Древнеиндийское гос-во возн. как рабовладел., тем не менее в его праве отсутст. отчетливое противопостав. свободных и рабов. Рабский труд не играл значит. роли в решающих отраслях экономики древней Индии. Существ. особ-тью древнеиндийского рабства было наличие гос. зак-ва, направл. на ограничение произвола хозяина по отношению к рабам.
Общ. строй.
Правители первых гос. образ. (протогосударств) раджи вып. простейшие функции упр-я, обесп. внешнюю без-ть, вершили суд, распоряж. как военачальники фондом земель.
В нек/х гос. образ. власть раджи была выборной, лишь со временем утв. наследств. принцип получ. царственности. При выборных монархах вся полнота правления сосредотач. в руках совета старейшин.
Примерно в IX – VIII
веках до н.э. в Древней Индии на базе
старых племенных государств возникают
первые более или менее крупные государства,
которые ведут между собой непрекращающиеся
войны, истощая друг друга.
С этого времени и ведут свое начало традиции слабых и кратковременных гос. образ., возн., возвышающ. и быстро приходящих в упадок, как и невостребованность централизации, сильной гос. власти, ставшая характ. чертой древнеиндийской цивилизации.
С усилием общ. неравенства военный вождь племени (раджа),который ранее выб. собранием и не мог быть смещен им ,все более возвышался над племенами, подчиняя себе органы племенного упр-я, а дол-ть раджи велась борьба между представит. знатных и могуществ. родов в племени. Со временем эта должность станов. наследственной.
Самым крупным и
сильным гос-вом того времени была
Магадха. Наивысшего могущества это
гос-во достигло в IV – III вв. до н.э. при
династии Маурьев, объедин. под своей
властью почти всю тер-рию Индостана.
Магадхско-Маурийская эпоха рассм. как
особая веха в развитии древнеинд.
Магадхско-Маурийская эпоха характеризуется усилением монархической власти. Основой гос-ва считался царь. Одним из важнейших компонентов социального, общественного и экономического строя в Маурийский период являлась община. В общины объединялась значительная часть населения – свободные землевладельцы.
Центр. адм.-военный аппарат в Индии был относит. слаб по сравнению с др. гос-ми Др. Востока, что было тесно связано с сохр. важной роли в гос-ве органов общинного самоупр-я.
Индусская полит.-религ.
концепция «богоугодного царя» (девараджи)
предпис. ему вып. особой драхмы. Царю
вверялось также осущ. правосудия с
помощью опытных брахманов. Он считался
опекуном всех малолетних, больных, вдов,
д/б возгл. борьбу со стихийными бедствиями,
голодом. Важн. функцией царей была
орг-ция публ.
Сохр. гос. единства требовало твердого гос. упр-я.
Спец. группа царских чиновн. была связана, например, с орг-цией упр-я царским хоз-м, с деят-тью по пополн. царской казны. Артхашастра упоминает чиновников, призв. надзирать за царскими пастбищами, за гаванями, за судоходством, ведавших морской торговлей, судостроением и пр.
Особой сложн. в империи Маурьев отличалось адм. деление и связ. с ним система местного упр-я. Лишь часть тер-рии империи нах. под непосред. упр-ем царя и его двора. Самой крупной адм. единицей была провинция. Среди них выд. пять наиболее крупных провинций, управл. царевичами, и погран. провинции, управл. др. членами царской семьи. В ф-и правителя провинции входила защита ее тер-рий, охрана порядка, сбор налогов, обесп. строит. работ.
Менее крупной адм.
единицей был округ, возгл. окружным
начальником, в его обязанности входил
контроль над сельской адм-цией.
Наиб. извест. явл. Законы Ману (Ману-мифический бог).
В период созд. Законов ману в Индии уже хорошо пон. разницу между соб-тью и владением при этом. Законы указ. 7 возм. способов возн. права соб-ти: наследование, получ. в виде дара или находка, покупка, завоевание, ростовщичество, исполн. работы, а так же получ. милостыни. Среди осн. видов соб-ти Законы наз. землю. Земельный фонд страны составляли земли царские, общинные, частных лиц.
Для древней Индии
харак. большая патриарх. семья. Глава
семьи – муж. Женщина полностью зав. от
своего супруга и сыновей. Брак предст.
собой имущест. сделку ,в рез-те к/й муж
покупал себе жену и она станов. его
соб-тью. Законы ману опред. полож. женщины
сл. образом: в детстве ей полагалось
быть под властью отца, в молодости –
мужа, после смерти мужа под властью
сыновей. Муж мог иметь несколько жен,
развестись с женой. Жена не могла покинуть
семью, даже если муж ее продал и оставил.
За измену жена подверг.
страшным карам,
вплоть до смертной казни.
Среди прест., наз. Законами Ману, на первом месте стоят гос.. В качестве примера можно назвать службу врагам царя, поломку городской стены, городских ворот. Полного перечня этого вида преступлений Законы не дают, что характерно для всех древних кодификаций.
Среди имущ. преступ. Законы большое внимание уделяют краже. Пойманного с краденым и с воровским инструментом Законы предписывали казнить не колеблясь.
В древней Индии сущ. две системы судов – царские и внутриобщинные.
Высшей суд. инст. был суд, в к/м участвовал сам царь или замещ. его суд. коллегия (сабха), состоящая из назнач. царем брахмана, «окруженного тремя судьями». Толковать в суде нормы права, драхмы мог брахман, в крайнем случае кшатрий или вайший.
4.2
Средняя оценка: 4.2
Всего получено оценок: 1495.
4.2
Средняя оценка: 4.2
Всего получено оценок: 1495.
Древняя Индия принадлежит числу первых мировых цивилизаций, наряду с шумерской и древнеегипетской. Возникнув в долине великой реки Инд, индийская цивилизация смогла достигнуть своего наивысшего расцвета, подарив миру одну из самых популярных и древних религий, удивительную культуру, самобытное искусство.
Индия занимает всю площадь полуострова Индостан, расположенного на юге Азии. С севера она надежно защищена самой высокой горной цепью в мире – Гималаями, оберегающими страну от сильных холодных ветров. Побережье Индии омывается теплыми водами Индийского океана, Бенгальского залива и Аравийского моря.
Самые крупные руки Индии – Ганг и Инд, благодаря которым почва в их долинах всегда была очень плодородной. Во время сезона дождей эти реки часто выходили из берегов, затапливая все вокруг.
Благодаря стабильно жаркому и влажному климату с большим количеством осадков, в стране издавна выращивали рис и тростник.
В древности земледельцам приходилось нелегко, поскольку постоянно приходилось сражаться с буйной тропической растительностью, отвоевывая земли для посевов. Природа и люди были очень тесно связаны друг с другом, и эта связь нашла свое отражение в необычной культуре Древней Индии.
Со времен глубокой древности жители Индии с большим уважением относились к водной стихии. Ведь благодаря воде можно было получить хороший урожай, а, значит, и возможность выжить в непростых условиях. До сих пор индийцы свято почитают самую полноводную реку страны – Ганг, и считают ее священной.
В III тысячелетии до н. э. на полуострове Индостан было два центра индийской цивилизации – крупнейшие города Мохенджо-Даро и Хараппа. Большая часть населения была представлена дравидами, которые слыли прекрасными земледельцами.
В первой половине II тысячелетия на территорию Древней Индии прибыли племена ариев. В течение нескольких столетий они расселялись по полуострову, и постепенно смешались с местными жителями, образовав единый индийский народ.
Каждое арийское племя имело своего предводителя – раджу. Поначалу их выбирали, но со временем правление стало передаваться по наследству. Раджи были заинтересованы в расширении земель и укреплении своих царств, а потому находились в состоянии непрерывных войн друг с другом.
Рис. 2. Раджа.В Древней Индии существовали две форма судов: высшие (царские) и низшие (внутриобщинные). Сторона, неудовлетворенная решением низшего суда, могла обратиться к царю и приближенным брахманам для повторного рассмотрения дела.
В этот период образовалась религия под названием брахманизм, в центре которой был бог Брахма – высшее божество, творец вселенной, самый первый и могущественный среди богов в индуистских мифах.
Под влиянием брахманизма все общество в Древней Индии было разделено на социальные группы – варны:
Принадлежность к варне передавалась по наследству, и ее никаким образом нельзя было поменять. Так в обществе Древней Индии еще сильнее выкристаллизовалось социальное неравенство.
Большое значение в индуистских религиях имела дхарма – свод правил, необходимых для соблюдения космического баланса. Это праведный путь, нравственные принципы, соблюдение которых поможет человеку достичь просветления.
Важнейшим достижением культуры Древней Индии было создание алфавитного письма, состоящего из 50 знаков. Грамота была доступна только брахманам, которые очень ревностно оберегали свои познания.
Богатый литературный язык санскрит, что в переводе значит «совершенный», был словно специально создан для написания лирических произведений.
Самыми знаменитыми стали две великие поэмы древнего мира – «Рамаяна» и «Махабхарата», которые оказали огромное влияние на развитие индийской культуры.
Большое развитие получили и научные знания в области медицины, математики, химии. Особенно хорошо была развита астрономия в Древней Индии – уже в древние времена индийцы знали, что Земля имеет форму шара и вращается вокруг своей оси.
Искусство Древней Индии, прежде всего, представлено уникальной архитектурой. Величественные дворцы и храмы отличались невероятно тщательной отделкой. Колонны, ворота и стены украшались резьбой, позолоченными изображениями фруктов, цветов и птиц, многие детали были отлиты из серебра.
Рис. 3. Храмы в Древней Индии.Монастыри и храмы строились даже в пещерах. Древние зодчие прорубали в горах обширные коридоры и залы, монументальные колонны, которые затем украшали филигранной резьбой.
Большое развитие в Древней Индии получило и театральное искусство, которое представляло собой смесь актерского мастерства, поэзии и танцев.
Работы древних скульпторов и живописцев по большей части носили религиозный характер, но встречались и изображения и скульптуры, выполненные на светскую тематику.
При изучении темы «Древняя Индии» по программе 5 класса истории Древнего Мира мы узнали, где располагалось древнеиндийское государство, каковы были его природно-климатические особенности. Мы выяснили, как происходило расслоение общества, каков был основной род деятельности населения. Также мы познакомились с культурой и религией Древней Индии.
Доска почёта
Чтобы попасть сюда – пройдите тест.
Виталий Нижник
10/10
Константин Ильюк
10/10
Galina Kravtsova
10/10
Alex Lll
10/10
Татьяна Миронова
10/10
Анна Каренина
10/10
Анна Мальчикова
9/10
Розочка Ангелиночка
10/10
Светлана Кулюк
9/10
Елена Рыбкина
10/10
4.
2
Средняя оценка: 4.2
Всего получено оценок: 1495.
А какая ваша оценка?
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ФОРМИРОВАНИЕ С самого начала своей письменной истории устойчивой чертой государственного образования Индии была борьба за власть между оседлыми культурами и захватчиками. Географическая конфигурация Индийского субконтинента также сыграла свою роль в определении моделей вторжений и заселений, будь то «сухопутных кочевников» из Центральной Азии, которые проникли в северную Индию через коридор вторжения северо-запада, или «морскими кочевниками» Европы, которые пересекли океаны и проникли на Индийский субконтинент из прибрежных районов.
Самое раннее известное перемещение населения было индоевропейцами (арийцами) из степных земель Центральной Азии, которые поселились на Индо-Гангской равнине и установили языковую и культурную традицию Северной Индии. Однако уникальная конфигурация Индийского субконтинента также диктовала, что большинство сил вторжения из Центральной Азии столкнулись с барьером гор Гиндукуш, прежде чем достичь равнин северной Индии.
Последовавшие за этим новые волны вторжений — греков, кушанов, гуннов, тюркских и монгольских племен — были предприняты как военные экспедиции, пересекшие Инд для завоевания Пенджаба. Большинство из них потеряли скорость к тому времени, когда достигли Гангской равнины. Таким образом, хотя несколько эфемерных династий, обладавших значительной властью, установились, они были не в состоянии изменить массу населения или культурное ядро Гангского региона.
Другим аспектом территориальной истории Индийского субконтинента является географическое разделение между континентальной и полуостровной Индией. Политическая концепция Индии как «государства-империи» была впервые разработана во времена Маурьев (321–184 гг. до н. э.) и определила Бхарат (Индия) как простирающуюся от северных Гималаев до Канья Кумари (мыс Коморин) на юге. Стремлением всех последующих индийских правителей было добиться территориального и политического объединения Индийского субконтинента. Здесь снова сыграла роль география; горы Виндхья на плато Декан стали грозным барьером на пути имперских амбиций сухопутных держав севера.
В постмаурийский период Индо-Гангская равнина подвергалась обширным вторжениям, а периодические попытки объединения чередовались с длительными периодами беспорядков и конфликтов. Династия Гупта (4 век) была последней империей Северной Индии, правившей из центра Ганга. Их политический крах наступил после новых вторжений гуннских кочевников в пятом веке.
Мусульманское правление шло во многом по той же схеме вторжений и завоеваний, но введение ислама в качестве новой религии и культуры оказалось критическим прорывом с точки зрения его влияния на государство и общество. Создание Делийского султаната в н.э. 1206 год изменил политический ландшафт северной Индии, стратегически расположенная столица Дели стала новым центром центральной власти.
Следующее имперское объединение Индии под властью Великих Моголов, от Бабура до Акбара (1526–1605 гг. Н. Э.). Правление Акбара было известно своей терпимостью, а также его поощрением плюрализма и синкретизма индуистско-мусульманской культуры и цивилизации.
Империя Великих Моголов также была государством воинов, управляемым новым классом военно-бюрократической элиты ( мансабдар с). Северо-запад и северо-восток Индо-Гангского пояса стали районами с преобладающим мусульманским населением, первые – в результате поселившихся там захватчиков, вторые – в основном в результате обращения суфиев, в то время как Гангская равнина сохранила свое индуистское большинство. Южная Индия развила морские традиции и мореходную экономику, в отличие от экономики Севера, не имеющей выхода к морю. Дравидийская культура укрепила свои позиции в качестве основного направления южноиндийской цивилизации в регионе и постмогольского хранилища индуистских культурных традиций Севера.
«Европейская эпоха» в истории Индии началась как эпоха морской мощи, западноевропейской власти, основанной на контроле над морями. Европейская экспансия в Южную Азию по морю коренным образом изменила ход индийской истории, поставив перед сухопутными державами Севера, Моголами, раджпутами, маратхами и сикхами, совершенно новый набор проблем.
Отличались не только маршруты, методы завоевания и способы расселения, но и давление с моря отличалось безжалостностью, которой не было у вторжений с суши.
Британцы, которые в конечном итоге вытеснили всех других европейских соперников (французов, голландцев и португальцев), проникли вглубь страны с моря через две великие речные долины: долину Кавери на юге и долину Ганга на севере. Преодолев деканский барьер и в девятнадцатом веке, наконец, объединив континентальную и полуостровную Индию, британское имперское владычество превратилось из морской державы в континентальную империю.
Британское владычество подражало и вобрало в себя многие черты предыдущих правителей, особенно Великих Моголов, сохранив элементы их военного и бюрократического управления. Роль посредников (купцов, торговцев и ростовщиков) и элиты писцов, системы земельных доходов и торговые императивы были общими для обеих империй. Оба были воинственными государствами, и роль армии, набранной из так называемых воинственных рас, была решающей для обоих.
Британцам, однако, пришлось пропагандировать новую теорию боевых рас после Великого мятежа 1857 года, когда Пенджаб и племенной Северо-Запад, а не Бенгалия, стали новым местом вербовки. Введение джат-сикхов, раджпутов, пенджабцев и патанов в британскую армию изменило социально-политическую историю Северо-Запада. Это имело огромные последствия для государства-правопреемника Пакистана, унаследовавшего стратегическую «недвижимость» Северо-Запада и связанную с ним традицию так называемых боевых рас.
Самым значительным достижением британского колониального правления было стратегическое объединение Индийского субконтинента.
Это означало значительный разрыв с прошлым, поскольку концепция стратегических границ была введена для демаркации суверенных границ Британской империи. Однако требования большей Британской империи добавили дополнительное измерение имперским границам. Стратегические и экономические интересы имперской Великобритании и царской России привели к «Большой игре» в Центральной Азии между двумя державами.
Северо-западная граница милитаризировалась, и Афганистан превратился в классическое «буферное государство».
Колониальное предприятие ни в коем случае не было односторонним мероприятием. Взаимодействие, а также синтез были неотъемлемой частью встречи между Индией и Великобританией, чьи идеологии и институты оказали глубокое влияние на Индию. Идеи национализма и самоопределения имели решающее значение, дав толчок националистическому движению Индии. Британский промышленный капитализм оказал влияние и на модернизацию и индустриализацию государства. Железные дороги были великим объединителем как в стратегическом, так и в экономическом смысле, помогая расширить и укрепить британское правление.
Деколонизация была критическим моментом в новейшей истории Индийского субконтинента. В случае с Британской Индией своеобразие процесса деколонизации заключалось в дихотомии, возникшей между требованием независимости светского Индийского националистического конгресса и требованием Индийской мусульманской лиги мусульманской родины — Пакистана.
В последовавшем за этим тупике религиозный сепаратизм мусульманского меньшинства стал решающим фактором в предоставлении свободы от колониального господства.
В 1947 году британская власть была «передана» двум доминионам, Индии и Пакистану, первый из которых стал основным государством-правопреемником Британской Индии, а Пакистан — второстепенным государством-правопреемником. Ценой независимости стал раздел континентальной Индии на основе принципа общинного большинства теории «двух наций» Мусульманской лиги, утверждавшей, что индуисты и мусульмане — две отдельные нации.
Раздел Британской Индии стал одновременно и поворотным моментом, и травмирующим событием в истории Южной Азии, поскольку он оставил многие конфликты нерешенными и многие вопросы остались без ответа. Один вопрос, который заинтриговал историков, заключается в том, почему независимость стала зависеть от раздела. Британская политика составления отдельных избирательных списков для индусов и мусульман, положившая начало современному индийскому политическому коммунализму в 1909, дает часть ответа.
Другая часть ответа заключается в происхождении пакистанского движения и межобщинных расколах, возникших между Индийским национальным конгрессом и Мусульманской лигой по вопросу о разделении власти и принципе демократического правления. Понятие паритета было важным соображением для мусульманской элиты, как и их опасения, что электоральная политика «мажоритарного» правления на практике выльется в «индуистское владычество» под видом «владычества конгресса».
Одним из парадоксов пакистанского требования было то, что импульс исходил не от провинций с мусульманским большинством, а от небольшой части мусульманской элиты из мусульманских провинций Северной Индии. Мусульманская элита Северной Индии руководствовалась сложной смесью религиозных и экономических причин, не последней из которых было их опасение по поводу потери привилегий, статуса и экономической власти в светской и демократической Индии. Раздел спровоцировал исход этой элиты мусульман в обещанное новое государство Пакистан.
Снижение статуса этой индийской мусульманской диаспоры от «создателей» Пакистана до статуса беженцев ( мухаджир с) на выбранной ими родине — одна из ироний пакистанского движения.
Ответ на другой вопрос также остался неясным: почему независимость и раздел породили только два национальных государства в Индо-Гангском регионе, а не многие другие? Утверждается, что опасения по поводу балканизации и стремление индийской и пакистанской элит к сильному централизованному государству устранили эти варианты. Правовой и политический статус около шестисот автономных княжеств был по большей части решен путем их интеграции в два более крупных государства, Индию и Пакистан, за заметным исключением самого большого штата Джамму и Кашмир.
Применение формулы общинного большинства в качестве основы для создания жизнеспособного государства привело к аномалии раздвоенного Пакистана, разделенного тысячей миль индийской территории. Географически формула общинного большинства могла применяться только к тем регионам, где мусульмане составляли большинство, а провинции Северо-Запада, где мусульмане составляли абсолютное большинство (Северо-Западная пограничная провинция, Белуджистан и Синд), составляли лишь 10 процентов всего мусульманского населения Индии.
Таким образом, две большие провинции, в которых мусульмане составляли незначительное большинство, — Пенджаб (54 процента) и Бенгалия (57 процентов) — были разделены для создания нового государства Пакистан.
Во время раздела очень мало внимания уделялось геополитическим последствиям и человеческим аспектам физического раздела Индо-Гангского пояса. Однако после того, как раздел стал реальностью, эти травмирующие и трагические факторы начали сказываться на процессе национального строительства обоих раздробленных государств. Человеческие издержки раздела, сопровождавшие его убийства и обмен населением, а также созданные им беженцы и диаспоры оставили горькое наследие. В В результате раздел произвел разделенное государство, разделенную элиту, разделенную экономику и разделенную безопасность.
Географическая аберрация двух крыльев Пакистана, разделенных тысячами миль индийской территории, создала логистический кошмар для нового государства Пакистан, которое в конечном итоге стало несостоятельным как в политическом, так и в экономическом отношении, что привело к независимости Восточного Пакистана в 1971 году.
, с созданием Бангладеш после третьей индо-пакистанской войны. Для индийского штата близкая отчужденность его северо-восточного региона, соединенного с материковой частью Индии тонким сухопутным коридором (так называемая «куриная шея»), поставила перед его жителями аналогичные проблемы маргинализации, с которыми государство не могло справиться. преодолеть. Удаленность северо-восточного региона от центра Индии усилила ощущение отчужденности племенных северо-восточных штатов и их изображения как «Дальнего Востока» Индии.
Сразу же после раздела императивы национального строительства были сосредоточены на консолидации государства и создании центрального правительства. Задача была относительно легче для индийского государства, которое унаследовало мантию основного государства-правопреемника Британской Индии. Постнезависимая Индия имела политическую систему и бюрократическую структуру, которые подчеркивали преемственность с прошлым, а также национальную идентичность, приданную ей долгой историей ее националистического движения.
Центральное правительство Индийского Конгресса в Нью-Дели подчеркнуло гражданскую основу своего правления, подкрепленную идеологией секуляризма и парламентской демократии. Вскоре он объединился по лингвистическому признаку, стремясь сохранить многоэтнический характер своего государства и приспособиться к пожеланиям активно выступающих региональных единиц, составляющих Индийский союз. Однако страх перед балканизацией сделал централизацию ключевым требованием, и индийская модель государственного строительства развивалась как федеральный союз с централизованными тенденциями. В Индии именно политико-бюрократическая элита стала доминировать в государственной структуре, а военные были исключены из уравнения власти. Эта ситуация остается постоянной в индийской политической системе.
В случае с Пакистаном доминирующей стала военно-бюрократическая связь, а пакистанская политическая элита играла подчиненную роль. Пакистан должен был не только поддерживать образ «равноправной власти» в рамках региональной системы, внешняя направленность его внешней политики также подталкивала его элиту к построению военно-бюрократического государства.
Это уравнение также оставалось постоянным во внутренней и внешней политике Пакистана, а его вооруженные силы укрепились в политической структуре пакистанского государства.
Идеологический раскол, созданный особыми обстоятельствами их рождения, привел к тому, что Индия и Пакистан превратились в региональных соперников с совершенно разными целями в области внутренней политики, безопасности и внешней политики. Превосходство Индии на субконтиненте компенсировалось стремлением меньшего по размеру пакистанского государства достичь военного паритета, в случае необходимости «заимствуя мощь» у «великих и могущественных» союзников за границей (США, Китай и несколько ближневосточных государств). Роль внешних акторов была жизненно важной в поддержании и укреплении так называемой биполярной структуры южноазиатской системы. Ранняя вспышка конфликта из-за «незавершенного дела» раздела Кашмира вскоре стала интернационализированной как символ враждебных отношений между Индией и Пакистаном.
На это наложилась динамика соперничества сверхдержав времен холодной войны, когда Индия установила «особые отношения» с Советским Союзом, чтобы уравновесить военные союзы Пакистана с западными державами.
Веление географии, неравномерное развитие двух крыльев Пакистана и элитный конфликт между правящей элитой Западного Пакистана и контрэлитой Восточной Бенгалии сыграли свою роль в обострении раскола между двумя крыльями Пакистана, что в конечном итоге привело к тому, что большинство бенгальских государств освободилось от Пакистана, возглавляемого пенджабами-патанами, в 1971 году. С международной точки зрения рождение Бангладеш было первым примером успешной кульминации сепаратистского движения в период после Второй мировой войны. Освобождение Бангладеш было результатом сочетания географии, бенгальского языка и экономического национализма, поддержанного военной интервенцией Индии.
Для Южной Азии этот второй раздел изменил геополитическую карту, но не политические границы, поскольку территориальный спор не возник.
Однако распад Пакистана бросил вызов идеологической основе его теории двух наций, поскольку бенгальский языковой национализм взял верх над его исламской идентичностью.
Рождение Бангладеш в 1971 году прочно утвердило центральное положение и господство Индии в Южной Азии. Мало того, что Индийский союз в настоящее время является крупнейшим штатом в Южной Азии, он территориально и демографически больше, чем все остальные шесть штатов вместе взятые. Более того, геополитическая реальность Южной Азии действительно двусторонняя, поскольку все остальные ее государства примыкают к Индии, но ни одно из них не примыкает друг к другу. Таким образом, малые государства Южной Азии чувствительны к тому, чтобы быть подавленными огромной мощью Индии.
С другой стороны, новая геополитическая конфигурация также обнажила уязвимость индийского штата перед его длинными пористыми границами. Распространение вооруженных сепаратистских конфликтов в приграничных районах и продолжающаяся «марионеточная война» между Индией и Пакистаном из-за
спорное государство Кашмир свидетельствует о том, что индийская гегемония далеко не бесспорный факт в Южной Азии.
В равной степени показательна политика нуклеаризации, проводимая Индией и Пакистаном с 1998 года. Эта политика, возможно, повысила статус Индии как великой державы, но она также позволила более слабому пакистанскому государству достичь полупаритета с более сильным индийским государством. Но это, конечно, не решило дилемму безопасности расколотого субконтинента.
Самый сильный вызов светской идентичности и плюралистической этике индийского государства исходит от множества этнонационалистических и субнационалистических требований, многие из которых имеют сепаратистские тенденции. Сикхи Пенджаба, наги и ассамцы в северо-восточном регионе и кашмирские мусульмане в штате Джамму и Кашмир испытали федеративную структуру индийского союза. Самой серьезной угрозой светской структуре индийского государства является рост транснационального религиозного фундаментализма как силы в регионе. Общинные страсти, которые он вызвал, возродили «мусульманский вопрос» в Индии и, в более широком смысле, разожгли более широкие дебаты о правах меньшинств в Южной Азии.
После 1971 г. Пакистан, хотя и более жизнеспособный как территориальная единица и более сплоченный как политическая единица, по-прежнему сталкивается с внутренними противоречиями, не последним из которых является проблема идентичности среди составного народа. Политика централизации правящей элиты вступила в противоречие с требованиями провинциальной автономии этнических пуштунов, синдов и белуджей. Самое поразительное затруднительное положение – это мухаджиров -х, которым еще предстоит обрести свою этническую и региональную идентичность в «новом» Пакистане. Подчинение внутренней политики Пакистана его внешним отношениям продолжалось, и периодическое обращение к военному правлению стало наиболее устойчивой чертой пакистанского государства.
Стратегическое расположение Пакистана на северо-западе, государственная политика исламизации и внешняя ориентация на более широкий мусульманский мир также подняли вопросы о его идентичности после 1971 года: считает ли он себя частью Южной Азии, Юго-Западной Азии или Центральной Азии.
. Сочетание пакистанской политики в отношении Кашмира и Афганистана в 1990-х годах и продолжающееся участие Пакистана в постсоветском Афганистане поддерживают этот вопрос.
Бангладеш выбрала зигзагообразный курс, отражающий два конкурирующих влияния на его элиты: светская парламентская демократия и исламская идеология. Наиболее важным фактором безопасности Бангладеш является его география, поскольку с трех сторон он окружен Индией. И наоборот, расположение Бангладеш в устье Бенгальского залива и стратегическое положение, которое он занимает между материковой частью Индии и северо-востоком Индии, вызвали новую динамику в индо-бангладешских отношениях. Использование Бангладеш в качестве убежища сепаратистскими движениями на северо-востоке Индии постоянно беспокоит Нью-Дели, как и пограничные споры, возникающие из-за неопределенности их границ.
В отличие от традиционных естественных границ, которые развивались благодаря обычаям и обычаям, колониальное установление границ Британской Индией было результатом стратегических и экономических соображений, которые привели к созданию «внешней границы», которая кристаллизовалась в линейные границы, линия Дюрана на северо-западе и линия Мак-Магона на северо-востоке.
Разделение субконтинента нарушило стратегическое единство этой границы: Пакистан унаследовал северо-западную границу в качестве своей внешней границы, а Индия — северо-восточную границу Гималаев. Раздел также создал новый набор границ или «внутренних границ». Таким образом, помимо логистики сохранения своих стратегических границ, Индии и Пакистану приходилось бороться с ирредентистскими требованиями племенных сообществ, разделенных линейными границами. Требование Пахтунистана на Северо-Западе и требование Нага родины на Северо-Востоке — лишь два примера таких транснациональных требований.
Недавние события еще раз подтвердили неотъемлемую важность внешней границы для политики Индийского субконтинента с возрождением Афганистана в качестве государства-«ворот» между Южной Азией, Юго-Западной Азией и Центральной Азией в постсоветская эпоха. «Центральность» Центральной Азии затеяла новую «Большую игру» в регионе, а ее Северо-Запад снова оказался втянутым в расчеты великих держав.
Для Индии дестабилизация Афганистана и Центральной Азии и прорыв линии Дюрана вызывают воспоминания о Северо-Западе как о коридоре вторжения в сердце Индии. Для Пакистана это возможность влиять на события в более широком мусульманском мире как наследника стратегической «недвижимости» Северо-Запада. Линии разлома религиозного фундаментализма и нуклеаризация Индии и Пакистана еще больше поляризовали политику региона. В этом смысле геополитические модели на Индийском субконтиненте, похоже, совершили полный оборот, и давление снова исходит с северо-запада.
Что касается политических границ, разделяющих современную систему Южной Азии, то больше всего выделяются «нестабильные границы национальных государств», которые являются наследием процесса раздела. В последние годы меняющийся характер трансграничных конфликтов добавил новое измерение к вопросу о защите границ. Проницаемость границ привела к парадоксальной ситуации, когда более крупное индийское государство ограждает свои границы, чтобы остановить вооруженные вторжения через индийско-пакистанскую границу (которую индийское государство характеризует как
трансграничный терроризм) и нелегальная иммиграция через индо-бангладешскую границу (что угрожает изменить демографический состав северо-восточного региона).
Ограждение границы как последний этап в установлении границы поставило другой набор вопросов о динамике безопасности системы Южной Азии. Бедствие трансграничного терроризма, включая наркотерроризм, контрабанду оружия и торговлю людьми, является проявлением этого явления. Строительство искусственных барьеров индийским государством с огромными затратами сравнивают с современным эквивалентом «Римской стены» или Великой китайской стены. Это также напоминает идеологический раскол Берлинской стены. Системе Южной Азии еще предстоит перейти к безопасной региональной системе, поскольку государственное образование на субконтиненте все еще кажется заложником травматического наследия раздела.
Джайита Рэй
См. также Федерализм и отношения между центром и государством ; Пакистан и Индия
Bayly, Christopher. Имперский меридиан: Британская империя и мир, 1780–1830 гг. . Нью-Йорк: Longman, 1989.
Джалал, Аиша.
Военное положение: Истоки Пакистана Политическая экономия обороны . Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета, 19.85.
Латтимор, Оуэн. Исследования по истории фронтира: Сборник статей, 1928–1934 . Лондон: Оксфорд, 1962.
Оомен, Т.К. Государство и общество в Индии: исследования нации Building. Нью-Дели: Sage, 1990.
Паниккар, К. М. Географические факторы в истории Индии . Мумбаи: Бхаратия Видья Бхаван, 1959.
Филлипс, Ч. Х. и М. Д. Уэйнрайт, ред. Раздел Индия: политика и перспективы, 1935–1947 . Лондон: Allen & Unwin, 1970.
Сиссон, Ричард и Лео Роуз. Война и отделение: Пакистан, Индия и создание Бангладеш. Беркли: University of California Press, 1990.
Wilson, J., and Dennis Dalton, eds. Государства Южной Азии: проблемы национальной интеграции . London: C. Hurst, 1982.
Главная | Библиотека Мизеса | Шесть стадий создания государства
[Извлечено из главы 1 книги Государство: его история и развитие с точки зрения социологии ]
В генезисе государства, от подчинения крестьян племени пастухов или морских кочевников, можно выделить шесть этапов выдающийся.
В последующем обсуждении не следует исходить из того, что действительное историческое развитие должно в каждом конкретном случае подниматься по всей шкале шаг за шагом. Хотя и здесь рассуждение не зависит от голой теоретической конструкции, так как каждый отдельный этап встречается в многочисленных примерах как в мировой истории, так и в этнологии, и есть государства, которые, по-видимому, прошли через них все. Но есть и другие, которые пропустили один или несколько из этих этапов.
Первый этап включает в себя грабежи и убийства в пограничных боях, бесконечные бои, не нарушаемые ни миром, ни перемирием. Он отмечен убийством мужчин, похищением детей и женщин, грабежом стад и поджогом жилищ. Даже если обидчики поначалу терпят поражение, они возвращаются во все более и более крепких телах, движимые долгом кровной мести. Иногда крестьянская группа может собраться, может организовать свое ополчение и, может быть, временно победить проворного врага; но мобилизация идет слишком медленно, а доставка припасов в пустыню слишком дорого обходится крестьянам.
Крестьянское ополчение не берет с собой в поле, как неприятель, свои запасы продовольствия — свои стада.
В Юго-Западной Африке немцы недавно столкнулись с трудностями, с которыми могут столкнуться хорошо дисциплинированные и превосходящие силы, оснащенные поездом снабжения, с железной дорогой, идущей к своей базе снабжения, и с миллионами германской империи, стоящей за ней. горстка воинов-пастухов, которые смогли нанести немцам решительный удар. В случае первобытных поборов эта трудность усугубляется узостью духа крестьянина, который думает только о своем районе, и тем, что во время войны земли не возделываются. Поэтому в таких случаях в конце концов маленькое, но компактное и легко подвижное тело постоянно побеждает большую разрозненную массу, как пантера побеждает буйвола.
Это первый этап формирования состояний. Государство может оставаться неподвижным в этой точке веками, тысячами лет. Вот весьма характерный пример:
Каждый ареал тюркского племени прежде граничил с широкой полосой, которую можно было бы обозначить как его «грабительский район».
Все к северу и востоку от Хорасана, хотя и номинально находилось под персидским владычеством, в течение десятилетий принадлежало скорее туркменам, джомудам, гокленам и другим племенам пограничных равнин, чем персам. Текинзы таким же образом разграбили все участки от Кивы до Бухары, пока другие туркменские племена не были успешно окружены либо силой, либо коррупцией, чтобы действовать как буфер. В истории можно найти и другие бесчисленные примеры цепи оазисов, протянувшейся между Восточной и Западной Азией непосредственно через степи ее центральной части, где с древних времен китайцы пользовались преобладающим влиянием благодаря своему владению всеми важными стратегическими центрами. например, оазис Чами. Кочевники, прорвавшиеся с севера и юга, постоянно пытались высадиться на эти острова благодатной земли, которые им должны были казаться островами Блаженных. И каждая орда, нагруженная добычей или бегущая после поражения, была защищена равнинами. Хотя самые непосредственные угрозы были предотвращены продолжающимся ослаблением монголов и фактическим господством Тибета, тем не менее последнее восстание дунган показало, как легко волны подвижного племени разбиваются об эти островки цивилизации.
Вся история старого мира изобилует известными случаями массовых экспедиций, которые следует отнести к первому этапу развития государства, поскольку они были направлены не на завоевание, а непосредственно на грабежи. Западная Европа пострадала от этих экспедиций от рук кельтов, германцев, гуннов, аваров, арабов, мадьяр, татар, монголов и тюрков по суше; в то время как викинги и сарацины преследовали его на водных путях.
Эти орды заполонили целые континенты далеко за пределами их привычных грабежей. Они исчезали, возвращались, поглощались и оставляли после себя лишь пустыри. Однако во многих случаях они продвинулись в какой-либо части затопленного района непосредственно к шестой и последней стадии государственного образования, именно в тех случаях, когда они установили постоянное господство над крестьянским населением.
Ратцель превосходно описывает эти массовые миграции:0005
Экспедиции великих орд кочевников контрастируют с этим движением, капля за каплей и шаг за шагом, так как они переполняют огромной силой, особенно Среднюю Азию и все соседние страны. Кочевники этого района, как и Аравии и Северной Африки, сочетают в своем образе жизни подвижность с организованностью, скрепляющей всю их массу ради одной единственной цели. По-видимому, для кочевников характерно то, что они легко развивают деспотическую власть и далеко идущую мощь благодаря патриархальной сплоченности племени. Тем самым возникают массовые правительства, которые сравниваются с другими движениями среди людей так же, как бурные потоки сравниваются с устойчивым, но рассеянным течением притока. История Китая, Индии и Персии не меньше, чем история Европы, показывает их историческое значение. Точно так же, как они передвигались по своим пастбищам со своими женами и детьми, рабами и повозками, стадами и всем своим имуществом, они наводнили пограничные земли.
То, что было сказано здесь о хамитах, семитах и монголах, можно также сказать, по крайней мере частично, об арийских племенах скотоводов. Это относится и к истинным неграм, по крайней мере, к тем, кто живет исключительно за счет своих стад:
Подвижные, воинственные племена кафиров обладают способностью к экспансии, которой нужен только заманчивый объект, чтобы добиться насильственных эффектов и опрокинуть этнологические связи обширных районов. Восточная Африка предлагает такой объект. Здесь климат не запрещал заниматься скотоводством, как во внутренних странах, и не парализовал с самого начала силу натиска кочевников, и тем не менее многочисленные миролюбивые земледельческие народы находили простор для своего развития.
Все это происходило на наших глазах. Некоторые из них все еще продолжаются. В течение многих тысячелетий он «сотрясал всю Восточную Африку от Замбези до Средиземноморья». Вторжение гиксосов, в результате чего Египет более 500 лет находился под властью пастушеских племен восточных и северных пустынь — «сородичей народов, которые до настоящего времени пасут свой скот между Нилом и Красным морем», — это первое официальное основание государства. За этими государствами последовали многие другие как в стране самого Нила, так и южнее, вплоть до империи Муата-Джамво на южной окраине центрального района Конго, о которой португальские торговцы в Анголе сообщали еще в конце XVI века и вплоть до Угандийской империи, которая только в наши дни окончательно уступила превосходящей военной организации Европы.
«Пустыня и цивилизация никогда не сосуществуют мирно рядом друг с другом, но их битвы похожи и полны повторений».
“Похожие и полные повторений”! Это можно сказать о всемирной истории в ее основных чертах. Человеческое эго в своем фундаментальном аспекте почти одинаково во всем мире. Он действует единообразно, подчиняясь одним и тем же влияниям окружающей среды, с расами всех мастей во всех частях земли, как в тропиках, так и в умеренных зонах. Нужно отступить достаточно далеко и выбрать такую высокую точку зрения, чтобы пестрота деталей не скрывала больших движений массы. В таком случае наш взор упускает из виду «модус» борющегося, скитающегося, трудящегося человечества, а его «субстанция», всегда подобная, всегда новая, всегда переживающая изменение, раскрывается по единым законам.
Постепенно из этой первой стадии развивается вторая, в которой крестьянин, через тысячи безуспешных попыток восстания, смирился со своей судьбой и прекратил всякое сопротивление.
Примерно в это же время до сознания дикого пастуха начинает доходить, что убитый крестьянин больше не может пахать, а срубленное фруктовое дерево больше не будет плодоносить. Поэтому в своих интересах, где это возможно, он оставляет крестьянина в живых, а дерево стоит. Экспедиция пастухов идет так же, как и раньше, каждый член ощетинился оружием, но больше не намеревается и не ожидает войны и насильственного присвоения.
Рейдеры жгут и убивают только в той мере, в какой это необходимо, чтобы вызвать благотворное уважение или сломить изолированное сопротивление. Но вообще, главным образом в соответствии с развивающимся обычным правом — первым зародышем развития всего публичного права — пастух присваивает теперь только излишек крестьянина. То есть он оставляет крестьянину его дом, его снаряжение и его провизию до следующего урожая.
Пастух на первом этапе подобен медведю, который с целью ограбить улей разрушает его. На втором этапе он подобен пчеловоду, который оставляет пчелам достаточно меда, чтобы переносить их всю зиму.
Велик прогресс между первым этапом и вторым. Долгий шаг вперед, как в экономическом, так и в политическом плане. Вначале, как мы видели, приобретение племенем пастухов было чисто оккупационным. Независимо от последствий, они уничтожили источник будущего богатства ради наслаждения моментом.
Отныне приобретение становится экономным, потому что всякая экономия основана на разумном ведении хозяйства, или, другими словами, на сдерживании наслаждения моментом с учетом потребностей будущего. Пастух научился «капитализировать».
Это огромный шаг вперед в политике, когда совершенно странное человеческое существо, до сих пор являвшееся добычей, подобно диким животным, получает ценность и признается источником богатства. Хотя это начало всякого рабства, порабощения и эксплуатации, в то же время это зарождение более высокой формы общества, выходящей за пределы семьи, основанной на кровном родстве.
Мы видели, как между грабителями и ограбленными первые нити правоотношения сплелись через ту пропасть, которая разделяла тех, кто до сих пор был лишь «заклятыми врагами».
Таким образом, крестьянин получает подобие право на самое необходимое для жизни; так что считается неправильным убить несопротивляющегося человека или лишить его всего.
И лучше того, постепенно все более тонкие и мягкие нити сплетаются в сеть, пока еще очень тонкую, но все же вызывающую более человеческие отношения, чем обычное устройство дележа добычи. Поскольку пастухи больше не встречаются с крестьянами только в бою, теперь они, вероятно, удовлетворят уважительную просьбу или уладят обоснованную недовольство. «Категорический императив» справедливости: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой», — до сих пор управлял скотоводами только в их отношениях с соплеменниками и соплеменниками. Теперь он впервые начинает говорить, застенчиво шепча от имени тех, кому чуждо кровное родство. В этом мы находим зародыш того величественного процесса внешнего слияния, который из малых орд образовал нации и союзы наций — и который в будущем должен дать жизнь понятию «человечество».
Мы находим также зародыш внутреннего объединения разрозненных племен, из которого на место ненависти к «варварам» выйдет всеобъемлющая любовь к человечеству, к христианству и буддизму.
Момент, когда завоеватель впервые пощадил свою жертву, чтобы постоянно эксплуатировать ее в продуктивном труде, имел несравнимое историческое значение. Она породила нацию и государство, право и высшую экономику со всеми вытекающими из них развитиями и разветвлениями. Корень всего человеческого уходит в темную почву животной любви и искусства, не меньше, чем государства, справедливости и экономики.
Еще одна тенденция еще теснее связывает эти психические отношения. Возвращаясь к сравнению пастуха и медведя, в пустыне, помимо медведя, охраняющего пчел, есть и другие медведи, которые также жаждут меда. Но наше племя пастухов преграждает им путь и силой оружия защищает свои ульи. Крестьяне привыкли, когда грозит опасность, призывать пастухов, которых они считают уже не грабителями и убийцами, а защитниками и спасителями.
Представьте себе радость крестьян, когда возвращающаяся банда мстителей возвращает в деревню награбленных женщин и детей с головами или скальпами врагов. Эти связи уже не нити, а крепкие и завязанные узлы.
Вот одна из главных сил той «интеграции», благодаря которой в дальнейшем развитии те, кто изначально не были одной крови, а достаточно часто принадлежали к разным группам, говорящим на разных языках, в конце концов будут спаяны вместе в одно человек, с одним речью, одним обычаями и одним чувством национальности. Это единство вырастает постепенно из общих страданий и нужд, общих побед и поражений, общих радостей и общих печалей. Когда господин и раб служат одним и тем же интересам, открывается новая и обширная область; тогда возникает поток симпатии, чувство общего служения. Обе стороны понимают и постепенно признают общую человечность друг друга. Постепенно ощущаются точки сходства вместо различий в телосложении и одежде, языке и религии, которые до сих пор вызывали только антипатию и ненависть.
Постепенно они учатся понимать друг друга сначала через общую речь, а затем через общую умственную привычку. Сеть психических взаимосвязей крепчает.
На этом втором этапе формирования государств основная работа была намечена. Никакой следующий шаг не может сравниться по важности с переходом, когда медведь становится пчеловодом. По этой причине кратких ссылок должно быть достаточно.
Третий этап наступает, когда «излишки», полученные крестьянами, регулярно приносятся ими в палатки пастухов в качестве «дани», регулирование, которое дает обеим сторонам очевидные и значительные преимущества . Благодаря этому крестьянство совершенно избавлено от мелких нарушений, связанных с прежним методом налогообложения, как, например, удары по голове нескольких мужчин, насилие над женщинами или сжигание крестьянских домов. С другой стороны, пастухам не нужно более прилагать к этому «делу» никаких «расходов» и труда, если использовать торговое выражение, и они посвящают высвободившееся таким образом время и энергию «расширению работ», другими словами.
словом, к подчинению других крестьян.
Эта форма дани встречается во многих хорошо известных случаях в истории: гунны, мадьяры, татары, турки получали наибольший доход от своей европейской дани. Иногда характер дани, уплачиваемой подданными своему господину, более или менее размыт, и акт принимает вид платы за покровительство или даже субвенции. Хорошо известна история, в которой Аттила был изображен слабым императором в Константинополе как вассальный принц; в то время как дань, которую он платил гунну, выглядела как плата.
Четвертая стадия, опять же, имеет очень большое значение, так как она добавляет решающий фактор в развитии государства, как мы привыкли его видеть, а именно союз на одной полосе земли обоих этносов. (Хорошо известно, что ни одно юридическое определение государства не может быть достигнуто без понятия государственной территории.) Отныне отношения двух групп, которые первоначально были интернациональными, постепенно становятся все более и более внутринациональными.
Этот территориальный союз может быть вызван иностранным влиянием. Может быть, более сильные орды вытеснили пастухов вперед или их рост населения достиг предела, установленного питательной способностью степей или прерий; может быть, сильная чума скота вынудила пастухов променять бескрайние просторы прерий на узкие долины какой-нибудь реки. Но вообще одних внутренних причин достаточно, чтобы пастухи держались по соседству со своими крестьянами.
Обязанность защищать своих данников от других «медведей» вынуждает их содержать набор молодых воинов по соседству со своими подданными; и это в то же время превосходная мера защиты, так как не дает крестьянам поддаться желанию разорвать свои узы или позволить другим пастухам стать их повелителями. Это последнее явление отнюдь не редкость, поскольку, если традиция верна, именно через него сыновья Рюрика попали на Русь.
Местное соседство еще не означает государственной общности в самом узком смысле; то есть единая организация.
В случае, если пастухи имеют дело с совершенно невоинственными субъектами, они продолжают свою кочевую жизнь, мирно бродя туда-сюда и пася свой скот среди периоике и илотов. Так обстоит дело со светлыми вахума, «самыми красивыми мужчинами мира» (Кандт), в Центральной Африке, или с кланом туарегов Хаданара Асгаров, «которые заняли свои места среди имрадов и становятся бродячими флибустьерами. Эти имрады являются служащим классом асгаров, которые живут на них, хотя имрады могли бы выставить в поле в десять раз больше воинов; ситуация аналогична ситуации у спартанцев по отношению к их илотам».
То же самое можно сказать и о Теда среди соседнего Борку:
Так же, как земля разделена на полупустыню, поддерживающую кочевников, и сады с финиковыми рощами, так и население разделено на кочевников и оседлых людей. Хотя их число примерно одинаково, всего от десяти до двенадцати тысяч, само собой разумеется, что эти последние подчиняются другим.
То же самое относится ко всей группе пастухов, известных как Галла Маси и Вахума.
Хотя различия во владении значительны, у них мало рабов как служащего класса. Они представлены народами низшей касты, которые живут обособленно и обособленно от них. Именно пастушество является основой семьи, государства, а вместе с тем и принципа политической эволюции. На этой обширной территории, между Скехоа и ее самыми южными границами, с одной стороны, и Занзибаром, с другой, не обнаруживается сильной политической власти, несмотря на высокоразвитую социальную артикуляцию.
В случае, если страна не приспособлена к крупномасштабному выпасу скота, как это было повсеместно в Западной Европе, или если менее воинственное население могло предпринять попытку восстания, толпа лордов становится более или менее постоянной, занимая либо крутые склоны, либо стратегически важные точки для своих лагерей, замков или городов. Из этих центров они управляют своими «подданными» главным образом с целью сбора дани, не обращая на них внимания в остальном. Они позволяют им управлять своими делами, совершать свои религиозные обряды, разрешать свои споры и корректировать свои методы внутренней экономии.
Их автохтонная конституция, их местные чиновники, по сути, не вмешиваются.
Если Франц Буль правильно сообщает, это было началом правления израильтян в Ханаане. Абиссиния, эта великая военная сила, хотя на первый взгляд может показаться вполне развитым государством, однако, по-видимому, не продвинулась дальше четвертой стадии.
По крайней мере Ратцель утверждает,
Основная забота абиссинцев состоит в дани, в которой они следуют методу восточных монархов в древности и современности, который не должен мешать внутреннему управлению и отправлению правосудия подчиненные им народы.
Лучший пример четвертого этапа можно найти в ситуации в древней Мексике до испанского завоевания:
Конфедерация под руководством мексиканцев имела несколько более прогрессивные идеи завоевания. Были уничтожены только те племена, которые оказали сопротивление. В других случаях побежденных просто грабили, а затем требовали платить дань.
Следует отметить, что нельзя говорить об этом как о состоянии в каком-либо собственном смысле. Ратцель показывает это в примечании, следующем за вышеизложенным:
Несомненно, что различные точки, находившиеся в подчинении у воинов Монтесумы, были отделены друг от друга участками еще не завоеванной территории. Состояние очень похоже на правление хова на Мадагаскаре. Нельзя сказать, что рассеяние по земле нескольких гарнизонов или, еще лучше, военных колоний является признаком абсолютного господства, так как эти колонии с большим трудом удерживают в подчинении полосу в несколько миль.
Логика событий быстро напирает с четвертой на пятую стадию, и формирует почти полностью полное состояние. Между соседними деревнями или кланами возникают ссоры, которые сеньоры уже не разрешают воевать, так как это ослабило бы способность крестьян к службе. Лорды берут на себя право выступать в качестве арбитра и, в случае необходимости, приводить в исполнение свое решение. В конце концов получается, что при каждом «дворении» деревенского царя или вождя рода есть официальный заместитель, осуществляющий власть, а вождям позволено сохранять видимость власти. Государство инков показывает в первобытном состоянии типичный пример такого устройства.
Здесь мы видим, что инки объединились в Куско, где у них были свои родовые земли и жилища. Однако представитель инков, Тукрикук, проживал в каждом округе при дворе туземного вождя. Он
руководил всеми делами своего округа; он собирал войска, следил за доставкой дани, отдавал приказы о принудительных работах на дорогах и мостах, следил за отправлением правосудия и, короче говоря, надзирал за всем в своем округе.
Те же институты, которые были разработаны американскими охотниками и пастухами-семитами, встречаются и среди африканских пастухов. В Ашанти система Тукрикук развивалась типичным образом; а дуалла установили для своих подданных, живущих в сегрегированных деревнях, «институт, основанный на завоевании на полпути между феодальной системой и рабством».
Тот же автор сообщает, что конституция бароце соответствует самой ранней стадии средневековой феодальной организации:
Их деревни… как правило окружены кольцом деревень, где живут их крепостные. Они возделывают поля своих господ в непосредственной близости, выращивают зерно или пасут скот.
Единственное, что здесь нетипично, состоит в том, что лорды не живут в изолированных замках или залах, а селятся в деревнях среди своих подданных.
От инков до дорийцев в Лакедемоне, Мессении или Крите лишь очень маленький шаг; и не большее расстояние отделяет фульбе, дуалла и баротсе от сравнительно жестко организованных феодальных государств африканских негритянских империй Уганды, Уньоро и т.
д.; и соответствующие феодальные империи Восточной и Западной Европы и всей Азии.
Во всех местах одни и те же результаты вызываются силой одних и тех же социально-психологических причин. Необходимость содержания подданных в порядке и в то же время поддержания их полной трудоспособности ведет шаг за шагом от пятого к шестому этапу, на котором государство, обретая полную внутринациональность и путем эволюции «национальности ,» развита во всех смыслах.
Все чаще и чаще возникает потребность вмешиваться, смягчать трудности, наказывать или принуждать к повиновению; и, таким образом, выработать привычку к правлению и обычаи правительства. Две группы, вначале разъединенные, а затем объединенные на одной территории, сначала просто лежат рядом друг с другом, затем рассеются одна через другую, как механическая смесь, как это употребляется в химии, пока постепенно не станут более и больше о «химической комбинации». Они смешиваются, объединяются, сливаются в единство в обычаях и привычках, в речи и богослужении.
Все к северу и востоку от Хорасана, хотя и номинально находилось под персидским владычеством, в течение десятилетий принадлежало скорее туркменам, джомудам, гокленам и другим племенам пограничных равнин, чем персам. Текинзы таким же образом разграбили все участки от Кивы до Бухары, пока другие туркменские племена не были успешно окружены либо силой, либо коррупцией, чтобы действовать как буфер. В истории можно найти и другие бесчисленные примеры цепи оазисов, протянувшейся между Восточной и Западной Азией непосредственно через степи ее центральной части, где с древних времен китайцы пользовались преобладающим влиянием благодаря своему владению всеми важными стратегическими центрами. например, оазис Чами. Кочевники, прорвавшиеся с севера и юга, постоянно пытались высадиться на эти острова благодатной земли, которые им должны были казаться островами Блаженных. И каждая орда, нагруженная добычей или бегущая после поражения, была защищена равнинами. Хотя самые непосредственные угрозы были предотвращены продолжающимся ослаблением монголов и фактическим господством Тибета, тем не менее последнее восстание дунган показало, как легко волны подвижного племени разбиваются об эти островки цивилизации.
Только после уничтожения кочевников, невозможного, пока в Средней Азии есть открытые равнины, может быть окончательно обеспечено их существование.
Хотя этот балласт, возможно, лишил их скорости, он увеличил их импульс. Испуганных жителей гнали перед собой, и они волной накатывались на покоренные страны, поглощая их богатства. Поскольку они везли с собой все, их новые жилища были оборудованы всем их имуществом, и, таким образом, их последние поселения имели этнографическое значение. Таким образом мадьяры наводнили Венгрию, маньчжуры вторглись в Китай, турки в страны от Персии до Адриатики.
Кочующие племена кафиров хлынули опустошительными потоками в плодородные земли Замбези и до высокогорья между Танганьикой и побережьем. Здесь они встретили авангард Ватуси, волну извержения Хамите, идущую с севера. Бывшие жители этих районов были либо истреблены, либо в качестве крепостных обрабатывали земли, которыми они прежде владели; или они все еще продолжали сражаться; или же они остались нетронутыми в поселениях, оставленных на одной стороне потоком завоеваний.
Побежденное племя управляло собой, как и прежде, через своих чиновников. Иначе обстояло дело в Перу, где после первого нападения образовалась компактная империя. В Мексике запугивание и эксплуатация были единственными целями завоевания. И так получилось, что так называемая Мексиканская империя во время завоевания представляла собой просто группу запуганных индейских племен, чьей федерации друг с другом мешал их страх перед грабительскими экспедициями из какой-нибудь неприступной крепости в их среде.
