Поделитесь с друзьями, возможно,
им с нужна эта информация!
Автор рисунка: Игорь Денисов
Хотите верьте, хотите – нет, но все, что я расскажу – чистая правда. Была когда-то на севере прекрасная страна с огромными лесами, где валуны и скалы между деревьев были похожи на развалины древних замков, а синие озера – на драгоценные камни, которые потерял в спешке какой-то рассеянный великан.
Среди лесов и озер жили в той стране работящие люди, немногословные, суровые, как окружающая их природа. Жизнь их текла своим чередом, пока не случилась большая беда. Люди не сразу заметили, что лето и весна становятся все короче и короче, а зима – все длиннее. Наконец, наступил год, когда лето так и не наступило, озера не освободились ото льда, не прилетели птицы, не распустилось ни одно деревце, не расцвел ни один цветок.
Люди смирились с испытанием. Они охотились в зимнем лесу на зверя, ловили в прорубях на озерах рыбу. Костёр в такой холод не разведёшь, поэтому каждый с нетерпением ждал минуты, когда вернётся домой, где топится печка, где можно, наконец, согреться и вспомнить, что такое тепло.
Прошёл еще один год. По календарю положено было наступить весне, но вьюги все так же мели над землей, а мороз лишь крепчал. Огромные сосны в лесу промерзали до самой сердцевины и падали, ломаясь, как сосульки. Птицы умирали на лету, не выдерживая стужи. Мороз словно решил погубить все живое – в самую холодную ночь погасли все печки, а угольки в них превратились в ледышки.
Собрались люди в самой большой избе, стали думать, что же делать, как дальше жить? Старики и старухи плакали: мол, не спастись нам, смерть пришла неминучая. Молодые предлагали бросить холодные дома и идти к югу, к теплу и свету. И встал тогда один парень, Ристо, и сказал: «Умереть мы всегда успеем, на это много ума не надо.
Слова Ристо все с сомнением встретили. Где Солнце искать? Как до него добраться по выстуженной земле? Вызвалась с Ристо к Солнцу идти лишь его невеста Наста.
Труден был их путь на восток, туда, откуда каждый день приходило на землю Солнце, когда-то – яркое и теплое, а последние годы – неласковое, хмурое. Места, по которым они шли, не только безлюдными были, но и безжизненными. Ни зверя, ни птицы не смог подстрелить Ристо, ни рыбу поймать, потому как все озера до дна промерзли. К концу недели взятые из дому припасы почти закончились.
Как же обрадовались Ристо и Наста, когда увидели на лесной поляне несколько изб. Хоть и не дымили на крышах трубы, но к одному из домишек вели следы человеческие. Значит, люди тут живут, можно еды раздобыть. Вошли они в избушку – а там старик на холодной печи лежит, стонет.
Тогда Наста достала из своей котомки последний оставшийся сухарь да три вяленых рыбки, которые они на самый крайний случай берегли, и протянула старику. У того руки задрожали, слёзы по щекам потекли. Съел он хлеб, а рыбу брать наотрез отказался. Вам, говорит, далеко идти, силы нужны. А еще протянул старик Насте уголек из потухшей печки. Возьми, говорит, может, пригодится.
На следующий день повезло путникам: увидели они маленького олененка. Пушистый, с белым брюшком и темными пятнышками по золотистой шкурке, он издалека был заметен на белом снегу. Стоял и смотрел на приближающихся людей, не чуя опасности. Поднял Ристо лук, но тут и чащи выскочила олениха и заслонила всем телом своё неразумное дитя. Смотрит на охотника, а в огромных черных глазах – слёзы.
«Не стреляй!» – закричала Наста. Вздрогнул Ристо. Опустил лук. Олениха с оленёнком вмиг исчезли.
А на снегу, где они стояли, остался лежать камешек. Подняла его любопытная Наста и удивилась. Не камешек то был, а уголек. И откуда он в лесу глухом взялся?
Давно уже были съедены те рыбки, что старик не взял. Еле плетутся по лесу изнуренные путники. От усталости и голода не сразу заметили они, что лес изменился. Сугробы стали ниже, словно осели. Мороз не так уже обжигает лицо. А вот и ручеек бежит, пробивается из-под наста. А потом Наста нашла подснежник.
Еще несколько часов шли Наста и Ристо по весеннему лесу. Безмолвие зимы сменилось весенним разноголосьем. Журчание ручья и щебет птиц наполняли сердца путников радостью и надеждой. Они сбросили надоевшие овчинные тулупы, идти стало легче.
Наконец, Ристо и Наста вышли на берег огромного озера. Синие волны мягко наступали на поросший зеленой травой берег. В небе летали белые чайки. А совсем рядом от берега, на каменистом острове пылала жаром огромная печь. На печи сидел одетый в красную рубаху великан с рыжей шевелюрой и такой же рыжей пышной бородой.
– Здравствуй, Солнце! – звонко воскликнула Наста.
– Здравствуй, красавица, – ответило Солнце.
– Мы к тебе за помощью пришли, – поклонившись, сказал Ристо.
– Погоди, – остановило парня Солнце, – сначала я по обычаю вас накормить-напоить должно!
В тот же миг перед путниками появился стол, а на столе – блины с мёдом и горячий чай. Никогда еще Наста и Ристо не ели таких вкусных блинов и не пили такого вкусного чая! Когда с угощением было покончено, Ристо рассказал Солнцу о том, какая беда приключилась в их стране.
– Что ж ты хочешь? – спросило Солнце. – Беда осталась там, далеко на севере. А ты теперь тут, со своей невестой. Строй избу на берегу озера или в лесу на поляне, да и живи в своё удовольствие! Какая еще тебе помощь нужна?
– Спасибо за предложение, – поблагодарил Ристо, – да только не можем мы им воспользоваться. Не за себя мы с Настой пришли просить, а за всех наших близких, за всех, кто рядом живет, за свою землю.
Удивилось Солнце.
Посмотрело с прищуром на Ристо, а обратилось к Насте:
– Послушай-ка меня, девица-красавица. На что тебе сдался такой жених глупый? Он ни богатства не заработает, ни почёта! А ты вон какая королевишна – белолица, черноброва, синеглаза! Мне такая невеста под стать! Выходи за меня замуж! Я тебя всю в золото одену, на золоте станешь есть, на золоте спать и золотом укрываться.
Ух, и разозлилась же Наста! Свела свои черные брови, блестит потемневшими от гнева синими глазами, ногой как топнет, как закричит на Солнце:
– Да как ты смеешь мне такое говорить! Мой Ристо, хоть и не богат, да сердцем щедр! Само на своем золоте спи, хоть ешь его, если оно тебе так нравится!
Засмеялось Солнце, забрызгало во всем стороны лучиками-смешинками:
– Какая ты, оказывается, сердитая! Ну да ладно, не обижайся, это я проверку вам устроило. Прошли вы её с честью, теперь я знаю, что достойны ты с женихом своим моей помощи. Могу я вам дать волшебный уголёк из моей печи. Он теплом и землю одарит, и людей.
Да вот беда: не могу я просто так уголёк этот никому дать. Моей печке он тоже нужен. Цена моему угольку – два ваших!
Ристо хотел было сказать, что нет у них с собой угля, да видит, Наста развязывает свою котомку и достает оттуда два уголька: тот, что старик в заброшенной деревне им дал, и тот, что на месте встречи с оленями нашла. Взяло Солнце Настины угольки, рассмотрело как следует да в печку бросил. А взамен выхватило из печки тлеющий уголёк, завернуло его в платочек и протянуло Ристо. И вот ведь чудо: платочек не загорелся, уголёк не обжег Ристины руки, лишь приятное тепло почувствовал парень от узелка.
Попрощались Наста и Ристо с Солнцем, поблагодарили его и пошли домой. Лёгок и солнечен был их обратный путь. Повсюду, где они проходили, наступала весна. Встретились они в пути и с оленихой с детёнышем, и со стариком, который жил в когда-то заброшенной деревне. Теперь тут кипела жизнь, смеялись дети, а взрослые спешили распахать землю на окраине леса и посеять рожь.
В родной деревне встретили Ристо и Насту с почестями.
Всем миром построили для них большую просторную избу и сыграли в ней весёлую свадьбу. Уголёк, полученный от Солнца, к тому времени остыл и превратился в камень-янтарь. Ристо вставил камень в Настино обручальное колечко. Сидели они с Настой во главе свадебного стола, у большой печки, сложенной лучшим печником той земли. И пылал в печке огонь, яркий и горячий, как солнце, как любовь Ристо и Насты друг к другу и своей земле.
Автор сказки: Татьяна Попова,
специально для детского портала «Солнышко»
Опубликовано 15 марта 2018 г.
Все авторские сказки
Комментарии к сказке
Три уголька и Солнце20.03.2018, 16:32
Елена 🙂
Хорошая, добрая сказка! На таких и надо деток растить!
20.03.2018, 20:31
Татьяна Попова
Спасибо, Елена
Когда при Берге произносили слово “родина”, он усмехался.
Он не понимал, что это значит. Родина, земля отцов, страна, где он родился, – в конечном счете не все ли равно, где человек поя-вился на свет. Один его товарищ даже родился в океане на грузовом пароходе между Америкой и Европой.
— Где родина этого человека? – спрашивал себя Берг. – Неужели океан – эта монотонная равнина воды, черная от ветра и гнетущая сердце постоянной тревогой?
Берг видел океан. Когда он учился живописи в Париже, ему случалось бывать на берегах ЛаМанша. Океан был ему не сродни.
Земля отцов! Берг не чувствовал никакой привязанности ни к своему детству, ни к маленькому еврейскому городку на Днепре, где его дед ослеп за дратвой и сапожным шилом.
Родной город вспоминался всегда как выцветшая и плохо написанная картина, густо засиженная мухами. Он вспоминался как пыль, сладкая вонь помоек, сухие тополя, грязные облака над окраинами, где в казармах муштровали солдат – защитников отечества.
Во время гражданской войны Берг не замечал тех мест, где ему приходилось драться.
Он насмешливо пожимал плечами, когда бойцы, с особенным светом в глазах говорили, что вот, мол, скоро отобьем у белых свои родные места и напоим коней водой из родимого Дона.
— Трепотня! – мрачно говорил Берг. – У таких, как мы, нет и не может быть родины.
— Эх, Берг, сухарная душа! – с тяжелым укором отвечали бойцы. – Какой с тебя боец и создатель новой жизни, когда ты землю не любишь, чудак. А еще художник!
Может быть, поэтому Бергу и не удавались пейзажи. Он предпочитал портрет, жанр и, наконец, плакат. Он старался найти стиль своего времени, но эти попытки были полны неудач и неясностей.
Годы проходили над Советской страной, как широкий ветер, – прекрасные годы труда и преодолений. Годы накапливали опыт, традиции. Жизнь поворачивалась, как призма, новой гранью, и в ней свежо и временами не совсем для Берга понятно преломлялись старые чувства – любовь, ненависть, мужество, страдание и, наконец, чувство родины.
Как-то ранней осенью Берг получил письмо от художника Ярцева.
Он звал его приехать в муромские леса, где проводил лето. Берг дружил с Ярцевым и, кроме того, несколько лет не уезжал из Москвы. Он поехал.
На глухой станции за Владимиром Берг пересел на поезд узкоколейной дороги.
Август стоял жаркий и безветренный. В поезде пахло ржаным хлебом. Берг сидел на подножке вагона, жадно дышал, и ему казалось, что он дышит не воздухом, а удивительным солнечным светом.
Кузнечики кричали на полянах, заросших белой засохшей гвоздикой. На Цолустанках пахло немудрыми полевыми цветами.
Ярцев жил далеко от безлюдной станции, в лесу, на берегу глубокого озера с черной водой. Он снимал избу у лесника.
Вез Берга на озеро сын лесника Ваня Зотов – сутулый и завтенчивый мальчик.
Телега стучала по корням, скрипела в глубоких песках.
Иволги печально свистели в перелесках. Желтый лист изредка падал на дорогу. Розовые облака стояли высоко в небе над вершинами мачтовых сосен.
Берг лежал в телеге, и сердце у него глухо и тяжело билось.
“Должно быть, от воздуха”? – думал Берг.
Озеро Берг увидел внезапно сквозь чащу поредевших лесов.
Оно лежало косо, как бы подымалось к горизонту, а за ним просвечивали сквозь тонкую мглу заросли золотых берез. Мгла над озером висела от недавних лесных пожаров. По черной, как деготь, прозрачной воде плавали палые листья.
На озере Берг прожил около месяца. Он не собирался работать и не взял с собой масляных красок. Он привез только маленькую коробку с французской акварелью Лефранка, сохранившуюся еще от парижских времен. Берг очень дорожил этими красками.
Целые дни он лежал на полянах и с любопытством рассматривал цветы и травы. Особенно его поразил бересклет, – его черные ягоды были спрятаны в венчик из карминных лепестков.
Берг собирал ягоды шиповника и пахучий можжевельник, длинную хвою, листья осин, где по лимонному полю были разбросаны черные и синие пятна, хрупкие лишаи и вянущую гвоздику. Он тщательно рассматривал осенние листья с изнанки, где желтизна была чуть тронута легкой свинцовой изморозью.
В озере бегали оливковые жуки-плавунцы, тусклыми молниями играла рыба, и последние лилии лежали на тихой поверхности воды, как на черном стекле.
В жаркие дни Берг слышал в лесу тихий дрожащий звон.
Звенела жара, сухие травы, жуки и кузнечики. На закатах журавлиные стаи с курлыканьем летели над озером на юг, и Ваня каждый раз говорил Бергу:
— Кажись, кидают нас птицы, летят к теплым морям.
Берг впервые почувствовал глупую обиду, – журавли показались ему предателями. Они бросали без сожаления этот пустынный, лесной и торжественный край, полный безымянных озер, непролазных зарослей, сухой листвы, мерного гула сосен и воздуха, пахнущего смолой и болотными мхами.
— Чудаки! – замечал Берг, и чувство обиды за пустеющие с каждым днем леса уже не казалось ему смешным и ребяческим.
В лесу Берг встретил однажды бабку Татьяну. Она приплелась издалека, из Заборья, по грибы.
Берг побродил с ней по чащам и послушал неторопливые Татьянины рассказы. От нее он узнал, что их край – лесная глухомань – был знаменит с давних-предавних времен своими живописцами.
Татьяна называла ему имена знаменитых кустарей, расписывавших деревянные ложки и блюда золотом и киноварью, но Берг никогда не слышал этих имен и краснел.
Разговаривал Берг мало. Изредка он перебрасывался несколькими словами с Ярцевым. Ярцев целые дни читал, сидя на берегу озера. Говорить ему тоже не хотелось.
В сентябре пошли дожди. Они шуршали в траве. Воздух от них потеплел, а прибрежные заросли запахли дико и остро, как мокрая звериная шкура.
По ночам дожди неторопливо шумели в лесах по глухим, неведомо куда ведущим дорогам, по тесовой крыше сторожки, и казалось, что им так и на роду написано моросить всю осень над этой лесной страной.
Ярцев собрался уезжать. Берг рассердился. Как можно было уезжать в разгар этой необыкновенной осени. Желание Ярцева уехать Берг ощутил теперь так же, как когда-то отлет журавлей, – это была измена. Чему? На этот вопрос Берг вряд ли мог ответить. Измена лесам, озерам, осени, наконец, теплому небу, моросившему частым дождем.
— Я остаюсь, – сказал Берг-резко.
– Можете бежать, это ваше дело, а я хочу написать эту осень.
Ярцев уехал. На следующий день Берг проснулся от солнца.
Дождя не было. Легкие тени ветвей дрожали на чистом полу, а за дверью сияла тихая синева.
Слово “сияние” Берг встречал только в книгах поэтов, считал его выспренним и лишенным ясного смысла. Но теперь он понял, как точно это слово передает тот особый свет, какой исходит от сентябрьского неба и солнца.
Паутина летала над озером, каждый желтый лист на траве горел от света, как бронзовый слиток. Ветер нес запахи лесной горечи и вянущих трав.
Берг взял краски, бумагу и, не напившись даже чаю, пошел на озеро. Ваня перевез его на дальний берег.
Берг торопился. Леса, наискось освещенные- солнцем, казались ему грудами легкой медной руды. Задумчиво свистели в синем воздухе последние птицы, и облака растворялись в небе, подымаясь к зениту.
Берг торопился. Он хотел всю силу красок, все умение своих рук и зоркого глаза, все то, что дрожало где-то на сердце, отдать этой бумаге, чтобы хоть в сотой доле изобразить великолепие этих лесов, умирающих величаво и просто.
Берг работал как одержимый, пел и кричал. Ваня его никогда таким не видел. Он следил за каждым движением Берга, менял ему воду для красок и подавал из коробки фарфоровые чашечки с краской.
Глухой сумрак прошел внезапной волной по листве. Золото меркло. Воздух тускнел. Далекий грозный ропот прокатился от края до края лесов и замер где-то над гарями. Берг не оборачивался.
— Гроза заходит! – крикнул Ваня. – Надо домой!
— Осенняя гроза, – ответил рассеянно Берг и начал работать еще лихорадочнее.
Гром расколол небо, вздрогнула черная вода, но в лесах еще бродили последние отблески солнца. Берг торопился.
Ваня потянул его руку:
— Глянь назад. Глянь, страх какой!
Берг не обернулся. Спиной он чувствовал, что сзади идет дикая тьма, пыль, – уже листья Летели ливнем, и, спасаясь от грозы, низко неслись над мелколесьем испуганные птицы.
Берг торопился. Оставалось всего несколько мазков.
Ваня схватил его за руку. Берг услышал стремительный гул, будто океаны шли на него, затопляя леса.
Тогда Берг оглянулся. Черный дым падал на озеро. Леса качались. За ними свинцовой стеной шумел ливень, изрезанный трещинами молний. Первая тяжелая капля щелкнула по руке.
Берг быстро спрятал этюд в ящик, снял куртку, обернул ею ящик и схватил маленькую коробку с акварелью. В лицо ударила водяная пыль. Метелью закружились и залепили глаза мокрые листья.
Молния расколола соседнюю сосну. Берг оглох. Ливень обрушился с низкого неба, и Берг с Ваней бросились к челну.
Мокрые и дрожащие от холода Берг и Ваня через час добрались до сторожки. В сторожке Берг обнаружил пропажу коробочки с акварелью. Краски были потеряны, – великолепные краски Лефранка. Берг искал их два дня, но, конечно, ничего не нашел.
Через два месяца в Москве Берг получил письмо, написанное большими корявыми буквами.
“Здравствуйте, товарищ Берг, – писал Ваня. – Отпишите, что делать с вашими красками и как их вам доставить. Как вы уехали, я искал их две недели, все обшарил, пока нашел, только сильно простыл – потому уже были дожди, но теперь хожу, хотя еще очень слабый.
Папаня говорит, что было у меня воспаление в легких. Так что вы не сердрггесь.
Пришлите мне, если есть какая возможность, книгу про наши леса и всякие деревья и цветных карандашей – очень мне охота рисовать. У нас уже падал снег, да стаял, а в лесу, где под какой елочкой, – смотришь, и сидит заяц. Летом очень будем вас ждать в наши родные места.
Остаюсь Ваня Зотов”.
Вместе с письмом Вани принесли извещение о выставке, – Берг должен был в ней участвовать. Его попросили сообщить, сколько своих вещей и под каким названием он выставит.
Берг сел к столу и быстро написал:
“Выставляю только один этюд акварелью, сделанный мною этим летом, – мой первый пейзаж”.
Была полночь. Мохнатый снег падал снаружи на подоконник и светился магическим огнем – отблеском уличных фонарей. В соседней квартире кто-то играл на рояле сонату Грига.
Мерно и далеко били часы на Спасской башне. Потом они заиграли “Интернационал”.
Берг долго сидел, улыбаясь. Конечно, краски Лефранка он подарит Ване.
Берг хотел проследить, какими неуловимыми путями появилось у него ясное и радостное чувство родины. Оно зрело годами, десятилетиями революционных лет, но последний толчок дал лесной край, осень, крики журавлей и Ваня Зотов. Почему? Берг никак не мог найти ответа, хотя и знал, что это было так.
— Эх, Берг, сухарная душа! – вспомнил он слова бойцов. – Какой с тебя боец и создатель новой жизни, когда ты землю свою не любишь, чудак!
Бойцы были правы. Берг знал, что теперь он связан со своей страной не только разумом, не только своей преданностью революции, но и всем сердцем, как художник, и что любовь к родине сделала его умную, но сухую жизнь теплой, веселой и во сто крат более прекрасной, чем раньше.
ВСЕ СКАЗКИ ПАУСТОВСКОГО
← Предыдущая
Следующая →
ГЛАВА 1 – НАДЕЖДА
День 15 января го , 1998, прочитайте настенный календарь в военной части.
Майор Вир испытал бурю эмоций, когда увидел обведенную в календаре дату «17 января». Он отправился в прошлое, вспомнив сахарную связь, которую он разделяет со своей младшей сестрой. Он представил себя молодым в позднем подростковом возрасте, тщательно одетого в школьную форму, держащего за руку свою младшую сестру, свою куклу, которой тогда было около 4 лет. Он наслаждался тем, как удивительно мило она выглядела в своей серой тунике, белой рубашке школьной формы и волосах, заплетенных в две косички по бокам. В ней была нервозность и озабоченность ее 1-й -й день в школе, и он все еще чувствовал ее непреклонную хватку на своей руке из-за беспокойства. Теперь пришла его очередь недоумевать, он возьмется за те самые руки и приведет свою сестру к мандапе за ее замужество за 2 дня.
Он знал, как дорога ему сестра, ее озорные глаза, невинное лицо, ее яркие манеры и очарование были незабываемы. Он вспомнил, какой маленькой она была на его свадьбе, выглядя очень мило в своем розовом lehenga choli 9.
0010 не заботится ни о чем, кроме сладостей и бегает повсюду. Шум ее браслетов был для него музыкой. Ее радостный смех эхом отдавался в его ушах. Она была одной из лучших вещей, которые случались с ним, подумал он.
Ход его мыслей был прерван его ближайшим помощником и коллегой майором Фарханом: « Вир, ты готов идти домой, я знаю, как ты взволнован свадьбой Гудии». Вир ностальгически сложил дупатту , предназначенную для свадьбы его сестры, и мог просто сказать: « очень нравится. — Он закрыл сумку, поправил фуражку, поправил медали на плече, потому что они были гордостью его и его семьи, ведь Вир, солдат, был мечтой его матери. Вир взял свою сумку, обнял Фархана со словами « Я принесу тебе много сладостей со свадьбы» и уже собирался уйти, когда из радиопередатчика раздался визг.
Фархан настроил частоту, и они услышали сообщение громко и четко: « Зафиксирован сильный обстрел из-за границы. Наши источники в разведке подтвердили увеличение количества военнослужащих по другую сторону линии контроля.
В этом военном государстве весь военный и военизированный персонал должен отчитываться перед своими батальонами. Любые текущие отпуска или санкционированные отпуска отменяются с немедленным вступлением в силу. ”
Для Вира это было похоже на то, что он разбил одну семью, чтобы преследовать другую. Он всегда мечтал о сказочной свадьбе для своей сестры. Кроме того, он пообещал сохранить честь своего народа на высоком уровне. Это был конфликт между разумом и сердцем.
ГЛАВА 2. ТОЧКА
Майор Вир, честно говоря, запер свою сумку и эмоции в шкафу и вернулся к своим обязанностям. Он вместе со своими товарищами по команде готовился к надвигающейся войне, строил бункеры, получал дополнительные силы и боеприпасы, намечал стратегии, чтобы быть лучше противника, проверяя и перепроверяя приготовления. Его семья отошла на второй план. Регулярные радиоперехваты информировали их о последних действиях. Недавно появились новости о дипломатических переговорах между обеими странами, их результат решит судьбу тонн солдат и мирных жителей.
Никто не знал, что готовит для всех следующее утро.
Они спали по очереди, чтобы не быть атакованными врагом врасплох. Когда подошла его очередь, Вир продолжал ворочаться на кровати, не в силах уснуть. Он был беспокойным и далеким от мира. Конечно, его нация была на первом месте, но у него было обещание, которое он должен был сдержать, клятва, которую он дал самому себе, невысказанное подтверждение, которое он дал своей семье и своей сестре, чтобы быть с ними в горе и горе. Но он знал, что только сдержал клятву перед своим народом, чтобы сохранить его гордость и совершенно забыл о своей семье все эти годы.
Он понял, что никогда не был рядом со своей семьей в моменты радости и печали. Он пропустил все: выпускной сестры, ее помолвку, рождение детей, их воспитание, детство и многое другое. Его видение было заполнено образами его родителей, стареющих без поддержки и утешения их единственного сына, его детей, растущих без защиты и заботы отца, его жены, живущей жизнью, без любви и заботы ее мужа.
Он жаждал быть с ними. Подумав, он медленно погрузился в сон.
Его сестра заплясала от радости, увидев его. В ней все еще была невинность ребенка, подумал он. Его мать восхищалась им, как будто она видела его в первый раз. Отец гордо похлопал его по спине, дети подбежали к нему и обняли. Жена со слезами на глазах обняла его, уткнувшись лицом ему в грудь. Вокруг царила атмосфера праздника, били барабаны, люди танцевали и пели, была радость, было счастье, смех и веселье. Все о Свадьба Гудиа в году была великолепной и ошеломляющей. Свадебные церемонии продолжались от церемонии хны до ритуала нанесения халди до программы сангит . Все выглядело как сбывшаяся мечта. Наконец настал день свадьбы. Его сестра, его маленькая куколка, выглядела умопомрачительно красивой, как принцесса из сказки в свадебном наряде. Она была украшена завораживающими украшениями, а ее невинные глаза добавляли ей харизмы. Вир выполнял все обязанности старшего брата, заботясь о гостях и следя за тем, чтобы все шло гладко.
Свадьба прошла с пышностью и зрелищем.
Его сон был нарушен хаосом вокруг. Свадьба была не чем иным, как сном. Реальность накинулась на него. Войска противника продвинулись в их район, и началась война.
ГЛАВА 3. ВЫБОР
В течение следующих нескольких дней с обеих сторон велась пальба и контратака. Солдаты потеряли счет времени. Сменялись рассветы и сумерки, и единственным постоянным был звук выстрелов пуль и гранат, раненых и умирающих больных солдат. Посреди этого грома майор Вир был вызван своим начальником.
Вир вошел в кабинет, отсалютовал офицеру и встал. Шеф сообщил новость: « Ваша мать перенесла серьезный сердечный приступ. Она госпитализирована и находится в отделении интенсивной терапии. Ее состояние критическое». По спине Вира пробежали мурашки. Эти слова пронзили его, как шрапнель, но он устоял на своем. Начальник продолжил, — Глядя на деликатность и серьезность ситуации, вам разрешается отпуск при чрезвычайных обстоятельствах.
Майор, вы должны уйти как можно скорее.
Вир определенно заставил свою страну гордиться своими словами: «Сэр, Я спасаю честь своей родины и не могу отказаться от нее. Моя мать может ждать, но моя родина не может. Даже если моя мать умрет в мое отсутствие, она умрет спокойно, что я служу своему народу, выполняю свои обязанности и реализую ее мечту. Это служение моему народу — моя дань уважения моей матери. Если в какой-то момент я окажусь перед дилеммой выбора матери или родины, я не сомневаюсь в выборе родины».
Миссия Представление Фильмы Расписание Билеты ПРИБЫТИЯ Специальные показы Спонсоры Поддержка Добровольцы Press Links Награды Контакт Press Links Contact |
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Она использовала этот стиль в «Разбитое зеркало» и в «Повезло родиться в России» , в которых запечатлены эмоции россиян, живущих в суматохе перестройки, кульминацией которой стал октябрьский путч 1993 года. «Разбитое зеркало» (ARTE, Франция) был удостоен Приза. Италия, премии «Золотые ворота» в Сан-Франциско и «Золотой Хьюго» в Чикаго. В 1996 году Марина, штатный профессор Школы театра, кино и телевидения Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, создала общественный форум документальных фильмов, организовав серию салонов документальных фильмов.