėje galėjau jausti stipriai, kaip suaugęs žmogus, ir vaikiškos dienos giliai, amžiams atsispaudė mano sąmonėje, nelyginant exergues, išgraviruoti katarginietiškuose meliuose. “
13. MINIOS ŽMOGUS. (Человек из толпы. 1840)
Istorijos pavadinimas kalba pats už save. Man kilo mintis, jog storijos veikėjas (senis) buvo energetinis vampyras ir būtent dėl to jis nušvisdavo atsidūręs tarp žmonių, nes taip gaudavo iš jų energijos.
Labiausiai man patiko La Briujeno citata pačioje storijos pradžioje:„ Ce grand malheur, de ne pouvoir être seul. “(Visos mūsų nelaimės atsiranda todėl, kad mes nemokame būti vieni.)
14. ŽMOGŽUDYSTĖ MORGO GATVĖJE. (Убийства на улице Морг. 1841)
Ilga detektyvinė istorija, kuri neleido atsitraukti nuo knygos, nes knietėjo sužinoti, kad žudikas ir pabaiga nustebino… nors tai nebuvo nieko antgamtiško, bet tikrai sukūrė įdomią pabaigą. Istorijos veikėjai lyg Шерлокас ир Ватсонас. 😀15. МАЛЬСТРЕМО ГЕЛЬМЕСЕ. (Спуск в Водоворот. 1841 г.)
История apie vandens verpetą ir iš tikrųjų nieko įdomesnio… Meh.16. ФЕЙОС САЛА. (Остров Фей. 1841 г.)
Labai trumpa istorija be jokio veiksmo, apie paslaptingą salą. Tačiau tai, tik vietovės aprašymas ir nieko įdomesnio.17. MONOSO IR UNOS POKALBIS.(Беседа Моноса и Уны. 1841 г.)
История парашюта диалого формы каип двежды жмониу покальбис апие реинкарнация. Tam, kas bijo mirties ir kas vyksta po to-neskaityti. xD18. ЭЛЕОНОРА. (Элеонора. 1841)
Labai romantiška trumpa istorija, kurioje greiciausiai autorius pasakoja apie save ir savo žmoną.19. ОВАЛЬНЫЕ ПОРТРЕТЫ. (Овальный портрет. 1842)
Vos poros lapų istorija apie dailininką ir jo žmonos portretą.20. РАУДОНОСИОС МИРТИС КАУКЕ. (Маска Красной Смерти. 1842)
Norėjo žmogeliai pabėgti ir užsidaryti nuo ligos, bet deja… xD Ta „raudonoji mirtis“ man labai priminė Ebolą, bet tais laikais ji dar neegzistavo…2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 2140 АРНЕЙМО ДВАРАС. (Домен Арнхейм. 1842 г.)
Ilga nuobodybė be jokio veiksmo. Vos laikiausi neužmigęs.22. МАРО РОЖЕ ПАСЛАПТИС. (Тайна Мари Роже. 1842-1843)
Antra dalis „ Žmogžudystės Morgo gatvėje “. Labai ilga apie merginos nužudymą, kurios gale… laukia nusivylimas, nes nieko konkretaus negavau. Taip, kad storijos galas „pats darykis išvadas kaip sau nori“. xD23. ШУЛИНИС ИР ШВИТУОКЛЕ. (Колодец и маятник. 1842-1843)
История грынай кайп иш „ Пюкло 5 “. xD Узнайте, как выбрать идентификационную сцену для фильма.24. ИШДАВИКЕ ШИРДИС. (Сердце-обличитель. 1843)
Прочая история истории apie kažkokį senį. Jų santykiai nebuvo įvardinti: ar tai tėvas ir sūnus, ar beprotis-slaugas ir senis ligonis… tad KODEL jie gyveno kartu- palikta mūs vaizduotei.25. АУКСИНИС ВАБАЛАС (Золотой жук, 1843)
Ильга, бет лабай įdomi nuotykių istorija, iš kurios pavadinimo nebūtum atspėjęs, jog pasisuks tokia linkme.26. ЮОДАСИС КАТИНАС. (Черная кошка, 1843 г.)
Kaip ilgai as norėjau perskaityti šią istoriją! Tačiau tai baisiausia istorija, kokią tik kada nors teko skaityti.. o_o Kūną ėmė purtyti šiurpas kai skaičiau, o mano katės gulėjo lovos krašto… Labiausiai man patiko citata:„
Nesavanaudiška ir pasiaukojanti gyvūno meilė būtinai pavergs širdį žmogaus, ne sykį patyrusio žmogiškosios draugystės ir tariamos istikimybės trapumą. “
27. МУЛЬКИНИМАС КАЙПО ТИКСЛУСИС МОКСЛАС. (Diddling. 1843)
Tai lyg kažkokia esė apie sukčius.28. АКИНЯЙ (Зрелища. 1844)
Nuostabi ir pamokanti komedija. Pagrindinis veikėjas kaip ir as nenorėjo nešioti akinių. Geras моральный visiems, kad nemėgsta jų nešioti. xD Ir tikrai tikroviškai papasakota, nes būtent be akinių/kontaktinių lęšių aš irgi matau tik pasaulio iliuziją, o ne tikrąjį vaizdą.29. APYSAKA APIE UOLETUOSIUS KALNUS. (Повесть о Рваных Горах. 1844)
Кейста история, куриос несупратау.30. ГЮВЁЁ ЛАЙДОЙМАС. (Преждевременное погребение. 1844)
Pavadinimas viską sako už save. Poe čia pateikia trumpus aprashymus apie žmones, kuriems taip nutiko.31. МЕСМЕРИШКАС АПРЕЙШИМАС. (Mesmeric Revelation, 1844)
Gydytojo ir ligonio pokalbis apie gyvenimo prasmę, mirtį ir patį gyvenimą.Tas mesmerizmas kažko man atrodo lyg bus paprasčiausia hipnozė, nes užhipnotizuotas žmogus „per miegus“ islieka sąmoningas.32. ПАЙЛГА ДЕЖЭ. (Продолговатая коробка. 1844)
История apie laivo katastrofą ir paslaptingą dėžę bei kas ten viduj.33. „ТУ ЕСИ АНАС ВЫРАС“ (Ты есть человек. 1844)
Детективная история о краупии пабайга. Tikrai buvo įdomi ir prikaustė dėmesį iki pat galo. Man labiausiai patiko citata, kuri 100% apie mane:“ Turbūt ne sykį esate pastebėję, kaip žmonėms, sugniuždytiems skausmo ir širdperšos, atsiranda polinkis į lūkuriavimą ir delsimą.
34. ПАВОГТАС ЛАЙШКАС. (Похищенное письмо. 1844-1845)
Trečia dalis „ Žmogžudystės Morgo gatvėje “. Vėl įdomi neilga detektyvinė istorija apie laišką ir jo radimą.35. TŪKSTANTIS ANTROJI ŠACHEREZADOS PASAKA (Тысяча и вторая сказка о Шахерезаде, 1845 г.)
Šita „pasaka“ tikras 19 a. научная фантастика. xD Negalėjau nustoti skaityti, nes buvo itin įdomu. O dar ir mano orchidejos paminėtos! xD36. PAŠNEKESYS SU MUMIJA. (Несколько слов с мумией, 1845 г.)
Gan kuriozinė istorija apie pokalbį su mumija. xD Prisikelė kaip koks Imotepas, tik šiuo atveju jie naudojo ne knygą o bateriją. xD37. DAKTARO DERVOS IR PROFESORIAUS PLUNKSNOS SISTEMA.
Информационно-справочная служба по истории истории, курия sukurtas filmas „ Элиза Грейвс “!!!! Kaip ilgai laukiau kol gausiu paskaityti. Ir galiu pasakyti, kad filmas buvo GEROKAI įdomesnis! Nes filme pateikta daugiau veikėjų, jų istorijų ir veiksmas vyksta ilgesnį laiką. Be to nebuvo mano mylimos anglių krūvos.. >_> Žiauriai nuvylė originali istorija, kai filmas man taip patiko. -_-38. ТИЕСА АПИЕ ТАЙ, КАС НУТИКО ПОНУИ ВАЛЬДЕМАРУИ (Факты по делу М.Valdemar, 1845)
Hipnozės seansas su mirusiu LENKŲ VERTĖJU. xD Китай непавадинский. Bjauri ir šlykšti pabaiga.39. АМОНТИЛЬЯДО СТАТИНАИТЕ. (Бочка Амонтильядо. 1846)
Šaltakraujiškas italų masono kerštas. Paskutiniai žodžiai kaip Ezio iš „ Assassin’s Creed “: „ В темпе требуется “.40. ВАРЛЮКШТИС. (Hop-Frog. 1849)
Žiaurus juokdario kerštas. Išlaike dėmesį iki pat galo, nes buvo įdomu kuom viskas baigsis.41. ФОН КЕМПЕЛЕНАС ИР ЙО АТРАДИМАС. (Фон Кемпелен и его открытие. 1849 г.)
Lyg kažkoks straipsnis laikraščiui ar kažkas panašaus… Meh.Время, история и лирика в современной поэзии – The Georgia Review
После прочтения недавних сборников стихов Патрисии Смит, Роберта Ригли, Дэвида Кирби и Кэти Пак Хонг можно удивиться, узнав, что даже лучшие современные критики склонны обесценивать повествовательную поэзию в пользу лирической.В конце концов, эти четыре книги не только очень хороши — все они используют повествование.
Предубеждения против повествовательного стиха, обычно основанного на ошибочных предположениях, в древности не существовало. По разным причинам лирика в нашу эпоху воспринимается как более напряженная и, действительно, более серьезная, чем поэзия повествовательная. Возможно, это различие можно отнести к музыкальности. Со времен греков и до более поздних эпох лирическая поэзия обычно была сжатой и музыкальной. Повествовательная поэзия была длиннее и отчетливее.
На самом деле практически все лирические стихотворения в той или иной степени окутаны сюжетом. Подумайте об Э.Каштан М. Форстера, описывающий «сюжет»: «Король умер, а затем королева умерла от горя». В лирическом стихотворении королева может раскрыть свои печали, свои воспоминания и свою борьбу, прежде чем перейти. С другой стороны, повествовательные стихи выполняют двойную функцию, практически всегда делая внутреннюю жизнь , а также и центральной историей. Мы можем услышать как король умер в дополнение к тому, что происходило в жизни королевы до и после его смерти.
В то время как современная лирика обычно более сжата и часто считается более «музыкальной», сегодняшнее повествование часто использует такое же музыкальное выражение, посвящая большую часть строк внешнему действию.Рассмотрим два стихотворения Чарльза Райта. Вот «Вознесение Паучьего Кристалла» полностью:
Паук, хрустальный сок и Млечный Путь, дрейфует на своей паутине по ночному небу
И смотрит вниз, ожидая, когда мы поднимемся . . .
На рассвете он все еще там, невидимый, запыхавшийся, чинит свою сеть.
Все утро мы ищем белое лицо, которое поднимается из озера, как крошечная звезда.
И когда это происходит, мы ложимся в свои водянистые волосы и качаемся.Это стихотворение, часто антологизируемое, представляет собой прекрасную лирику, но лирические элементы расположены в серии событий хроники поэмы.Это правда, что поэма о том, как люди проецируют свои метафизические желания на мир, но остаются поверхностные события, описанные во времени .
А вот отрывок из «Дней Италии» Райта, в котором он оглядывается на свое время в армии, когда он находился в Италии:
выходных, прежде чем я был в Мерано и обратно,
почти стал Squib
в звездах и полосах
, когда двигатели вертолета остановили
тысячи футов над шоссе Бреннера,
, и мы начали скользить в сторону Air
Как тихо, как снежинка,
Огромные роторные лезвия над нами
Окружающиеся как весло пульт в ветруТомно,
, тишина резкая, самолет
В длинном скольжении, как ятаган кривая к земле
Поднимаясь нам навстречу, его деревья
Фокусируясь автоматически все больше с каждым взглядом
Как будто под микроскопом,
Двигатель ловит на Последнее на своем последнем повороте,
тонких филиалов меньше пятидесяти футов ниже нас,
.
Вернуться из тьмы в час спустя,
Дома, начинающиеся мигать на таких матчах ниже,
оставили над Тренто и оставили Schio
и вниз, все в ужин,
Официантка Установив Manzolin, “Non Si Taglia La макаронные изделия.”Эти строки рассказывают яркую историю вертолета, который чуть не упал с неба, но язык и форма, которые использует Райт, также многое говорят нам о внутренней жизни говорящего.Плавные ритмы, удлиненные предложения, осторожные, точные метафоры, дискретные повторения звука — все это в сочетании с вызывающе расположенными линиями — наводят на мысль, что этот оратор одержим не только смертностью, но и красотой существования. Тем не менее, отрывок представляет собой хронику события. Время идет, а события разворачиваются.
Позже, во второй части поэмы, оратор и его армейские друзья посещают итальянского художника Роберто Скудери, который «умер следующей зимой, / обогреватель ударил его током в ванне.Элегантно сочетая повествовательные и лирические элементы, раздел заканчивается ярким описательным словом:
.Скудери зовет меня по имени
, когда я поднимаюсь по шести пролетам в его комнату
И снова стою в дверях,
Электрический и redivivus в мире света . . .Здесь повествование устанавливает единственный момент, когда персонаж воображает, что освобождается от времени: «Электрик и redivivus в мире света. . ». Если бы не было повествовательной структуры, такая линия имела бы очень мало силы.Таким образом, повествовательная поэзия — это искусство контекста, а контекст включает в себя накопление моментов. Точно так же, как лирические стихи зависят от повествовательной схемы, какой бы незначительной она ни была, повествовательные стихи требуют лирических интермедий, какими бы короткими они ни были. Вопреки критикам, которые могут думать иначе, повествование и лирика не противоречат друг другу. Они разделяют компоненты. Каждый отличается от другого по степени.
Что же тогда есть повествовательная поэма? Рискуя быть редуктивным, давайте утверждаем, что значительная часть его длины посвящена хронике события или серии событий, хотя в некоторых отрывках язык будет скорее репортерским, чем интроспективным.
Хотя мы могли бы сказать, что художественная литература делает то же самое, повествовательная поэма отличается от нее очевидным образом: она проникнута более сжатым, часто более звуковым разнообразием языка.В большинстве хороших повествовательных стихов поэт не просто сообщает об одном происшествии за другим; скорее, создавая напряжение, он или она использует множество приемов, чтобы удивить и порадовать читателя. Такие приемы включают в себя обычные подозреваемые — аллитерацию, рифму, ритм, риторические вариации и т.
Поэты-нарративисты понимают, что чистая лирика практически невозможна, что хроника внешних событий обычно и настраивает читателя на переход к рефлексии, — создает, т. е. лирический момент. Те, кто недооценивает повествовательную поэзию, могут предпочесть краткость и тональность лирики, которая на самом деле является ускорением. Лирика стремится к непосредственности целого; повествовательная поэма усиливает свою экспрессивную энергию, фиксируя внешние действия, одновременно повышая напряжение и, как правило, откладывая наиболее настойчивые интроспективные высказывания на конец.Читателей нельзя винить в том, что они не любят затянутые повествовательные стихи, которые развиваются в манере 90 331, а потом, а затем и 90 332.
_____
К счастью, эссеисты, собравшиеся в Современная повествовательная поэма: критические перекрестные течения , признают непреходящее значение повествовательной поэзии.Эта книга — первая содержательная книга за почти два десятилетия, посвященная этому жанру; сам по себе ценный по-разному, этот том содержит ряд поясняющих комментариев, которые мы можем применить к четверке поэтических томов, которые будут обсуждаться позже.
Редактор Стивен П. Шнайдер делит десять эссе книги на три части: «Формальные стратегии в современной повествовательной поэме», «Современная повествовательная поэма и история» и менее успешная «Экспериментальная современная повествовательная поэма.Некоторые из эссе особенно убедительны. В книге Жаклин Воут Броган «Повествовательные пласты в последовательности сонетов: «Вещи» Сандры М.
В «Красноречивом молчании: лирические решения проблемы биографического повествования» Эйприл Линднер сопротивляется примату лирики. Признавая соблазнительность автобиографической лирики, она отмечает, что наличие сюжета критически улучшает впечатление от чтения, «в то время как повествовательное стихотворение может достичь своих самых полезных моментов в местах отдыха лирики, эти моменты кажутся заслуженными сюжетом и развитием персонажей». В тематическом эссе «Историческое повествование в лирической последовательности» Кристин Кассон отмечает, что «именно из развертывания времени, лежащего в основе всего человеческого опыта, возникают моменты эмоциональной и психологической напряженности и накапливается смысл»; другими словами, неподвижный момент нуждается в нарративе, чтобы создать его, нуждается в префакции прохождения времени.Процесс хроники интересует читателей, потому что они помещают себя в обстоятельства персонажа — в чужое переживание времени. Все мы застряли во времени, и повествование — это запись нашего человеческого заточения.
Каждое из вышеупомянутых эссе подтверждает эстетическую правомерность повествовательной поэмы, однако в некотором смысле сборник больше похож на сборник, чем на органичное целое. Во-первых, эссе не перекликаются друг с другом, поэтому книга имеет предметную область, но не тему.Шнайдер никогда не дает определения нарративной поэзии, предпочитая вместо этого приостановить характеристику в пользу кажущегося бесконечным и, следовательно, бесполезно эластичного понятия того, что может означать этот термин. Несмотря на его стремление к широте, коллекция одновременно слишком широка и слишком узка по объему. С одной стороны, термин нарратив настолько расширен, что больше не имеет разумного применения: одно дело включать эссе о поэтической последовательности, другой, но родственный поджанр, и совсем другое — включать эссе Стивена Пола Миллера о загадочном лирика Джона Эшбери или Элизабет А.Исследование Фроста материалистического, ориентированного на язык стиха Рэйчел Блау Дю Плесси, Лесли Скалапино и Кэтлин Фрейзер.
Из-за связанного с этим недостатка ни один из эссеистов не берется за новаторскую работу двух из трех поэтов-нарративистов, которые, возможно, являются лучшими в наше время, Нормана Дюби и Линды Бердс, оба из которых пишут стихи, варьирующиеся от коротких до длинных. , хотя редко длина романа. (Третья, Рита Дав, обсуждается, но никто не берется за ее самую изобретательную работу, Sonata Mulattica .
Несмотря на мои придирки, сторонники повествовательного стиха в долгу перед Шнайдером и этими десятью критиками за подтверждение его легитимности. Их формулировка ключевых концепций истории, сюжета, структуры и, что наиболее важно, времени поможет нам лучше читать Патрисию Смит, Роберта Ригли, Дэвида Кирби и Кэти Пак Хонг, каждый из которых инсценирует свои стихи с помощью динамичных повествовательных элементов.
_____
В своем пятом сборнике стихов « Shoulda Been Jimi Savannah » Патриция Смит рассказывает об эмоционально оживляющем и мучительном опыте взросления чернокожих женщин в 1950-х и 60-х годах.Она наполняет свою поэзию разнообразными историями и культурными особенностями, в том числе отрывками о диаспоре чернокожих американцев, мигрирующих на север.
Возможно, ни одно стихотворение в книге не демонстрирует, как Смит объединяет повествование, звук и культуру, лучше, чем «Таверна. Таверна. Церковь. Закрытая таверна». Усиленное настоящим временем, состоящее из длинных трехстиший и произносимое с помощью «мы», оно предлагает калейдоскопическую перспективу молодых девушек, путешествующих на автобусе по чикагским районам шестидесятых.
Но стихотворение не переводит дух, а повествование продолжает картографировать улицы, где девушки видят самых разных людей, в том числе и стариков, скрывающих свои разочарования:
.
баптистских девчонок на углу Кедзи и Уоррена, обмахивающихся
своими надвигающимися похоронами, наполненными жидкостью лодыжками, похожими на стволы деревьевпрорастают из узкой перемычки на спине, задыхаются в лучших коричных
чулках с оттенком корицы, их ноги так непохожи на их руки и лица, на другой стороне
улицы есть все, чем они пытаются быть за пределами, всеони пытаются игнорировать.. .
Этот отрывок намекает на сцену в гостиной в «Блюзе Сонни» Джеймса Болдуина, где родители стараются как можно дольше уберечь своих детей от реальностей расизма, от разочарования и оцепенения взрослой жизни, которые подстерегают их. Стихотворение представляет собой нарастающее повествование о стремительном, отвлекающем энтузиазме, завершающееся мощным подтекстом еще одного отвлечения — преждевременно сексуализированного будущего: «Автобус на Мэдисон-стрит набирает обороты на своем усталом / двигателе, немного дает задний ход для тяги и плавно въезжает в потную / пространство между их ногами, единственный маршрут за день, по которому мы едем.
Недавняя история городских афроамериканок только начинает рассказываться, и Патриция Смит вносит в нее основной вклад. История состоит из времени, измеряется временем, и одна из функций истории — воспроизводить историю.В ранее упомянутом эссе Кристин Кассон об историческом нарративе критик особенно интересуется тем, как нарративная поэзия может служить свидетелем расизма в Соединенных Штатах. Отмечая, что нарративные поэмы переносят прошлое в настоящее, она цитирует знаменитое произведение французского феноменолога Поля Рикёра « Время и повествование »: «Создать сюжет — это уже значит сделать умопостигаемое проистекающим из случайного, универсальное из единичного, необходимое или вероятно из эпизодического.
Захватывающие, сложные стихи, такие как «Таверна», передают пьянящую, но социально ограниченную жизнь, которую вели многие афроамериканки.Белые стандарты продолжают проникать и доминировать, а повествовательная поэзия служит документирующим жанром. Одно из самых шокирующих стихотворений в новой книге Смита — «Далее. Далее», в котором чернокожие девочки-подростки выстраиваются в очередь, чтобы осмотреть объект почти магической силы — пенис белого мальчика, который берет с них деньги за то, чтобы увидеть и потрогать «его шепчущую маленькую румбу, его мягкость/высокомерие».
_____
Мюзикл, совершенно отличный от Патриции Смит, Роберт Ригли признает ограниченность людей и природы. Как и Фрост, он понимает, что люди невольно саботируют себя и что мир природы не прощает ошибок. С другой стороны, как и Уоллес Стивенс, Ригли ценит как человеческий разум, так и естественную красоту.
В своей превосходной новой книге «Анатомия меланхолии », название которой заимствовано из классического романа Роберта Бертона «1621», Ригли снова и снова демонстрирует свою доступность. Непосредственная тема каждого стихотворения никогда не скрывается, хотя под поверхностью сияет множество сложных смыслов. Безусловно, одним из самых запоминающихся стихотворений тома является «Щеглы», в котором рассказывается история человека, ограбленного под дулом пистолета.Начало этого 59-строчного стихотворения демонстрирует, как Wrigley последовательно уравновешивает внешнее и внутреннее действие: 90 141
Он не мог, настаивал он, отвести взгляд
от дула пистолета, вычисляя
, как он смотрел на него, по тому, как он дрожал —
и взводился, как будто одним движением
казалось — как легко этот дрожащий
мог бы заставить его,
не намереваясь,
разрядиться, как мы говорим, и также
думая,
учитывая его угол, какая часть его
в этом случае будет расколота и разорвана.Многие поэты-нарративисты записывают внешние события, чтобы создать интроспективные моменты, но Ригли сочетает в себе и то, и другое. Мастер расстановки запятых, он замедляет темп, вводя одну прерывающую фразу или предложение за другим. Мы рано узнаем, что события в поэме произошли не просто так, а скорее, что мы находимся в центре повторяющихся, навязчивых воспоминаний человека. Главный герой не только ведет хронику событий ограбления — он рассказывает историю своих собственных мыслей, в том числе свои страшные прогнозы того, как может выстрелить пистолет, и как он задавался вопросом, какая часть его тела будет прострелена.Пока эти мысли проносятся в голове жертвы, гениальность поэта заключается в том, чтобы замедлить их, произвести то, что Фрост классно назвал «кратковременной защитой от замешательства». Оглядываясь назад, жертва с тревожной ясностью реконструирует многие из своих мыслей по мере развития событий.
В «Щеглах» нас вовремя арестовывают, так как мы идентифицируем себя с жертвой.
Стихотворение имеет успех, потому что Ригли рассказывает так много аспектов истории так по-разному, что мы одновременно наблюдаем за всем этим и принимаем в нем участие. Мы быстро обнаруживаем, что главный герой выживает, что он рассказывает полиции о татуировке на «чужом левом предплечье», состоящей из «трех разноцветных птиц / и серой лиственной ветки, на которой они сидели», т.
И после этого он, потерпевший, всегда
очень подробно описывал щеглов,
чувствуя по мере того, как он приходил в себя, что это они
вполне могли его спасти, помня
как медленно он двигался, чтобы не спугнуть
птиц за его окном и не
чтобы постоянно видеть ни в памяти
, ни во сне синее дуло пистолета.Wrigley избегает стиля сообщения о том, что произойдет дальше, применяя все эти прерыватели (иногда четыре запятые в строке), перемещаясь вперед и назад во времени и переключаясь между внешним и внутренним действием.
Немногие из современных поэтов могут так эффективно управлять звуком, как Ригли. В «Щеглах» он сознательно сокращает свои характерные мелодии — обычно усиленные аллитерацией и внутренней рифмой — в пользу ступенчатой речи, которая имитирует нерешительный и навязчивый ум одновременно. В нескольких стихотворениях, в первую очередь в трехстраничных «Социалистах» — о красивой дочери подрядчика, которая была убита и с которой говорящий в молодости когда-то работал и флиртовал, — Ригли находит способы быть забавным в разговорной речи (« «Ты держи эту трубку твоего подальше от моей дочери / или я выверну его начисто этим гаечным ключом.. .’ ”), в просторечии желая (“Все, что я хотел, это съесть его сладкий пельмень”), и прямой и мрачный (“Я не вижу и не слышу, как вода течет или исчезает / не думая о тебе и твоем отце .
Роберт Ригли — великий поэт, потому что он мастер хроники смертности. Он использует звук как способ ускорить или подорвать скорость повествования, чтобы ускорить или замедлить наше ощущение течения времени. Когда он на высоте — а это случается часто — мы, как сказал бы Дэниел Тобин, находимся в поле зрения чего-то большего и более глубокого.
_____
Говорящий в стихотворении Дэвида Кирби обычно делает вид, что не говорит о чем-то большом или глубоком. Он парень на званом обеде, который не повышает голос, но тем не менее привлекает всеобщее внимание.
Несмотря на атмосферу неформальности, самоуничижения и юмора, новая захватывающая книга Кирби The Biscuit Joint затрагивает важные темы. И, даже больше, чем Wrigley, Кирби использует множество приемов, чтобы противостоять простому линейному репортажу. В отличие от более ранних книг, в которых его стихи обычно придерживались центральной истории, нить повествования здесь часто довольно тонкая, иногда превращаясь в совершенно новую нить до того, как стихотворение заканчивается.(Большинство его стихов состоят не менее чем из шестидесяти строк, что дает достаточно длины для его быстрого перескакивания с одной темы на другую и демонстрации его сумасбродных складок ума.
Лучшие стихи Кирби обладают таким четким отношением «ты должен это услышать», что мы мгновенно поглощены поездкой и всеми ее двойными последствиями.Один из них — «Почти счастлив», действие которого можно назвать террасными или зубчатыми строфами и начинается по случаю смерти его отца: 90 141.
Мой отец умирает первым из наших родителей, и когда
, Барбара говорит: «Нам нужно сделать это только
еще раз, верно?» Так много способов сделать это. мой папапросто сказал маме, что им пора в путь, потом положил
и уснул.Но если вы
хотите, вы можете лишить себя жизни и жизни вашегохорошенькая жена тоже — когда Отелло убивает себя, он использует ловкость рук
закалывает себя насмерть и рассказывает историю эпического
.«Так много способов сделать это». Этот фрагмент предложения является примером ключевой точки поэта: объявления, которое может направить стихотворение в любом количестве новых направлений. Здесь это могло означать «так много способов умереть», как и «так много способов пережить смерть родителей». Сначала Кирби применяет «это» к первому, но в свое время также займется вопросом о том, как взрослые дети относятся к кончине своих родителей.
Но это еще не все. Точно так же, как он описывает способ, которым Отелло обеспечивает «военное резюме» «эпической битвы», Кирби использует историю Отелло, чтобы предоставить литературное резюме эпической шекспировской смерти.Прежде чем достичь своих целей, и Отелло, и Кирби используют «ловкость рук», чтобы отвлечь свидетелей или читателей от этих целей. В конце концов Кирби обращается к еще одной истории, о святом Джулиане Бедном, прежде чем вернуться, чтобы столкнуться с фактом, о котором мало кто заботится:
.Когда я пересчитываюкакую-то ошибку я сделал Барбаре и говорю:
«По крайней мере, я никогда не убивала своих маму и папу, — говорит она,
Но оглядываясь назад,Я понимаю, что в конце жизни я хотел, чтобы мой отец
сложил с себя бремя, ставшее
, а не тащил его в свой восемьдесят девятый год.И я надеюсь, что и мои собственные сыновья
, увидят в этом юмор.
Смерть: либо вы ее получите, либо нет.Чувство юмора Кирби — не просто забавный прием; это экзистенциальный механизм выживания.В конечном счете стихотворение носит исповедальный характер, поэт признает свою фундаментальную потребность видеть свое место в мире юмористическим, т.е. , абсурд.
Роберт Милтнер «Воображая географию» в сборнике Шнайдера цитирует предположение Тесс Галлахер о том, что произведения Джеймса Райта можно определить как «лирико-повествовательные стихи». В характеристике, которая может быть применима и к творчеству Дэвида Кирби, Милтнер резюмирует наблюдения Галлахера о Райте: «Что проявляется, так это лирическая «близость голоса» говорящего, которая « зависит от нарратива, анекдотических стратегий и того, что привлекает читателей тем, что «голос поэта.. . находится в таком же отношении к читателю, как и к самому себе, то есть откровенно открыто».
Возможно, именно это имел в виду Генри Джеймс, когда писал, что
В блестящем признании Кирби предполагает, что именно так он себя чувствовал, когда его многострадальный отец наконец умер.
В серии The Biscuit Joint (название которой происходит от столярного метода соединения двух кусков дерева) мы видим переход Кирби от поэта, рассказывающего одну историю в своих ранних книгах, к поэту, который далее эксплуатирует — в терминах Милтнера.
_____
Так же, как Дэвид Кирби пишет в уникальной форме под собственным лейблом, Кэти Пак Хонг — один из немногих поэтов, создающих «умозрительную литературу», поджанр, включающий фэнтези и научную фантастику, а также антиутопию и утопию.
ПоследовательностиХонга отличаются по форме, если не по психологии, от предшественников высокого модернизма, таких как Моберли или Пустошь . Как заявляют М. Л. Розенталь и Салли М. Галл в своей эпохальной книге «Современная поэтическая последовательность », Паунд, Элиот и другие представители высокого модернизма избегали традиции в пользу «сияющих центров, постепенно освобождающихся от повествования.
Каждая последовательность в Engine Empire представляет собой антиутопическую среду, в которой люди справляются с внутренним хаосом, вызванным текущими внешними обстоятельствами, совершенно неподвластными им.Хонг не предлагает безымянных фрагментов; скорее, ее трилогия состоит из стихов, которые в большинстве случаев могут стоять сами по себе. Все три раздела поражают своими воспоминаниями, но The World Cloud , пожалуй, самый интересный, потому что он установлен в неопределенном американском будущем, где говорящая женщина тщетно пытается избежать вездесущих мониторов, которые появляются в виде снега.
.Снег, похожий на бледных головоногих,
тает на наших лацканах, мы все связаны
общим сном, где нам
не нужны наши реликвии
рты.Излишне говорить, что название иронически обыгрывает одноименную мелодию «Битлз»: «Битлз» призывают слушателей ладить друг с другом, а вступление Хонг демонстрирует, как будущее, которое она воображает, предлагает всеведущую силу, направляющую наши мысли в коллективный контроль («мы все связано / в общий сон»). Стихотворение напоминает блестяще задуманную цивилизацию боргов из серии «Звездный путь », в которой разум каждого человека связан с группой других.Идентичность числовая — одна женщина известна как «Семь из девяти» — так где же заканчивается индивидуальность и где начинается коллектив? Вместо того, чтобы слышать голоса многих, люди в Мировом Облаке визуализируют навязчивый снег, который кажется не настоящим снегом, а постоянным оптическим представлением — и полицейским напоминанием — о постоянном шпионаже властей.
Хун скрывает многие детали, как это часто делают авторы антиутопических произведений. Является ли это традиционным правительством, которое злоупотребляет властью? Это большой бизнес? В третьей строфе нам в аллитерационных терминах сообщается, что «промышленность / теперь невидима за стеною / сплетенных паролей.Достаточно скоро говорящий пытается «так усердно доказать» себя, как будто последние возможности идентичности требуют постоянных утверждений силы воли, несмотря на тот факт, что такие утверждения бесплодны. Возможно, двадцать лет назад такое предположение показалось бы ошибочным, но не сейчас. Разве аналогичная паранойя не возникает в наше время, когда Управление национальной безопасности начало отслеживать звонки и электронные письма граждан США? С такими ошибками упреждающего мониторинга, как кибервирус Stuxnet, используемый против Ирана и, вероятно, все еще фильтрующий глобальные данные в шпионский центр, как скоро скачок к нанотехнологиям может сделать возможными глубоко интрузивные действия, которые утверждает Хонг? Как будто она изучила Америку после 11 сентября и попросила нас задать себе центральный вопрос: сколько времени пройдет до того, как стоимость личной безопасности повлечет за собой прекращение личной безопасности?
В The Ballad of Our Jim Хонг использует настоящее время так же, как Патриция Смит: чтобы воссоздать историю.
В шестом стихотворении последней части «Ready-Made» Хонг драматизирует потерю женщиной контроля, используя предложения, одновременно обрезанные и начатые, чтобы воссоздать ее непрерывный анализ ее сложной, многогранной среды:
. . . работа в команде
так гармоничнобурно развивающаяся торговля информацией
существует без нашего оплачиваемого труда
что делать со всем этим досугом
Я моргаю, глядя на свои апельсиновые деревьяусыпанный подписями,
пейзажи, покрытые
золотыми приложениями и предположениями
машинист времени, который возвращается из
будущего, убеждая
всех своими подделанными
снимками восстановленногопроцветание и море, полное
китов огромных, как океанские лайнеры
поющих позывной нашего
слезы облегчения.Несмотря на зазубренные четверостишия и тщательно нарушенную грамматику, стихотворение Хонга — это не столько позывной, сколько сигнал тревоги, напоминающий «Второе пришествие» Йейтса. Нас предупреждают, что цена, которую мы платим за «весь этот досуг», — не дьявол, а тоталитарное сознание, исходящее от, возможно, коварной силы.
Начальные строфы «Уйди от всего этого», последнего стихотворения последовательности, предполагают степень контроля, установленного властями:
Иди, иди, я дышу воздухом
в любую форму что
выбор, когда они
закончат вашу мысльСвобода воли фатально скомпрометирована, потому что, хотя у человека есть искра собственного «я», которая может генерировать отчеты, анализ и вопросы, сверхконтроллеры записывают эти мысли и адаптируются к ним.А в «Басне о последнем нетронутом городе», поэме из четырех частей, которая служит дополнением к Облаку Мира в частности и к книге в целом, люди становятся более жестокими и нецивилизованными.
Ссылаясь на поэта Алана Шапиро, который говорит, что нарратив — это «движение вперед», Дэниел Тобин утверждает, что нарративная поэзия может служить мостом между «временем, как оно воспринимается человеком, и временем, как оно существует физически в масштабе вселенского движения, то есть между временем, которое мы чувствуем, и временем, которое фиксируют часы.
_____
Верно, что некоторые формы искусства нам нравятся больше, чем другие, но это просто вопрос личных предубеждений. Мы не можем допустить, чтобы предпочтение превратилось в эстетику. Наверное, лучше помнить, что хорошее искусство процветает не благодаря своему роду, а благодаря исполнению, и ничто так не возбуждает, как эффективное введение неожиданности.То есть искусство преуспевает, когда его непредсказуемые жесты приводят к восхитительным осознаниям и ощущениям для читателей, зрителей или слушателей. Оглядываясь назад, такие жесты обычно кажутся неизбежными.
Все четыре поэта, которых я здесь рассматривал, находят удивительные способы манипулировать временем на службе повествования. Патрисия Смит смешивает несколько дикций с очень аллитеративным, быстро меняющимся выражением, чтобы передать городской афроамериканский женский опыт прошлого века.
_____
*Эссе-обзорСовременная повествовательная поэма: критические перекрестки . Под редакцией Стивена П. Шнайдера. Айова-Сити, Айова: University of Iowa Press, 2012.42,50 доллара, бумага.
Должен был быть Джими Саванна . Патрисия Смит. Миннеаполис: Coffee House Press, 2012. 16 долларов США, бумага.
Анатомия меланхолии . Роберт Ригли. Нью-Йорк: Пингвин, 2013. 20 долларов США, бумага.
Бисквитный сустав . Дэвид Кирби. LSU Press, 2013. 16,95 долларов США, бумага.
Машинная Империя . Кэти Пак Хонг. Нью-Йорк: WW Norton, 2012. 15,95 долларов США, бумага.
Переосмысление Сильвией Плат сказок братьев Гримм в послевоенной американской культуре
Введение
В этой статье приводятся доводы в пользу богатого отношения Сильвии Плат к сказкам братьев Гримм в ее поэзии и личной жизни, благодаря которым она отреагировала на послевоенные гендерные роли.
Первый раздел этой статьи посвящен злой ведьме как воплощению властной и лживой «плохой матери», получившей распространение в послевоенной Америке благодаря книге Филипа Уайли « Поколение гадюк » (1942). В книге Уайли «мамизм» определяется как господство матери в американском обществе, которую он считает ответственной за «[т] рыхлый вид современных мужчин». 4 Хотя Уайли не проводит явного сравнения между матерями и ведьмами, мое исследование обращает внимание на пересечение неоднозначного восприятия материнства и сказочной ведьмы, популяризированной диснеевскими адаптированными сказками.
Далее я показываю, что на раннее поэтическое воображение Плат повлияла визуальная культура сказок братьев Гримм, в частности, диснеевские фильмы.
Тем не менее, первое знакомство Плат со сказками братьев Гримм было с оригинальным немецким текстом: на Рождество 1954 года она получила от матери экземпляр Märchen der Brüder Grimm: mit 100 Bildern nach Aquarellen , напечатанный в 1937 году.
Я предлагаю новый способ исследовать юношеские поэмы Плат, которые относятся к ее стихам, написанным до 1956 года. Гилл отмечает, что некоторые из ювенильных стихотворений отражают темы, которые вновь появляются в зрелой поэзии Плат, например намек на послевоенное американское общество. 9 Критики, такие как Пил и Ферреттер, изучали раннюю политическую активность Плат в ее художественной литературе и поэзии.
У. Х. Оден также предположил в статье о новом переводе Маргарет Хант сказок братьев Гримм, что сказки являются «одними из немногих обязательных, общедоступных книг, на которых может основываться западная культура. … [Я] вряд ли будет преувеличением сказать, что эти сказки стоят рядом с Библией по важности».
Чтобы двигаться дальше, я смотрю на специфический культурный контекст послевоенной Америки, в которой материнство подвергалось жесткой критике и ассоциировалось со злым умыслом ведьм.
Ведьмы в пряниках: «момизм» и материнская злоба в послевоенной Америке
В послевоенной Америке конфликтное восприятие материнства олицетворяла фигура «мамы», которая, подобно злой ведьме, пожирает, обманывает и контролирует дети.Согласно книге Филипа Уайли «Поколение гадюк » (1942), «мамы» (бывшие жены) — одна из главных проблем американского общества. Хотя в его книге обсуждается не только фигура матери, Уайли подчеркивает ненависть к тому, что он называет «новой религией» поклонения матери. Он утверждает, что «мама — американское творение. Ее разработка была необходима, потому что она была запущена как Золушка». 15 Что поразительно в его книге, так это постоянное использование аналогии Золушка : Уайли предполагает, что разочарованные девушки, которые осознают, что они не могут быть принцессами, склонны сатаной «установить поклонение маме».
Плат прочитала книгу Уайли: ее стихотворение «Няни», написанное в 1961 году, посвящено ее опыту няни летом 1951 года и изображает ее подругу Марсию Браун, читающую книгу: «И арендовала старую зеленую лодку.
В 1930-х годах концепция работы по дому трансформировалась в «выражение личности домохозяйки и ее привязанности к своей семье». 21 После войны материнство было согласовано между расширением производства расфасованных блюд и кухонных приборов, которые позволяли семьям поддерживать «идеальную домашнюю жизнь»; в то время как мать — если ей повезет, — сможет сохранить постоянную работу, которую она приобрела во время войны. 22 У еды в послевоенной Америке было противоречивое место: помимо классики, такой как «Радость кулинарии », которая была любимой поваренной книгой Плат, рынок наводнили сотни книг, предназначенных для женщин из среднего класса. 23 Несмотря на растущее количество кухонной техники и предметов домашнего обихода, женщины тратили на работу по дому столько же времени, сколько и в 1920-х годах; сократилось только время приготовления пищи и время приготовления пищи. 24 В 1950-х годах женщины, особенно те, у кого была работа, по-прежнему были перегружены работой, но им больше помогали в приготовлении пищи.
Неоднозначное отношение к материнству перекликается со многими сказками братьев Гримм, в которых еда регулярно ассоциируется с материнским обманом, воплощенным в образе ведьмы.В частности, сладкая еда используется для обмана главного героя, например, Гензеля и Гретель. В «Золушке» еда используется в виде наказания: мачеха и сводные сестры высыпают в пепел горох и чечевицу, которую Золушке приходится весь день разделять.
В сказках расщепление обычно разрешается смертью биологической матери, которая представляет «хорошую мать», например, в Золушка и Белоснежка. «Плохая мать» обозначается ведьмами и мачехами, которые часто обманывают с едой, создавая ассоциации между едой, материнской любовью и фигурой ведьмы.
Стихотворение Плата «Тревожные музы» изображает мать как злонамеренную фигуру, которая обманывает и поглощает своей чрезмерной и двусмысленной материнской любовью. Стихотворение написано четырехстопным ямбом в октавных строфах и имеет ритм, напоминающий детские стишки, подчеркивающий точку зрения ребенка. «Тревожные музы» начинаются с намека на проклятие из «Верниковой розы» или «Спящая красавица» .В сказке злая фея не была приглашена на крестины царевны. Из-за этого она проклинает маленькую девочку, что на свой шестнадцатый день рождения она умрет, уколов палец иголкой прялки. В стихотворении Плат намекает на сказку, чтобы выразить чувство проклятия говорящей и ее восприятие матери и трех жутких женских манекенов как заговорщиков:
Мать, мать, какая невоспитанная тетка
Или что изуродованное и неприглядное
Кузина, неужели ты так неразумно сохранил
Непрошенный на мое крещение, что она
Послала этих дам вместо себя
С головами, как штопальные яйца, чтобы кивать
И кивать и кивать ногами и головой
И с левой стороны моей кроватки? 31 Повтор («Мать, мать») вызывает образ матери и создает детскую стишок, напоминающий язык детской литературы.В следующих строфах сверхъестественные женщины превращаются в ведьм. Плат намекает на пряничный домик злой ведьмы в «Гензеле и Гретель»: «Мать, чьи ведьмы всегда, всегда / Запекли в пряники». 33 Когда Гензель и Гретель приходят в пряничный домик ведьмы, ее сладкая еда ассоциируется у них с материнской любовью.
«Тревожные музы» изображают и осуждают не только определенный вид материнства, но и женственность. В стихотворении Плат говорящий воспринимает мать как контролирующую, которая хочет, чтобы дочь культивировала традиционную женственность:
Когда на цыпочках плясали школьницы,
Мигающие фонарики, как светлячки
(…)
Мама, ты послала меня на уроки игры на фортепиано
И хвалил мои арабески и трели
Хотя каждый учитель находил мое прикосновение 37 В строках говорящий обвиняет мать в том, что она принуждала ее к ожидаемым гендерным занятиям (балет, пение и игра на фортепиано), в которых она не справилась; поэтому «Я научился, я узнал, я узнал в другом месте, / У муз, не нанятых тобой, дорогая мать».В следующем разделе сравниваются двойные визуальные представления сказок, с которыми столкнулась Плат, демонстрируя, что ее знание сказок происходит из двух культурных источников. Сопоставляя иллюстрации немецкой книги Плат с американскими визуальными репрезентациями, мы можем выявить культурные сигнификаторы, например влияние истории американской моды на платья принцесс.
Визуальное представление
При открытии экземпляра Плата Märchen der Brüder Grimm (1937) первое впечатление, которое создается, состоит в том, что книга напечатана черным шрифтом, который был преобладающим шрифтом, используемым в немецких издательствах до 1941 года.
«Золушка» имеет только одну иллюстрацию, на которой изображена трудолюбивая девушка, стоящая у очага и держащая в руках большую миску с горошком. В оригинальной немецкой сказке магия в первую очередь связана с фигурой мертвой матери и голубями, которые направляют и помогают ей. Сказка изображает трудолюбивую девушку, чьей жизнью управляет злая фигура матери, без фигуры отца, обратилась к Плат, которая часто пересказывала события своей жизни как сказку, в которой она играет главную героиню. Например, в 1953 году она рассказала брату о своем принятии на конкурс приглашенной редакции журнала «Мадемуазель »: «Я чувствую себя университетской Золушкой, чья фея-крёстная вдруг выскочила из почтового ящика и сказала: «Нью-Йорк»».
Хотя Диснеевский фильм «Гензель и Гретель» не снят, эта сказка включает в себя самое важное изображение ведьмы. На заднем плане пряничный домик посреди луга. Впереди ведьма машет рукой детям, чтобы те подошли поближе. Гензель стоит слева; за ним прячется Гретель, выглядя гораздо более напуганной ведьмой. На крыше домика ведьмы сидит птица. Ведьма носит платок, у нее большой длинный нос с бородавкой, ее платье больше похоже на крестьянское, а использование трости указывает на ее старость.
Кроме того, в фильмах Диснея показано несколько платьев принцесс, которые продолжают определять представление о том, как должна выглядеть принцесса. Такие платья также вошли в историю моды: например, образ Золушки имеет «определенное качество Грейс Келли», тогда как платье Авроры из «Спящая красавица» символизирует «новый образ» Диора, дебютировавший в 1947 году. 51 Энн Секстон также ссылается на значение платьев принцессы в своем стихотворении «Золушка»: «От подгузников до Диора / Эта история».
Двойственное восприятие Плат сказок дало ей богатый визуальный опыт, который определил ее раннее искусство.
Сказочные повествования в ранней поэзии Плат
Во многих юношеских поэмах Плат использует повествовательную стратегию сказок братьев Гримм: они рассказываются всемогущим рассказчиком, но описывают точку зрения юной главной героини. 55 Стихи часто посвящены действиям главных героев-женщин, которые проводятся параллельно с ролью молодых женщин в американском обществе.Ферреттер предполагает, что в ее ранней поэзии женские поэтические персонажи «гораздо больше контролируются мужчинами, которых они любят, самой их страстью к этим мужчинам».
Поэма «Золушка» была написана в виде сонета, в форме, подчеркивающей романтические отношения.Стихотворение было впервые опубликовано под названием «Двенадцатая ночь» в декабрьском выпуске журнала Seventeen за 1952 год, через два года после премьеры диснеевского мультфильма « Золушка » в кинотеатрах.
Стихотворение показывает дальнейшее влияние рекламных плакатов фильма Диснея Золушка , в котором стеклянный дворец и принц появляются на заднем плане. Стихотворение Плат использует знакомые элементы для повествования о бальном танце, в котором удовольствие девушки от танца находится в центре повествования:
Весь вращающийся высокий стеклянный дворцовый зал
Где гости скользят, скользя в свет, как вино;
Розовые свечи мерцают на сиреневой стене
Отражаясь в блеске миллионов кувшинов 61 «Стеклянный дворец» может напоминать материал туфель Золушки; однако это также указывает на дворец из фильма, который выглядит так, будто сделан из блестящего стекла.Плат демонстрирует влияние Диснеевской Золушки , которую она часто использовала, чтобы рассказать о событиях своей жизни в подростковом возрасте.
В восемь, когда я закончила обливать гашишем особенно суетливую группу сотрудников Belmont, я прыгнула обратно к мою комнату, сорвал с себя пролетарскую черную униформу и весь заляпал хлопчатобумажной тканью цвета морской волны, которую мы купили в Бостоне прошлым летом. 66
В своих дневниках Плат подробно описывает свидание, на котором танцевали вальс; Подобно стихотворению, оно написано от третьего лица и называет себя «девушкой». Этот стиль повествования не является чем-то необычным для ранних журналов Плат, что показывает, что она считала ведение журналов творческой писательской практикой. В журнальной записи она описывает свое платье как «белое платье из акульей кожи в стиле принцессы», что также вызывает образы Золушки.В вилланелле «Наставления» (1953) Плат сознательно использует тему женского непослушания и связывает сказки с библейскими образами как свой поэтический отклик на сказки в послевоенном американском обществе. Ферреттер объединяет «Предостережения» с «метафизическими сочинениями» Плат, которые исследуют «отношения между воображением и реальностью».
Плат продолжает образ во второй строфе «Наставлений» символом яблока: «Волшебные золотые яблоки все выглядят хорошо / Хотя злая ведьма отравила одно». 71 Строки отсылают к волшебному яблоку, которое злая королева предлагает Белоснежке. Выбор слова Плат дает представление о том, как эта сказка укоренилась в американской культуре. Ее отсылка к фильму «Белоснежка » , поскольку в немецкой версии замаскированная злая мачеха названа крестьянкой; только в диснеевской адаптации ее назвали ведьмой. Маккорт утверждает, что ведьма «олицетворяет падение девушки из блаженства», которая «накажет девушку, которая пытается учиться, быть и делать слишком много». 72 Воспоминание Плат о яблоках подчеркивает сходство между сказкой и библейским наставлением о женском непослушании. Белоснежка и Ева желают яблока, и их наказывают за любопытство и непослушание.
Поэма Плат контекстуализирует предостережения сказок в рамках послевоенной гендерной политики, ссылаясь на двойные стандарты молодых женщин. В последней строфе вилланеллы повторяются рефреновые строки, предостерегающие от беспечности, любопытства и стремления к знаниям:
Ибо смертельные тайны поразят, когда поняты
и счастливые звезды все уйдут бегством:
никогда не стучите по гнилому дереву,
никогда не пытайтесь узнать больше, чем следует 77 Первые две строки подразумевают, что неповиновение правилам ведет к раскрытию «смертельных секретов», что приводит к несчастьям и лишениям.Строки действуют аналогично морали сказки и заключают, что лучше не искушать судьбу и оставаться послушным. Хотя в стихотворении не изображена главная героиня, темы желания и наказания делают его похожим на другие стихотворения Плат о юношестве, в которых рассказывается о приключениях девушки. В «Предостережениях» Плат объединяет темы желания и наказания с библейскими образами и размышляет об их гендерном аспекте, подчеркивая женское непослушание, стремление к знаниям и любопытство.Еще одно стихотворение, затрагивающее темы желания и наказания, — «Принцесса и гоблины»; здесь, однако, Плат переворачивает знакомые по сказкам гендерные роли. Сказка-поэма Плат заимствовала название из детской книги Макдональда «Принцесса и гоблины » (1872 г.), в которой переработана «Верниковая роза». 78 Стихотворение состоит из трех частей, преобладающей формой строфы является трехстиший: знакомая по сказкам символика числа три является повторяющимся элементом стихотворения. Маккорт предполагает, что «Принцесса и гоблины» встроены в жанр женских стихов двадцатого века, которые «обращались к сказке, чтобы помочь им понять свою собственную социализацию и социализацию своих современников». 79 Стихотворение изображает смелого и отважного главного героя, отправляющегося в приключение ночью: «вверх по которому бодрствующая принцесса / взбирается, чтобы найти источник бледного света, который вызвал ее».
С забинтованным пальцем там, где осиная булавка вылетела из затейливой вышивки
и ужаленная по плану ведьмы
она восходит через злобу игольного ушка
волоча свое скрупулезно простое платье
по светлым звездочкам млечного пути. 81 Строфы вызывают в памяти сказку «Весовая роза», когда палец девушки касается прялки.Плат имитирует повествование сказки: в стихотворении палец принцессы уколот иглой, которая была «планом ведьмы». Подобно «Наставлениям», ведьма является исполнителем наказания; ее описывают как злонамеренную, заговорщицу. В «Принцессе и леших» женские рукоделия обозначают темы желания и наказания.В следующей строфе появляются ангелы, которые «кивают ей в / туда, где древняя, бесконечная и прекрасная, / склоняется ее легендарная крестная». 82 Ассоциация крестной матери с ангелами дает представление о слиянии Плат библейских и сказочных мотивов.
Вторая часть поэмы повествует о дальнейших препятствиях во время приключения: «девица спускается / по темнеющей лестнице, отпирает дворцовую щеколду / и незаметно проскальзывает мимо сторожей на лужайке». 84 В сказках такие приключения редко случаются с принцессами. Плат ищет новую версию пассивной героини и рассказывает историю авантюрной девушки. В поэме не принц спасает принцессу от опасности, а наоборот: «царевна освобождает рудокопа, камень за камнем, / И ведет его домой, чтобы быть ее избранным рыцарем».
Указывая на загадочное жужжание веретена,
, она велит новичку-шахтеру поклониться
и почтить великую богиню воздуха
, подвешенную в ее сиянии планеты.
Громко смеясь, ослепленный мальчик спрашивает
почему он должен стоять на коленях перед глупой сценой 87 В этой последней части стихотворения веретено изображается как темный и зловещий объект, возможно, означающий какую-то опасность впереди. Эта машина олицетворяет женское ремесло — или силу — как «носитель» повествования, в котором история плетется, как шерстяная нить, подчеркивая женственность поэмы Плат.О, никогда больше экстравагантная соломинка
не свяжет позолоченную басню для ребенка
, который плачет перед безысходной картиной
часового механизма, от которого стынет в жилах королевская кровь.Подводя итог, можно сказать, что юношеские стихи показывают, что сказки братьев Гримм служили важным источником поэтического вдохновения для Плат. «Золушка», «Увещевания» и «Принцесса и гоблины» передают разные повествовательные стратегии на темы желания и наказания, сосредоточенные на главной героине.Стихи выражают связь между традицией и изменениями: Плат переписывает повествования, сохраняя при этом центральные мотивы, такие как романтические отношения, противостояние хорошей и плохой матери в воплощении злой ведьмы и поддерживающей крестной матери, а также принцессу в качестве главного героя. Ее поэтическое переосмысление отражает сказки как «моральные ориентиры» в послевоенной Америке, особенно гендерные роли.
Заключение
Сказки братьев Гримм прочно вошли в послевоенное американское общество и культуру и оказали влияние на личную жизнь и поэзию Плат.Плат использовала сказки в своем изобразительном искусстве и поэзии, что свидетельствует о ее интересе к сказкам братьев Гримм.
1 Коннорс, «Интерактивное искусство Сильвии Плат», 4–144; Маккорт, «Спящая красавица пробуждается», 147–157; Зивли, «Трансформации модернистских картин Плата», 35–56.
2 Маккорт, «Выход из страны чудес», 121–123.
3 Clark, Red Comet , 56.
4 Ibid., 210.
5 Bronner, Следуя традиции: фольклор в дискурсе американской культуры , 209.
6 6 !: Сказки и культура детства , 138.
7 Дэвис, Хорошие девочки и злые ведьмы, 1937–2001 , 84.
8 Библиотека Сильвии Плат . Библиотечное дело.
9 Гилл, Кембриджское знакомство с Сильвией Плат , 32.
10 Ферреттер, Художественная литература Сильвии Плат ; Peel, Обратная запись ; «Политическое образование Сильвии Плат».
11 Маккорт, «Выход из страны чудес», 125.
12 кв. в Haase: «Твой, мой или наш?» 383.
13 молний, Наследие Гримм , 153.
14 Haase, «Framing the Brothers Grimm», 64.
15 Wylie, Generation of Vipers , 197.
16 Там же, 200.
17 Там же, 49.
Собранные стихи , 175.19 Rose,
19 Rose, Призрака Sylvia Plath , 165.
20 Clark, Red Comet , 542.
21 Cowan Больше работы для Матери , 177.
22 Там же, 208–209.
23 Шапиро, Что-то из духовки , xix.
24 Там же., 46.
25 Фридан, Женская мистика , 151.
26 Кришвинска, Кожа для танцев в , 135.
27 Klein, Зависть и благодарность и другие работы 1946 1963 , 2.
28 Там же, 142.
29 Беттельхейм, Использование чар , 166.
30 Татар, «Женщины-обманщицы как двойные агенты», Собрание 1th 42
1th Стихи , 74.32 Там же, 75.
33 Там же.
34 Карр, «Ведьмин дом», 19.
35 Плат, Собрание стихов , 75.
36 Брицолакис, «Разговор среди руин», 176.
33 Собрание стихов1, 37 Плат, 9031 , 75.
38 Там же.
39 Брицолакис, «Разговор среди руин», 177.
40 Бэйли, «Сильвия Плат и женский костюм», 199.
41 Плат, Сборник стихов , 75.
40140, « Шрифтовой дизайн и архитектурный шрифт», 22.43 Дэвис, Хорошие девочки и злые ведьмы, 1937-2001 , 101.
44 Plath, Буквы Sylvia Plath Plath I: 1940-1956 , 121.
45 Plath, Собранные стихи , 173.
46 Плат, Письма Сильвии Плат Том I: 1940–1956 , 621.
47 Там же, 77; 295; 744; 850; 1010.
48 Туите, «Плат и мода», 130.
49 Плат, Письма Сильвии Плат, том I: 1940–1956, 909; 939–940.
50 Фройденбург, «Иллюстрация детства — «Гензель и Гретель», 269.
51 Дэвис, Хорошие девочки и злые ведьмы , 101.
52 Секстон, Собрание стихов
2, 51 , Полные журналы Сильвии Плат , 38.54 Коннорс, «Живые цвета: интерактивное искусство Сильвии Плат», 5; 27.
55 Bottigheimer, Плохие девчонки и смелые мальчики братьев Гримм, 52–53; 71.
56 Ферреттер, Художественная литература Сильвии Плат , 163.
57 Плат, Сборник стихов , 303.
58 Стейнберг, «Сильвия Плат: киноман».
59 Плат, Письма Сильвии Плат Том I: 1940–1956 , 518, курсив добавлен.
60 PLATH, Недоставленные журналы Sylvia Plath , 364.
61 Plath, Сборные стихи , 304.
62 Ханна, «Первичные представления», 206.
63 Plath, Собранные стихи , 304.
64 Там же.
65 Hanna, «Primary Representations», 206.
66 Plath, The Letters of Sylvia Plath Volume I: 1940–1956 , 464.
67 Plath, The Unabridged Journals of Sylvia Plath 1 .
68 Там же.
69 Ферреттер, Художественная литература Сильвии Плат , 66.
70 Плат, Сборник стихов , 319.
71 Там же.
72 Маккорт, «Выход из страны чудес», 122.
73 Плат, Сборник стихов , 319.
74 Rombauer, The Joy of Cooking , 536.
В повествовании два персонажа; поэт, который спрашивает девочку о ее братьях и сестрах, и маленькая девочка, которая отвечает ему.
Смоделируйте предложенный Кимбаллом процесс исследования звуковых и семантических связей, обнаруживаемых в концевых рифмах, поместив на доске слова «Создать» и «Разбить» и спросив, чем слово «Создать» похоже на слово «Сломать» и чем оно отличается от него. Предложите учащимся найти другие пары слов, которые имеют как звуковые, так и семантические связи, при необходимости отыскивая слова и корни, такие как «dur». См. этот Этимологический словарь.
Раскадровка изображает действие истории в картинках.Попросите учащихся включить текст, который вдохновил каждое изображение на их раскадровку. Бесплатные программы для создания раскадровок доступны учителям и ученикам в Интернете.
Колин Лейн, как охранник, обеспечивает хороший комический ход.
Dabar tai mano bibliotekos Šventasis Gralis.
xD Nes būtent taip įsivaizdavau tą keistą Poe laivą pasiklydusį kažkokioj keistoj vietoj.
« 
Tai galima pastebėti „ Berenikėje “, „ Moreloje “ ir štai vėl ta pati situacija čia. Tai, kad autorius šitiek darbų dedikavo savo mirusiai žmonai ir nesibaigiančiam savo gedului, yra neišpasakytai tobula ir gražu.Galbūt mirtis ir yra siaubinga, bet štai kiek įkvėpimo ji gali duoti, jei tik sugebi panaudoti savo skausmą kūrybai. O šioje istorijoje tai labai aiškiai atsiskleidžia. O pabaiga kaip Visada šiurpiai klaiki.
(Король Пешт. 1835) 
(Turbūt taip pagalvojau, nes pats esu energetinis vampyras xD) Bet nors ir trumpa istorija- išlaikė dėmesį ir susidomėjimą iki galo. (Nors tas galas pasirodė Visai neįdomus xD) 
..
Vien „grožio sąvokos filosofija“ ir likusi dalis kraštovaizdžio aprašinėjimas itin detaliai… Žiauriai nemėgstu tokių dalykų knygose.
Buvo neįmanoma padėti į šoną, nes su kiekvienu sakiniu norėjosi sužinoti „kuom tai baigsis“.Be to šioje istorijoje nebuvo siaubo, vien tik detektyvinis-nuotykis.
Taip, kad NEŠIOKIT KOREKCINES PRIEMONES, O BUS KAIP TAM VYRUI.xD
Rodos, Kažkas Surakina Jų Protus, Tokius žmonius Pagauna Siaubas Vien Pamanius, Kad Reikia Ką Nors Darriati, ИК-лабиаушая Уж Виск-Пасаулие Цзы Трокета Гульти Ловукант Ir, Senučių Kalba Šnekant, “Senaugyti Savo Širties žaizdą” – Kitaip Sakant, Mąstyti Apie Savo Graužatį. “
(Система доктора Тарра и профессора Фетера. 1845 г.) 
Лирическая поэзия перенесла нас внутрь динамика; повествовательная поэзия рассказывала о том, как говорящий взаимодействовал с внешним миром. Поскольку лирические стихи были короче, их было легче запомнить. Нарративная поэзия когда-то была либо «эпической», либо «драматической»; таким образом, целое было , а не , которое было легко запомнить. Оба вида, однако, всегда были о конфликте внутри человека, и оба подвержены заговору.
Наконец, стихотворение передает таинственное завершение, в котором воображаемый паук/звезда поднимается, а коллективное сознание («мы») разыгрывает метафорическое событие, в котором оно, кажется, достигает первобытного видения жизни-в-смерти. Несмотря на замечательную краткость этого стихотворения, это лирика, в которой используются аспекты повествования от начала до конца.
. . 
По определению, стихотворение рассказывает историю (или истории), тем самым объясняя течение времени и, таким образом, намекая, по крайней мере, на преходящую озабоченность смертностью. Вертолет падает с неба, или мужчина посещает художника всего за несколько месяцев до его смерти. Внешние события служат для создания драматического потенциала, и читатели реагируют бесчисленными реакциями, варьирующимися, скажем, от беспокойства до меланхолии или от страха до восторга.
д. — но могут также включать переплетенные сюжетные линии, а также короткие лирические интерлюдии. Конечно, как указывает Денис Донохью в своей книге On Eloquence , часто « sprezatura последовательности, один набор образов, ведущих к другому» — это то, что привлекает наше внимание, а не какой-то специальный язык.Хорошая хорошо рассказанная история не требует риторического фейерверка.
Но приверженцы лирики обычно не хотят просто сократить погоню — они хотят ее устранить. Те, кто ценит повествовательную поэзию, наслаждаются как темпоральной установкой, так и итоговой отдачей.
Гилберт» не только идентифицируется корона этого известного феминистского сонета как основное произведение, но и объясняется, как Гилберт «по крайней мере частично переворачивает . . . функция нарративных и лирических ожиданий». Столь же полезна книга Роберта Б. Шоу «Искусственные коридоры: история и постмодернистская поэзия», в которой он обсуждает, как нарративная поэзия может одновременно передавать историческое движение и личный опыт.Заинтригованный тем, что повествовательные стихи могут восстановить события, потерянные во времени, Шоу особенно эффективно отслеживает связь между хроникой и созерцанием. В «Воображении географии» Роберт Милтнер исследует связь между хроникой и самооценкой, особенно в стихах о путешествиях Кэмпбелла Макграта, которые «показывают, что то, что можно получить через захватывающее отчуждение путешествия, — это большее чувство себя и культурной идентичности. ». Глубоко проницательная, обширная «Синоптика одной дуги: сюжет, поэзия и объем сознания» Дэниела Тобина исследует связь между повествовательной поэзией, человеческим сознанием и различными измерениями времени.
Точно так же, как в «Вознесении Паучьего Кристалла» Райта есть повествовательные компоненты, в творчестве этих четырех поэтов присутствуют нити повествования. Но эти нити не квалифицируют эти произведения как повествовательные стихи. С другой стороны, в сборнике слишком много внимания уделяется повествованиям длиной в книгу и недостаточно — сравнительно коротким повествовательным стихам. Это правда, что роман в стихах находится на подъеме и, безусловно, заслуживает внимания, но, как следует из названия Шнайдера, книга стремится сосредоточиться на современной нарративной поэзии, а не на современной развернутой нарративной поэзии.
) Мастера звука и структуры, и Дюби, и Бирдс неоднократно создают новые стратегии в сюжете, которые делают возможными ошеломляющие эпифанические моменты, и они заслуживают рассмотрения где-то в всеобъемлющем обсуждении этой книги.
Большинство ее стихов наполнены богатым звучанием, которое одновременно вызывает в памяти сверкающие опьянения городской американской жизни и вездесущий англоязычный уклон, принижающий все афроамериканское. В своем заглавном стихотворении Смит изображает родителей, которые под влиянием белых представлений об изысканности пытаются смягчить свое южное деревенское происхождение, когда они прибывают в центр послевоенной американской торговли на Среднем Западе.Зажатые между местным патриархатом и всепроникающей национальной рекламой, чернокожие девушки были особенно восприимчивы к сообщениям о том, что в силу своей физиономии они непривлекательны и даже отталкивают. Белизна была абсолютом.
Начиная с трех таверн и заглавной церкви, стихотворение изображает девушек, несущихся мимо Гольдблатта (универмаг тоже давно закрыт), с его «фартуком» и «саржей» в окне, «каждая недосягаемая / нить воркует на отсроченная сладость расставания». Вскоре девушки «натыкаются прямо на обувной магазин», который специализируется на «непоколебимой коже, All-Stars и блестящих высоких каблуках, предназначенных / для христианской женщины, смело играющей в музыкальном автомате. . ». Затем они проходят мимо «забегаловки», наполненной «раздувшимися кислыми огурцами, плавающими в расколотой бочке, / школьными принадлежностями, пикси-палочками, лакричными кнутами и слегка покоробленными 45-ми».. ». Согласные и гласные взволнованно перекликаются друг с другом, изображая острые ощущения, которые девочки-подростки могут испытать, находясь в городе.
. . Июль стонет вокруг идеального ароматного клубка из восьми 
Девочки могут быть в восторге от экзотики города, но так же, как пожилые женщины хотят выйти за культурные рамки города и не могут, острые ощущения девочек сводятся к сексуальным переживаниям, которые могут ограничить их будущее с меньшим количеством вариантов. чем их белые коллеги.
В «Таверне. Таверна. Церковь. Таверна с закрытыми ставнями» и других стихотворениях Смит придумывает сюжет, основанный на собственном прошлом, иногда делая свою историю универсальной, описывая события во множественном числе от первого лица. Как говорит Эйприл Линднер, «лирический момент не обязательно затемнен повествованием, которое его окружает. Это может как выходить за рамки контекста, так и извлекать из него пользу». Фактически, повествование Смита органично сочетается с личными наблюдениями, и каждая записанная деталь раскрывает склад ума девушек.
Позже, в трех последовательных стихотворениях, каждое из которых стоит отдельно, Смит рассказывает историю молодости и любви к другому белому мальчику, родители которого угрожают отречься от него, если он продолжит встречаться с ней.В обоих случаях первое лицо «Я» драматизирует личное прошлое, символизирующее сквозную историю. А в «Motown Crown» Смит предлагает поразительно совершенную корону сонета, которая отражает то, как девочки-подростки ее поколения испытали ритм-энд-блюз, который вдохновлял и формировал их. Некоторые из ее стихотворений, такие как «Универсальный продукт», построены слишком жестко, отмечены чрезмерно дидактическими пассажами, но таких немного. Shoulda Been Jimi Savannah — одна из самых полезных книг стихов за последние несколько лет.
Тем не менее, он пишет не так, как Фрост или Стивенс. В основном практикующий свободный стих, который прерывает свои острые байки множеством отступлений, он больше поэт у камина.Хотя его стихи обладают оживляющей сложностью, он один из наших самых дружелюбных к читателю поэтов. Иногда он пишет чисто лирические произведения, но на самом деле большая часть его стихов носит повествовательный характер.
Психологические последствия стихотворения выходят далеко за рамки одного человека, становясь применимыми к обществу, которое все больше боится оружия. Дэниел Тобин предполагает (в «Сводке одной арки»), что повествование помогает нам «обнаружить значение нашего места во времени, видя нашу жизнь как-то в согласии с kairoi , теми событиями, которые выделяются как символ всеобъемлющей истории, которая поднимает нас над текущим потоком, который формирует сюжеты нашей жизни в рамках какого-то более крупного и глубокого замысла.Жертва является «символом» нас, когда мы сталкиваемся с собственной смертностью.
е. щеглов. Жертва сообщает в полицию всевозможные подробности — насколько реалистичной была татуировка, как поют птицы, как они собираются в стаи, как стая качается при резких движениях и т. д.— при этом заметив, что полицейский записывает очень мало таких подробностей. (В конце концов мы обнаруживаем, что татуировка привела к поимке преступника.) Поэма фильтрует все через сознание жертвы, которая после противостояния со смертью возвращается в конце к образу птиц:
Окончательный эффект «эмблематического» стихотворения. . . заговор» заключается в том, чтобы вести нас, читателей, к медленной конфронтации не только с нашими собственными целями, но и с рассмотрением наших собственных механизмов выживания. Жертва отстранена навсегда из-за попытки отсрочки, всегда пытаясь отложить мысль об оружии.
/ Он не признал бы нацию вашего рождения»). В любовной поэме «Восхитительно» он сочетает репортерскую речь («Так и должно быть: ее фронт достаточно теплый…») со сдержанно-мелодической экспрессией («на круглой холодной губе реки»). Конечно, он может быть безудержным и в своей музыкальности.Вот начало «Сортировки», первого стихотворения книги: «Израненная трением давно ушедшего оленя, / Толкаемая на запад его развивающейся молотьбой, / Осина всегда наклонялась. . ».
Одаренный, комичный рассказчик, он вплетает свои наблюдения в рассказы о себе и других людях — настолько, что отдельные истории часто подчиняются его собственным размышлениям. Поскольку его интонации и темп сочетаются с интригующими отступлениями и ссылками на самих себя, мы легко входим в момент, и временное бремя мира исчезает.Мы ценим рассказчика и за вечно блуждающую сказку, и создание этого эффекта удвоения — главный вклад Дэвида Кирби в повествовательную поэзию.
) Другие называют поэзию Кирби «сверхразговором», формой свободно плавный американский, в котором язык, кажется, быстро растягивается в манере разговорной речи, а не в манере традиционной поэзии.
.
В последних двух строфах «Почти счастливого» Кирби обращается к дирижеру Лорину Маазелу, который сказал: / похоже на шутку или литературный прием. Все не так уж и плохо. / Так ты впадаешь в вечный сон. Ну и что?” Кирби явно нравится Маазель, потому что Маазель звучит как Кирби. Оба мужчины говорят «интимным голосом». В этом и многих других стихотворениях Кирби использует откровенно открытый стиль комедии.На самом деле «Почти счастлив» заканчивается поворотом к Генри Джеймсу, доселе не появлявшемуся:
— «повествовательные, анекдотические стратегии».Он всегда был личным и интроспективным, но в этой книге он чаще обращается к другим художникам и мыслителям, чье увлекательное множество идей связано с его размышлениями. Где «Почти счастлив» содержит отсылки к восьми другим людям, 112-строчный «Какой план, художники?» предлагает ссылки на девятнадцать других людей. Многие другие стихи в книге также радуют своим бесчисленным количеством ссылок, что всегда дает идеи, имеющие отношение к ситуации Кирби. Он рассказывает нам, что говорили другие, чтобы мы могли знать, о чем он думает в любой момент, как бы ни было неловко.По мере того, как он расширяет свой репертуар, комедия Кирби намекает на элегию, в то время как стихи приобретают все более исповедальный характер.
Ее замечательная книга « Империя двигателей » охватывает и управляет временем ключевыми способами. Состоящая из трилогии последовательностей, книга начинается с прошлого ( Баллада о нашем Джиме , жестокая история американского Запада девятнадцатого века) и движется к настоящему ( Шанду, мой искусный бум-город! , тревожная история). рассказ о сегодняшнем быстро развивающемся Китае) и заканчивается будущим ( «Облако мира» , история попытки женщины обрести личную свободу в эпоху всеведущего личного контроля).Рассказанные от первого лица разными персонажами, все трое отчетливо повествовательны, отображая ряд событий, на которые люди реагируют.
В их новаторских стихах хронология не играет почти никакой роли; время не столько охватывает события, сколько останавливается в размышлениях эмоционально противоречивых ораторов. Но спустя десятилетия такие поэты, как Хун, осознали неотъемлемую силу хронологии. Как говорит Роберт Б. Шоу, «коллаж скомпрометирован хронологией; сюжетные линии снова осторожно вырисовывались из поля зрения». Нарративные возможности просто слишком богаты, чтобы отказываться от них.
Вот начальная строфа «Come Together», первого стихотворения в последовательности:
Однако в одиннадцати разделах The World Cloud Хонг использует настоящее время не для того, чтобы воскресить историю, а скорее для того, чтобы вернуть будущее в настоящий момент. Мы вспоминаем знаменитое изречение Фолкнера: «Прошлое не закончилось. Это даже не прошлое». Здесь настоящее даже не настоящее; это будущее. Последовательность вызывает устрашающее и террористическое очарование, и, поскольку мы быстро знакомимся с привычками мышления говорящего, мы глубже погружаемся в наши собственные тревоги, как будто будущее на нас.Эта женщина все время пытается понять, что происходит вокруг ее и в ее голове.
В городе, сошедшем с ума от запугивания и холода — здесь можно вспомнить «Почти счастлив» Дэвида Кирби — люди убивают своих родителей, оставляя их беспомощными в горах, когда они становятся слишком старыми, чтобы служить нуждам « король», их «лидер»: «Я боюсь, что мы увидим, что другие родственники будут брошены там.. ». Название предполагает, что этот город избежал власти безликих контролирующих органов The World Cloud . Является ли постколлективная угроза или поврежденная среда настолько жестокой, что выживание посторонних оказывается под вопросом? Если техноколлективу не удалось обезопасить все географические зоны, смогут ли выжившие и изгои выстоять, не став бесчеловечными? Сами вопросы составляют предупреждение Хонга.
В Мировое Облако Хонг изображает время таким, каким оно будет «человечески переживаемым», а не таким, каким оно еще ощущается. У нее прорывное воображение; чтение ее спекулятивной поэзии – новый шок будущего.
Роберт Ригли сочетает подробное описание, сладкозвучный звук и меланхоличный тон, чтобы показать, как время может казаться остановившимся, пока мы размышляем о новых истинах, особенно тех, с которыми мы, возможно, не хотели сталкиваться.Дэвид Кирби сочетает самоуничижительную комедию, искусно выстроенные строфы свободного стиха и множество отсылок к художникам и мыслителям, создавая запутанные истории, которые иногда открывают новые повествовательные нити, отказываясь от тех, с которых он начал. А Кэти Пак Хонг объединяет вырезанный свободный стих и повторяющиеся предложения с подробными воспоминаниями об историческом и будущем мирах, чтобы продемонстрировать человеческие усилия перед лицом человеческого самоуничтожения. Все четыре генерируют удовольствие, создавая непредвиденные направления в своем письме.Когда Фрост сказал о хорошей поэзии: «первоначальное удовольствие вызывает удивление при воспоминании чего-то, чего я не знал я знал, », он, несомненно, имел в виду этот аспект искусства.
Будь то стихотворение в первую очередь повествовательное или лирическое, важно то, что оно вызывает восторг.
Мое изучение поэзии Плат показывает, что ее детские чтения о принцессах и ведьмах функционировали как повествования, чтобы пересказывать события ее жизни, когда они были контекстуализированы в послевоенной американской культуре. Ранее некоторые критики указывали на влияние сказок на произведения Плат. 1 Например, Джессика Маккорт признала роль детской литературы в самовосприятии и представлении Плат, особенно ее использование сказок для размышлений об американском девичестве. 2 Совсем недавно Хизер Кларк утверждала, что «[f]airies сыграли важную роль в юном воображении Сильвии». 3 Как и многие сказки братьев Гримм, ее роман начала 1940-х годов « Звездная пыль » был посвящен приключениям молодой героини, которую выбрали феи. Подобное повествование неоднократно встречается в юношеских стихах Плат, в которых молодая девушка (часто принцесса) сталкивается со сверхъестественными существами. Мое исследование основывается на предыдущих научных работах, но углубляется в двойное визуальное и текстовое влияние сказок Гримм на раннее поэтическое воображение Плат.
Я пролил свет на различные темы и нарративы, которые Плат позаимствовала из своих любимых сказок, и провел их параллель с послевоенным американским обществом.Подобно сборнику стихов Анны Секстон « Трансформации » (1971), в котором сказки братьев Гримм пересматриваются с феминистской точки зрения, Плат также занималась гендерной политикой в своих вдохновленных сказками стихах, несмотря на сохранение основных тем сказок.
Например, первым полнометражным фильмом Уолта Диснея был « Белоснежка и семь гномов » (1937), в котором замаскированная злая королева изображалась как ведьма, а не крестьянин, описанный в оригинальной немецкой сказке. 5 В результате многие американские родители не разрешали своим детям смотреть фильм, потому что считали маскировку ведьмы слишком пугающей. 6 Изменение злодейского характера дает представление о значении ведьмы как злой женской фигуры в американской культуре. Я демонстрирую осведомленность Плат об ассоциациях между злой ведьмой и контролирующим, трансгрессивным и неадекватным материнством, которые сыграли значительную роль в послевоенном восприятии «момизма». Для этого я внимательно прочитаю стихотворение «Тревожные музы» и обращу внимание на параллели между изображением Платом образа матери и злобной матери, связанной со сказочной ведьмой.
Огромный успех Белоснежка привел к адаптации других сказок послевоенной эпохи, таких как Золушка (1950) и Спящая красавица (1959). Эти фильмы в сегодняшних глазах проблематичны из-за того, что в них главные героини изображаются в основном пассивными принцессами, которые мгновенно влюбляются в принца и выходят замуж за счастливый конец.С другой стороны, фильмы Диснея были революционными: в них главными героями были молодые женщины: с середины 1930-х годов женские персонажи стали играть более важную роль в короткометражных анимационных фильмах, созданных Диснеем. 7 В фильмах Диснея женщины оказались в центре кино и популярной культуры, которые по сравнению с возрастом играли центральные, но ограниченные роли. Юношеские стихи Плат часто опираются на визуальную культуру фильмов Диснея, используя их в качестве элементов повествования для своей поэзии, о чем я расскажу позже более подробно.
8 Во время Летом 1958 года, живя с Хьюзом в Массачусетсе, Плат пересматривала сказки, связанные с ее детством; она написала матери, что чувствует себя «чрезвычайно тронутой» воспоминаниями о своем немецком происхождении. Хотя для Плат сказки были связаны с ее немецким наследием, ее поэзия и переписка демонстрируют, что она скорее интересовалась положением сказок Гримм в американской культуре, например, явно ссылаясь на диснеевские адаптированные фильмы.Стихи, которые я изучаю в своем эссе, дают представление о функции сказок Гримм как визуального и текстового повествования для произведений Плат, особенно о роли женщин в послевоенном американском обществе.
10 Моя статья демонстрирует, что Плат также использовала сказки братьев Гримм во многих ранних стихотворениях, чтобы провести параллель между гендерной политикой сказок и двойными стандартами молодых женщин в послевоенную эпоху. Журналы, предназначенные для девочек-подростков, такие как Seventeen , которые читала Плат, часто использовали сказки, чтобы подчеркнуть важность брака для молодых девушек как их «долго и счастливо». 11 Таким образом, Плат, вероятно, знала о восприятии сказок в американском обществе, культивирующих моральные ценности, такие как подчинение правилам и ограниченная сексуальность, подчеркивающие двойные стандарты гендерных ролей.
12 Слова Одена связывают мораль сказок с библейскими учениями и укрепляют религиозное чтение, которое, вероятно, было предпочтительным чтением в послевоенном американском обществе. 13 Это также связано с враждебностью по отношению к Германии в послевоенное время, что привело к стиранию немецкости сказок. 14 Хотя для Плат сказки братьев Гримм произошли от ее немецкого происхождения, она также часто объединяла повествования сказок с религиозной моралью и библейскими историями, что предполагает чтение сказок как культивирование общечеловеческой морали. Таким образом, переписывание Платом повествований сказок братьев Гримм дает представление о более широком культурном контексте и восприятии сказок в послевоенной Америке, которые часто действовали как «моральные ориентиры».
Я использую психоаналитический подход, чтобы продемонстрировать, что стихотворение Плата «Тревожные музы» изображает ассоциации между злой ведьмой и лживой «плохой матерью».
16 Золушка в его интерпретации – это каждая молодая женщина, которая использует свой привлекательный вид, чтобы заворожить принца и хочет только материальной выгоды и финансовой стабильности, но на каждую американку «принцев не хватает». 17 Золушка, вышедшая замуж за принца, становится мамой, потребляющей материальные блага, произведенные трудолюбивыми мужчинами. Интерпретация сказки Уайли, мягко говоря, нетрадиционна. Тем не менее, он дает представление о том, как сказки братьев Гримм укоренились в послевоенной американской культуре.Уайли также часто сравнивает мам с чудовищными женскими фигурами, такими как ведьмы, Медузы, гарпии, три Судьбы, которые затем часто вновь появляются в трудах Плат о неоднозначной фигуре матери, например, в «Тревожных музах» и «Медузе».
Я греб. Читаешь / Вслух, скрестив ноги на кормовом сиденье, из Поколения Гадюк ./ Итак, мы выскочили на остров. Было пустынно –». 18 Среди критиков, отметивших отсылку к влиятельной книге в стихотворении Плат, Жаклин Роуз утверждает, что, «назвав эту книгу, Плат прочно помещает себя — или свои воспоминания о себе — в рамки популярной культуры». 19 Ссылка на Поколение Змеи в поэме также означает сложные отношения матери и дочери Плат. Хизер Кларк предполагает, что негативные чувства Плат к своей матери в молодости были усилены послевоенным обвинением матери в Америке, воплощенным во фрейдистском психоанализе и культуре «момизма». 20 Мое исследование включает в себя как психоаналитическое прочтение сказок, так и изучение культурного контекста «момизма», чтобы предложить новый подход к лживой матери в поэзии Плат. Я рассматриваю роль еды, особенно пищи матери, как связующее звено между ведьмами в сказках и романом Уайли «Поколение гадюк» , который напоминает о довоенном домашнем хозяйстве, в котором материнство часто было синонимом домашней еды.
Тем не менее культурный консенсус заключался в том, что мать должна готовить и тратить время на приготовление пищи. Для некоторых, таких как Уайли, матери, работающие полный рабочий день, были гибелью заботы о детях и довоенного семейного счастья.Бетти Фридан признает в книге The Feminine Mystique (1963), что возросший интерес американцев к фрейдистскому психоанализу в послевоенной Америке способствовал обвинению матери: «Внезапно обнаружилось, что мать можно обвинить почти во всем». 25 Матери стали козлами отпущения за изменения в обществе, в том числе за потерю семейного счастья, связанного с домашней едой, и изменения в поведении следующих поколений.
Злые ведьмы, мачехи (или, реже, биологические матери), использующие пищу для обмана, символизируют противоположность кормящей матери: они внушают, что материнская любовь обманчива и обманывает детей. Ведьмы и их еда — это воплощение антиматери.Расщепление материнской фигуры можно понять с помощью психоаналитической теории объектных отношений Мелани Кляйн, в которой ребенок разделяет мать на «плохую» и «хорошую» мать. 26 Кляйн утверждает, что «первым объектом [является] грудь матери, которая для ребенка разделяется на хорошую (удовлетворяющую) и плохую (разочаровывающую) грудь». 27 Ребёнок разрешает внутренний конфликт, разделяя мать на хорошую и плохую. 28 
Сказки часто повествуют о конфликте между злой мачехой и дочерью, в котором еда обычно является центральной метафорой. Беттельхейм отмечает, что многие сказки рассказывают о тревогах детей, связанных с едой: в «Гензеле и Гретель» дети проецируют свои тревожные фантазии о голоде на материнскую фигуру, воплощенную злой ведьмой, пожирающей детей. 29 По словам Татара, «обман играет чрезвычайно важную роль» в сказке, а ведьма является «экспертом в искусстве двуличия», и эта роль проявляется в ее употреблении пищи. 30 Например, в Белоснежка , особенно в диснеевском фильме, ядовитое яблоко, предложенное замаскированной мачехой, чтобы обмануть Белоснежку, почти приводит к ее смерти. Сегодня психоаналитическое прочтение сказок кажется устаревшим, но следует отметить, что они полезны для контекстуализации поэзии Плат в интерпретации сказок ее времени.В моем исследовании утверждается, что фигура ведьмы, изображенная в сказках, которая использует еду, символизирующую материнскую любовь, чтобы обмануть или жестоко обращаться с главным героем, представляет «маму» в послевоенном американском контексте.
Говорящий вызывает крещение и прибытие изуродованных манекенов, которые представляют собой проклятие. В строфе Плат использует внутренние рифмы («неразумно держать»; «эти дамы»), повторение слов («кивок») и звуков («стед»; «голова»; «левый»), которые являются поэтическими приемами, часто используемыми в заклинания и чары. Первая строфа представляет собой один длинный риторический вопрос к матери о присутствии странных женских фигур, которые читатель воспринимает как ее проклятие. В «Тревожных музах» говорящий не только обвиняет мать в том, что она навлекла на нее проклятие, но и обвиняет ее в том, что она не избавилась от странных женщин: «Интересно, / Видел ли ты их, говорил ли ты / Слова, чтобы избавить меня из тех трех дам». 32 
Во многих сказках разных культур женщины играют роль контролера и раздатчика еды в семье, но мы также видим, как они отравляют детей своей едой, например, в Белоснежка . 34 В стихотворении Плат материнская выпечка символизирует аналогичные противоречия материнской злобы и любви: «Интересно, / Видел ли ты их, говорил ли ты / Слова, чтобы избавить меня от этих трех дам»; «Вы накормили / Меня и брата печеньем и овальтином (…) Но те дамы разбили стекла». 35 Говорящий выражает подозрение по поводу матери и ведьм, которых стихотворение связывает с производством еды. В «Тревожных музах» ребенок воспринимает мать в противоречиях, символом которых служит еда.Подобно теории Кляйн о хорошей и плохой груди, «хорошая мать» кормит детей печеньем, тогда как «плохая мать» вызывает недоверие своей трансгрессивной выпечкой, символизируемой ведьмами в качестве ингредиентов. Действительно, стихотворение также действует в сфере символического порядка, повествуя об «утраченном первобытном единстве с материнским объектом».
36 Восприятие ребенком матери в стихотворении отражает культурное отношение к материнству в послевоенное время: ее печенье вызывает семейное счастье, а ведьмы мешают приготовлению пищи, что дает повод для недоверия к матери.
38 Трижды повторенное слово «узнала» подчеркивает ее неудовлетворенность и может относиться к трем упомянутым видам деятельности. Повторы на протяжении всего стихотворения предполагают точку зрения ребенка и создают эффект детской песенки, а также намекают на басни или сказки, в которых регулярно используются повторения и особенно правило трех. 39 Салли Бэйли утверждает, что милая и невинная женственность, часто представляемая принцессами в сказках, презирается поэтическим персонажем. 40 Говорящая утверждает, что, хотя тревожные музы «Безротые, безглазые, с зашитой лысиной», она скорее выберет их себе в спутницы, чем заскриптованную женственность, навязанную матерью.Фигура матери в стихотворении неадекватна для защиты ребенка и удовлетворения его потребностей. Конец стихотворения («И это королевство, в которое ты родила меня, / Мать, мать. Но мой хмурый взгляд / Не предаст компанию, которую я держу» 41 ) повторяет призыв матери, которую говорящий винит в мрачности и скуке говорящего.
Голос возлагает на мать ответственность за то, что она чувствует себя недостаточно любимой, и, следовательно, за то, что вместо этого она выбрала странных манекенов. «Тревожные музы» демонстрируют понимание Плат связи между обманом фигуры ведьмы с едой и ее символическим присутствием в качестве «плохой матери» в послевоенной американской культуре.
42 Иллюстрации в книге построены по тому же принципу: у многих принцесс платья в средневековом стиле. Рядом с «Белоснежкой» в книге изображена Белоснежка в голубом платье с короной, а семь гномов смотрят на нее снизу. В диснеевском фильме верх платья Белоснежки тоже синий. Точно так же оба изображения изображают ее с короткими черными волосами. Дэвис отмечает, что на «Белоснежку » Диснея повлияла «золотая эра Голливуда (…), но в то же время она очень соответствовала влиянию различных европейских иллюстраторов детских книг». 43 Соответствия Плат часто объясняют функцию сказок как визуальных означающих. Например, в 1948 году Плат написала своей матери, что ее выбрали на роль Белоснежки в постановке школьного театра, где она была одета в «ажурную белую блузку и синюю шелковую юбку». 44 Ее описание платья чем-то напоминает платье Белоснежки в диснеевском фильме. Однако одно поразительное различие между американским фильмом и немецкой книгой заключается в изображении злой королевы, которая в книге предстает молодой и привлекательной женщиной с длинными светлыми волосами; она смотрит прямо в зеркало.
Ее лицо выражает гнев, но не выдает злого умысла. Иллюстрация помещена рядом со страницей, на которой королева спрашивает у зеркала, кто самая красивая женщина на земле. Стихотворение Плат «Зеркало» вызывает в памяти сцену из сказки: «Я серебряная и точная. У меня нет предубеждений. / (…) Я не жесток, только правдив». 45 В строках рассказывается о ниспровержении Плат сказки: зеркало описывает себя как озеро, в котором женщина ищет себя, становясь старше.
46 Здесь Плат ссылается на диснеевский фильм Золушка , в котором голуби заменены Феей-крёстной. Аллюзии на сказку часто появляются в переписке Плат в молодые годы. 47 Ребекка С. Туит предполагает, что разочарование Плат в том, что она учится на стипендию среди богатых девушек, свидетельствует о ее самоидентификации со «Смитом Золушкой». 48 Плат также часто использовала выражение «крестная фея», имея в виду пожилых женщин-поэтов в своей жизни, с которыми она чувствовала себя близко, таких как Марианна Мур и Гертруда Клейтор, редактор журнала поэзии, Lyric . 49 
Рэйчел Фройденбург отмечает, что «в девятнадцатом веке самыми популярными изображениями на сегодняшний день являются противостояние между детьми и ведьмой перед кондитерской и братьями и сестрами в одиночестве в лесу». 50 Такая иллюстрация подчеркивает несоответствие сил между детьми и ведьмой и заставляет читателя сосредоточиться на том, как ведьма соблазняет братьев и сестер сладкой едой. Плат «Тревожные музы» перекликается с визуальным представлением сказки, сосредоточенной на обмане.
52 Плат, любительница моды, часто использовала внешний вид сказочных принцесс как элемент повествования в своих стихах и личных письмах, которые я далее продемонстрирую в следующем разделе. Визуальное представление принцесс также служило способом связать события или персонажей ее жизни со сказками: в начале 1950-х годов Плат сравнивает девушку, возможно, подругу, с героинями сказок: «Она олицетворяет собой слово милый. Она короткая и сочная.Вы замечаете ее короткий носик, длинные ресницы, зеленые глаза, длинные волосы до талии, тонкую талию. Она Золушка, Венди и Белоснежка. У нее милое лицо». 53 Описание персонажа Плат определяет внешний вид принцесс с «милой» женственностью, изображенных в фильмах Диснея, которые отражают послевоенные идеалы красоты. Хотя ее письмо сочувственно, в голосе Плат есть тон иронии в отношении «нежной женственности» принцесс, которую она критиковала в стихотворении «Тревожные музы».
Помимо поэзии, Плат была также искусным художником: в подростковом возрасте она написала две картины, вдохновленные сказками. 54 В частности, картина Плат «Белоснежка» демонстрирует смешение американских и немецких визуальных представлений. Культурная структура предлагает лучшее понимание взаимодействия Плат со сказками, особенно ее использование визуальных элементов для творческого вдохновения.В следующем разделе показано, что поэтическое повествование Плат использует визуальные обозначения сказок братьев Гримм.
56 Героини Плат предприимчивы и любопытны; они желают либо романтических отношений («Золушка»), знаний («Наставления»), либо приключений («Принцесса и гоблины»). Однако такая смелость не обходится без последствий: романтические отношения и приключения главных героев часто заканчиваются либо внутренней виной, либо внешним наказанием, последнее обычно исполняется злой ведьмой.Озабоченность Плат темами наказания и желания, которые либо ограничивают, либо мотивируют главного героя, предполагает, что она знала о восприятии сказок как культивирующих моральные ценности, такие как подчинение правилам и ограничение женской сексуальности. Мое внимательное прочтение стихов о юношестве сосредоточено на темах желания и наказания главных героинь как отражении гендерной политики послевоенной Америки.
В «Золушке» Плат проводит параллель между своей парой туфель и стеклянными туфлями, которые были подчеркнуты на рекламных плакатах фильма. Первая строка стихотворения представляет принца и современную Золушку в красных туфлях: «Принц склоняется к девушке на алых каблуках / Ее зеленые глаза раскосы, волосы развеваются веером». 57 Переделка со стеклянных туфель на алые каблуки может намекать на туфли Дороти из Волшебника страны Оз и фильма Пауэлла и Прессбургера Красные туфли , которые Плат видела дважды в кино. 58 Плат, вероятно, объединяет символический элемент сказки с ее красными туфлями, о которых она упоминает матери в письме примерно в то же время, когда писала стихотворение: «Купила черное приталенное пальто! (…) и будет очень аккуратно смотреться с моими черными туфлями на каблуках – или с моими красными туфлями и с красной сумкой». 59 Несколько лет спустя, в 1958 году, Плат пишет в своих дневниках о своих красных туфлях: она описывает их как изношенные.
Поэтому она, вероятно, имеет в виду ту же обувь: «Надела свои грязно-красные балетки с каблуками (которые надо выкинуть)». 60 Цитаты указывают на то, что для Плат личные вещи служили источником вдохновения, и, в частности, она ассоциировала определенную одежду и аксессуары с модными предпочтениями сказочных принцесс (см. выше описание ее платья Белоснежки). .
Сьюзи Ханна предполагает, что дворец/замок — это повторяющийся образ в сказочных стихах Плат. 62 «Золушка» наполнена цветами: красный (туфли, роза), зеленый (глаза), сиреневый (стены), серебристый (рондо) — определяющие цвета, создающие яркое впечатление от бального танца. Плат использует поэтические приемы, такие как аллитерации, «где гости скользят, скользя в свет, как вино», чтобы имитировать мягкие движения танца. Прекрасная вечеринка прерывается тем, что часы доходят до двенадцати, что предупреждает девушку о том, что удовольствие от танцев и романтических отношений закончилось: «До двенадцати странная девушка сразу / Убитая чувством вины останавливается, бледнеет, цепляется за принца». 63 В поэме основное внимание уделяется желанию и наказанию (или, в данном случае, внутреннему чувству вины), которое также вновь появляется в Золушке . На одном из постеров фильма башня с часами занимает доминирующее положение, в котором стрелки достигают двенадцати.
Конец стихотворения мимикрирует под эту образность, только здесь нет хеппи-энда, только грозное время полуночи, когда кончается волшебство: «Как среди судорожной музыки и разговоров о коктейлях / Она слышит едкое тиканье часов». 64 Последние две строки заполнены звуками k и t , которые имитируют тиканье часов и создают более угрожающий конец.Мы не знаем, что происходит с девушкой после того, как она покидает бал. Ханна утверждает, что окончание стихотворения возвращает «реальность в фокус, когда время игры истекает и начинает проявляться настоящая женственность». 65 В редакции сказки Плат подчеркивается неопределенный финал, противоречащий форме сонета, обычно используемой для выражения романтических чувств; в частности, последние две строки противоречат традиционной вольте. Стихотворение
Из вспомогательных материалов мое исследование заключает, что свидание Плат с принстонцем Филом Браунером, которое произошло в начале июля 1952 года, могло стать источником вдохновения для написания стихотворения. В своем письме Марсии Браун Плат изображает себя похожей на Золушку перед тем, как пойти на свидание с мальчиком, которое включало в себя танцы:
67 Формулировка Плат в ее изображении бара «с большими зеркалами, отражающими все стеклянные бутылки, высокие, тонкие, короткие, толстые, держащие, убаюкивающие прозрачные жидкости» напоминает строчку «Отражаясь в блеске миллионов кувшинов» из «Золушка». 68 Сходство формулировок предполагает, что оба описания действительно были вдохновлены одним и тем же событием. В «Золушке» Плат использует свои модные аксессуары и опыт, чтобы вновь увидеть героиню сказки, которая в стихотворении изображена предприимчивой. Сосредоточив внимание на стеклянной туфельке, дворце и башне с часами, стихотворение Плат связано с отношениями «долго и счастливо», подчеркнутыми американскими читателями, а не с моралью о добре и упорном труде в немецкой версии.
69 Это означает, что Плат использует наставления сказок, чтобы размышлять о послевоенной морали. «Предостережения» также отсылают к произведению Дилана Томаса «Не уходи нежно в эту спокойную ночь» (1951), также написанному в форме вилланеллы и пятистопным ямбом.Плат использует строгую форму вилланеллы, чтобы подчеркнуть тему стихотворения: послушание, подчинение правилам и дисциплину. Тема женского непослушания прослеживается на протяжении всего стихотворения, которое сливается с библейскими учениями: «О, никогда не пытайтесь стучать по гнилому дереву / или играть в другую карточную игру, когда вы выиграли; / никогда не пытайся узнать больше, чем следует». 70 Первая строка, которая служит одним из рефренов стихотворения, напоминает об обычае, существующем в разных культурах, согласно которому стук по дереву создает защиту.«Гнилое дерево» подразумевает, что объект мертв, не годится для защиты; поэтому стук в него вызовет несчастье. Вторая и третья строки строфы посвящены библейским грехам, в частности ссылка на запретное знание вызывает в памяти грех Евы.
Тема также может относиться к сказке «Синяя борода», которую Плат переосмыслил в стихотворении с таким же названием.
В третьей строфе повествование делает оборот, и стихотворение предостерегает от озорства и обмана: «Отсюда луна кажется гладкой, как ангельская пища, / отсюда не видно пятен на солнце». 73 Еда ангела — это культовый американский торт, который был включен в любимую кулинарную книгу Плат, «Радость кулинарии ». 74 В 1950-х годах в Америке в более простых бисквитных тортах, таких как пища для ангелов, упор делался на украшение и визуальное удовольствие. 75 Ссылка на торт предполагает предупреждение против обмана сладкой пищей, которую я прочитал как аллюзию на «Гензель и Гретель», в которой пряничный домик ведьмы обманывает детей. В сказке ведьма также наказывает детей за то, что они съели пряничный домик. В послевоенной Америке существовала ассоциация между сказками и визуальным удовольствием от тортов: некоторые десерты были названы в честь сказок братьев Гримм, например, «волшебный имбирный пряник» и «торт Золушка». 76 Возвращается рефрен вилланеллы «никогда не пытайся знать больше, чем следует», что подчеркивает смирение и послушание, вместо того, чтобы пытаться обмануть своим видом.
Она артикулирует это в ясной и строгой форме вилланеллы. «Предостережения» демонстрируют критический подход Плата к послевоенному американскому пуританству, ссылаясь на сказки как на «моральные ориентиры» и объединяя их с библейскими повествованиями.
80 Желание принцессы отправиться в приключение вскоре наказывается фигурой ведьмы, которая появляется как создатель сюжета повествования:
Крестная, конечно же, предполагает Фею-крестную из Золушки , которая «прядет единственную упрямую нитку шерсти». 83 Здесь женское рукоделие предстает в положительном свете, что означает силу крестной матери: с ее помощью принцесса отправляется в свое приключение. В юношеских стихах Плат прослеживается закономерность, в которой пожилые материнские фигуры являются либо помощницами (крестная мать), либо злодеями (ведьма) главной героини. Такое разделение женщин намекает на хорошую и плохую мать — обычная характеристика сказок.
85 Инверсия гендерных ролей предполагает критику Плат сказок в рамках послевоенной культуры и гендерной политики. В частности, дневник Плат из ее подросткового возраста часто описывает двойные стандарты, с которыми приходилось сталкиваться женщинам. 86 «Принцесса и гоблины» заканчивается возвращением домой из волшебного приключения; однако счастливый конец вскоре принимает другой оборот:
Рассказчик сообщает читателю, что шахтерский мальчик не уважает такое женское искусство: он не преклоняется перед «великой богиней воздуха» (возможно, крестной матерью).За это она наказывает мальчика: «По его словам возмущённая крёстная / исчезает в сенном лабиринте, / а солнечный свет плетёт свою пряжу по полу». 88 Плат намекает на другую сказку братьев Гримм «Румпельштильцхен» о чертенке, который прядет из соломы золото. Конец стихотворения возвращается к темам желания и наказания; однако вместо непослушания принцессы здесь наказывается мальчик-шахтер. Остроумная перестановка гендерных ролей Плат предполагает ее осведомленность о двойных стандартах, которые простираются вместе с сказками Гримм, особенно в отношении женского желания и (не)послушания.Последняя строфа резюмирует не очень счастливый финал:
89 Первая строка строфы напоминает другое юношеское произведение Плат, «Увещевания», тогда как «часовой механизм» вызывает ассоциации со стихотворением «Золушка». Маккорт утверждает, что тиканье часов сигнализирует о «реальной перспективе брака». 90 Волшебное приключение быстро заканчивается, когда девушка терпит неудачу, а силы крестной не уважают.Существует параллель между ведьмой и крестной матерью, которых отсылают к их искусству рукоделия. Стихотворение Плат изображает силу женских сверхъестественных фигур как двусмысленную, которая может вознаграждать или наказывать; они представляют хорошую и плохую мать — теория Уайли здесь переосмыслена Платом. «Принцесса и лешие» наполнена аллитерациями, игрой слов и звуков, что роднит язык стихотворения с детской литературой, в которой игривость часто создает смысл и делает финал стихотворения менее мрачным.Плат придает более живой и авантюрный характер принцессе, ведьме и крестной, трем главным героям ее поэмы-сказки, в которой наказывается плохо ведущий себя шахтерский мальчик.
Еще в 1950-х годах Плат демонстрирует понимание психоаналитического прочтения сказок. В частности, связь между едой и нарушением заботы о материнстве отразилась на «мамизме» послевоенной Америки. Юношеские стихи пересматривают некоторые аспекты сказок братьев Гримм и подчеркивают темы желания и наказания главных героев женского пола. Несмотря на некоторые изменения, такие как смена гендерных ролей в «Принцессе и гоблинах», стихи принимают образ злодейской ведьмы, которая играет более важную роль в более поздней поэзии.Реакция Плат на гендерные роли в послевоенном американском обществе через сказки братьев Гримм демонстрирует ее критический подход к сказкам. Хотя она была на два десятилетия раньше феминистских редакций братьев Гримм Энн Секстон, стихи Плат также откликаются на послевоенную американскую гендерную политику. Взгляд на ее поэзию под влиянием ее текстовых и визуальных встреч со сказками братьев Гримм дает новое прочтение ее стихов, которое подчеркивает ее вовлеченность в сказки братьев Гримм в послевоенной американской культуре.
